Приглушенный голос из-под моего пальто продолжает:

— Вернемся, Маринетт.

— Нет.

Мой голос охрип от холода и слез, которые я сдерживала до того, как задремала. У меня все шансы сильно простудиться к завтрашнему дню, но неважно.

Снежинки бесшумно кружатся, и от этого слишком знакомого зрелища у меня колет сердце. Я выпрямляюсь и отряхиваю капюшон, вытираю влажное ледяное лицо.

Мобильник в кармане вибрирует: сообщение от мамы. Она спрашивает, собираюсь ли я сначала зайти домой или же прямо пойти к Алье на ее вечеринку «после празднования». Я колеблюсь с ответом. Не знаю, что ей сказать. Хотя я и устроилась в нескольких шагах от дома, у меня нет желания возвращаться в помещение.

И я всё еще не выполнила поставленную перед собой цель. Последнюю — худшую? — за этот бесконечный день.

Почти против воли я приоткрываю пальто и встревоженно смотрю на закрытую сумочку. Я несколько дней не решаюсь облегчить совесть. Но давно пора.

Будь, что будет.

— Сейчас вернусь. Но сначала я хотела сказать тебе, что… что мне жаль.

Сумочка остается безнадежно немой. Я сглатываю и заставляю себя продолжить:

— Не только из-за сегодняшней ночи… Я сожалею обо всем, что произошло за последние недели. С их планами по празднованию, я потеряла почву под ногами. Я… Я вела себя как эгоистка. Я не единственная, кто страдает, но я постоянно об этом забываю. Просто… это так больно.

Я с большим трудом сдерживаю всхлип, злясь на саму себя.

— Я знаю, что не должна была так думать, но… но мне не удается выбросить эту мысль из головы. Почему я выжила, тогда как…

Нет. Настоящий вопрос, настоящая мерзость того, что я чувствую…

— Почему я? Почему ты, а не…

Мне не хватает слов. Даже год спустя мне не удается произнести это имя.

— Почему ты еще здесь?

Вот. Я, наконец, сказала вслух! И бывают мгновения, когда мне мучительно стыдно. Смертельно больно. Эта грусть, эта обида, они уже год пожирают меня. Если бы я могла начать всё сначала, если бы я могла изменить то, что произошло в Лувре…

Я чудовище, вот правда.

Потому что мне тебя не хватает. Мне так тебя не хватает!

До такой степени, что временами я хотела бы тоже умереть, только бы не чувствовать всего этого. До такой степени, что некоторыми ночами я даже мечтала…

…что кто-то другой умирает вместо тебя. А ты остаешься здесь, со мной!

Сумочка со щелчком открывается. Из полумрака меня молча пронзает сверкающий взгляд. Я вдруг начинаю жалеть о каждом своем слове. Я всё испортила.

Снова.

— Я тоже, Маринетт. Я тоже злюсь на тебя.

Высокий голос становится тверже, наполненный сдерживаемыми рыданиями:

— Для меня тоже не проходит и дня без вопроса: почему я всё еще живу. Или почему выжила ты. Если бы можно было вернуться назад и обменяться ролями. Если бы только можно было… уйти вместо!

Глаза сверкают горечью, а потом закрываются.

— Пережить — это хуже всего. И еще хуже, когда приходится оставаться с тобой. С тобой, которой повезло быть здесь. Повезло выжить.

Голос затихает. Тяжело дыша, я чувствую, как горячие слезы текут по моим щекам. Я медленно осознаю, что всё это означает.

Мне без конца повторяют, что я должна быть благодарна за то, что еще жива. Что нормально оплакивать умерших, но пора уже двигаться дальше и переключиться на другое. Что именно этого умершие, вероятно, желали бы для нас, спасшихся, выживших. Что это значит почтить их память, уважать их волю.

Мне говорили, что нормально винить себя за то, что выжила. Но никогда, никогда мне не говорили, что нормально злиться на других за то, что они еще живы. И никогда я не осмеливалась в этом признаться. Мне было слишком стыдно…

До сегодняшнего дня. До этого мгновения.

— Со мной то же самое, Маринетт. Обида на тебя жила в моей душе…

Я съеживаюсь на скамейке, сотрясаемая немым рыданием. Голос едко продолжает:

— И всё еще живет. И думаю, я еще больше ненавижу себя за это, поскольку на самом деле никто не виноват. Ни ты, ни я. И всё же я злюсь на тебя. А значит, и ты имеешь право злиться на меня. Ты же злишься на меня?

