Наконец он позволил себе взглянуть на лицо Каса.

Он смотрел долгое время.

«Он создан для полета, — подумал Дин. — Так написано в книге. Ангелы созданы для полета, такова их суть. Надо это принять. Он всегда был у меня лишь на время».

Дин наклонился и поцеловал Каса в шею. Кас не проснулся.

— Я только хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — прошептал ему Дин. Он начал втирать маринад в следующее перо. — Я хочу, чтобы ты полетел. И куда бы ты ни отправился после, я буду за тебя счастлив. Я только хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Потому что я тебя люблю, ангел, понятно? Ты слышишь, Кас? Правда.

Пенек, которым он занимался, должно быть, как раз вырос достаточно за день, потому что вспыхнул этим странным золотистым светом. И следующий вспыхнул, и следующий. Каждый раз Кас вздыхал во сне. Когда Дин закончил с левым крылом, он перешел к правому и начал заново. Пока не заныла спина, не устали руки и не заболела голова, он продолжал обрабатывать крыло: пенек за пеньком. И каждый пенек вспыхивал этим прелестным золотистым светом.

========== Эпилог. 5. Созданный для полета ==========

Дин старался сосредоточиться на «Физиологии ангелов», но слова расплывались у него перед глазами. Становилось поздно. Он вздохнул и уронил голову на стенку эйри, глядя в темные окна и пробегая рукой по волосам Каса.

Кас лежал на животе рядом с Дином. Как обычно, несмотря на то, что он был практически в коме, его крыло было наброшено на ноги Дина, одной рукой он обнимал Дина за талию, а пальцами другой запутался в его рубахе. Дин уже привык тому, что Кас был к нему «приклеен», как называл это Сэм. Так было даже хорошо. Хорошо по разным причинам: в частности, потому что так Дину было очень просто за ним следить. Дин чувствовал, насколько быстро и глубоко Кас дышал (каждый его выдох Дин ощущал у себя на талии, так что судить было просто). И мог держать руку у него на голове и чувствовать, насколько она горячая.

Сейчас лоб Каса казался умеренно горячим. «Наверное, все еще за 39», — предположил Дин. Весь день после ночного кризиса они боролись с опасностью перегрева организма Каса; но капельница Сары с аминокислотами и холодные полотенца, похоже, помогали. Дин даже начал надеяться, что, может быть, Кас переживет день без катастроф. И, если повезет, завтра вернется Сэм с еще одной-двумя ангельскими слезами. (Во второй половине дня Сэму наконец удалось связаться с неуловимой хиппи-бабушкой, и он спешно умчался в ночь, чтобы попытаться договориться о покупке слезы).

Если Сэму все удастся, может быть, это даст Касу еще день-два.

Все они знали, что ему оставалось выдержать всего дня три.

Конец был уже почти виден.

Почти.

Дин взглянул на Сару, которая свернулась вместе с Мэг на ближайшей кушетке, — они обе спали. Дин улыбнулся, глядя на них: хорошо было знать, что медицинская помощь рядом. И даже присутствие Мэг каким-то образом помогало. Ее слышное урчание казалось хорошим знаком.

Он снова погладил лоб Каса и перевернул страницу в книге Шмидт-Нильсена к цветным вкладкам. Ему казалось, он прочитал весь текст уже тысячу раз и видел иллюстрации крыла так часто, что мог бы воспроизвести их по памяти, но он все равно время от времени пролистывал книгу заново, ища крупицы информации, которые мог пропустить ранее. Вся книга была уже испещрена клейкими бумажками и закладками, покрытыми каракулями Дина — заметками, мыслями, вопросами.

«Не помешает посмотреть еще раз, — продумал Дин. — На всякий случай». Он пролистал иллюстрации еще раз, проверяя свои заметки.

Он задержался на цветной вкладке 8Б. Легенда гласила: «Ангельское крыло со свежевыросшими перьями (в смертной форме на человеческой оболочке) — дорсальная и вентральная поверхности».

Дин уже изучал иллюстрацию раньше. Он всегда смотрел на нее немного неохотно: казалось, можно сглазить, если позволить себе слишком откровенно надеяться, что крылья Каса скоро приобретут такой же чудесный вид. Но сейчас Дин задержался на иллюстрации. Их, на самом деле, было две: одно и то же расправленное крыло было изображено сзади и спереди («дорсальная» и «вентральная» стороны, как гласила подпись). К этой иллюстрации у Дина давно уже была приклеена бумажка с нацарапанными вопросами о количестве первостепенных, второстепенных и плечевых перьев — как оказалось, их число у разных типов ангелов могло варьироваться.

Дин взглянул на заметку и понял, что вопросы потеряли смысл: теперь Дин наизусть знал число перьев у Каса. «Да у меня все эти перья теперь в сундуке сложены, — подумал он. — Я могу сам сосчитать, если нужно». (Так уж случилось, что у Каса было такое же количество первостепенных, второстепенных и плечевых перьев, как и на крыле на иллюстрации.)

Дин отлепил бумажку со страницы, смял ее одной рукой и бросил в мусорную корзину неподалеку.

Когда он снова взглянул в книгу, рассеянно поглаживая крыло Каса, он заметил, что бумажка закрывала собой незначительную часть иллюстрации. Она скрывала из виду фрагмент человеческой оболочки, на которой были крылья, — шею и лицо какого-то африканца.

Дин всмотрелся в лицо ангела, гадая, погиб ли тот при падении, как многие другие.

Он наклонился ближе к рисунку. Лицо мужчины казалось слегка знакомым.

Нет, не лицо. Лицо было незнакомым. И цвет кожи был незнакомым, и костная структура. Знакомым было выражение его лица. Этот ровный, прямой взгляд. Слегка печальный вид…

Голубые глаза. У африканца!

И едва заметный наклон головы.

Рука Дина замерла у Каса на крыле.

— Да быть этого не может… — пробормотал он, глядя то на Каса, то на картинку. Он посмотрел на белые крылья на иллюстрации, потом на иссиня-черные первостепенные перья на своих коленях.

Дин в растерянности сидел над вкладкой еще несколько минут, пока не сообразил пролистать книгу в конец и прочитать раздел «Благодарности».

***

БЛАГОДАРНОСТИ

В первую очередь мы хотели бы выразить особую признательность серафиму Кастиэлю, который, практически единственный из всех серафимов, с кем мы связались, оказался дружелюбно настроен к людям и согласился с нами пообщаться, проявив, наверное, не меньшую любознательность в отношении людей, чем мы — в отношении серафимов. В нескольких содержательных беседах серафим Кастиэль разъяснил для нас многие аспекты ангельской физиологии и поведения, которые иначе оставались бы трудными для постижения. Более того, именно крылья и перья Кастиэля проиллюстрированы на вкладках 4-9. Мы глубоко благодарны ему за то, что он позволил нам увидеть настоящие ангельские крылья и, хотя наша просьба его явно смутила и привела в замешательство, согласился дать нам их зарисовать. Покорно благодарим его за терпение.

***

Дин уставился на абзац. Потом пролистал книгу обратно к цветной вкладке 8Б.

— Ого. Ого, Кас… господи, это… это… ты, Кас?

Дину даже в голову не приходило, что иллюстрации — и книга в целом — могут иметь какое-то отношение лично к Кастиэлю.

Цветная вкладка 8Б оказалась единственной, где было изображено лицо человека, и Дин всматривался в него несколько долгих минут. Конечно, тогда у Каса была другая оболочка. Было очень странно видеть его с другим лицом.

И все же каким-то образом он был узнаваем и в этом лице.

«Что-то в его взгляде», — подумал Дин. Была ли голубизна глаз все время, даже сейчас, частью истинной сущности Кастиэля? Но дело было не только в цвете: выражение в глазах зарисованного человека было таким… характерным для Кастиэля.

И его крылья тогда…

Снежно-белые. Безупречно белые. Чистейше, сияюще белые. Ни черного перышка, конечно: нетронутые адским пламенем. Дин сглотнул при виде наглядного подтверждения тому, чего стоило Кастиэлю это спасение из Ада.

И никакого серого.

Дин пролистал назад к другим вкладкам, где были изображены различные части крыла в более крупном масштабе. Белые первостепенные перья. Одно белое перо крупным планом. Диаграмма белых маховых перьев. Сплошь белый…