За горечью и глухой яростью я различаю грусть и даже мольбу. Значит, не одна я до такой степени сожалею о происшедшем. Не одна я испытываю такую обиду, такую ненависть, глупую и иррациональную, к себе самой и к тому, что я выжила. К тому, что мы выжили.

Я не одна!

Икая, я запускаю руку в сумочку. На моей ладони, затянутой в перчатку, квами дрожит, как я. На грани нервного срыва, но с облегчением я прижимаю маленькое существо к щеке. С забавным, бесконечным облегчением.

Прошлогодняя резня… Всё произошло в основном по моей вине. И хуже того, я выжила. Я выжила, мы выжили. И не только я нахожу это несправедливым. Эгоистичным. Непростительным.

— О, Плагг, прости меня! Прости за всё!

Вместо ответа он молча прижимается к моему лбу. Я чувствую, как давит на шею черный шнурок и Кольцо, которое висит на нем уже год, навсегда деформированное.

Они тоже были тесно связаны, по-своему неразлучны. Поэтому только Плагг может понять, что я сегодня чувствую.

— Прости, Плагг. Прости!

Он принимается мурлыкать, и это мне напоминает то самое жужжание, которое прежде так успокаивало меня.

Твое жужжание!

Плагг. Тот, кто выжил. Тот, кто по этой причине должен ненавидеть меня так же сильно, как ненавидит себя.

Тот, кто, однако, отчаянно держится за меня уже год, как и я ловлю себя на том, что не могу отдалиться от него, несмотря на всю мою глупую обиду и перепады настроения.

Плагг, дрожа, прячется в изгибе моей шеи. Удивленная таким порывом с его стороны, я позволяю ему, съежившись на скамейке, равнодушная к снегу, который становится всё более густым. Когда он издает глухой писк, который слишком напоминает мне собственные приглушенные рыдания прошлой ночью, я в свою очередь разражаюсь слезами.

Мы всегда справлялись с горем каждый по-своему, каждый в своем углу, более-менее молча. Но впервые за год мы плачем вместе.

День + 365…

...День 0. Час 0.

2WEI – In the end (official Linkin Park Epic Cover) (беспрерывно)

https://youtu.be/XtkCkMwmqVU?t=135

С ней всё хорошо. Сосредоточься.

Я во весь дух бегу к пропасти. Почва вздрагивает через равные промежутки времени.

Могло быть и хуже. Но с ней всё хорошо. Беги, она рассчитывает на тебя.

Я едва успел оставить ее, а страх уже терзает меня. Я снова и снова вижу черную фигуру с красными татуировками, которую с трудом можно назвать человеческой, которая вдруг без предупреждения рухнула. Прожилки, до той поры сияющие, почти все вдруг потускнели. Эбеновая кожа, ставшая серой и пыльной, пористой, как дерево, превратившееся в пепел после того, как несколько раз прошло через огонь. Две пары глаз, пустых и погасших, которым понадобилось столько времени, чтобы отреагировать на мой зов…

Я в самом деле поверил. Что она…

В полумраке коридора я спотыкаюсь и лечу кувырком среди обломков. В ужасе вскакиваю на ноги.

Сосредоточься, проклятье!

Она отменила трансформацию. Она освободила Плагга и Тикки, она истощена, но она в надежном месте и оправится! И Тикки заботится о ней. Теперь моя очередь, и я знаю, что мне остается сделать!

Я бросаю взгляд на ключ, который сжимаю в руке. Занимается заря, и в бледном сером свете мое сердце пропускает удар: ладонь и рука у меня испачканы кровью. Но я знаю, что это не моя кровь. Это кровь Маринетт. Оставшаяся на моих руках, когда я нес ее. Где она была ранена? В полумраке подземного помещения я ничего не заметил!

«Мой друг и… мой лучший друг».

Ее образ преследует меня. Я слышу ее бесплотный голос, ее сбивчивые слова. Я отдал бы что угодно за возможность вернуться обратно!

Я увеличиваю скорость и прокладываю себе путь среди обломков, которые загромождают выход из подземелья. Дождись меня, моя Леди! Как только смогу, я вернусь за тобой. Я отнесу тебя в больницу, и они вылечат тебя, и всё закончится!