– Меня могут вызвать в какое-нибудь правительственное учреждение и начнут задавать вопросы. Вы же не хотите при этом присутствовать?

– Им меня не запугать. Кишка тонка – отобьюсь от самого хитроумного. И кроме того, если мы будем вдвоем, вы не станете казаться таким подозрительным.

– Я не кажусь подозрительным.

– Кажетесь. Вам нужна спутница на завтрашний день. Соглашайтесь.

– Ну хорошо. Только не забывайте, почему вы это делаете, и еще помните: я обыкновенный турист, который по каким-то причинам оказался в поле зрения местных властей. И не более.

– Понятно.

Оркестр сделал паузу. Сьюзан взяла меня за руку и повела к столику. Достала из кейса ручку и стала писать на коктейльной салфетке.

– Это мой домашний номер, если потребуется. Встретимся в вестибюле в восемь.

– Не рановато?

– Как раз, чтобы успеть на службу в половине девятого.

– Я не хожу в церковь.

– А я хожу – каждое воскресенье, хотя не католичка. К этому обязывает положение иностранки. – Сьюзан встала. – Если вас не окажется в вестибюле, наведаюсь в столовую. Не будет и там, позвоню в номер. Не ответите, я знаю, с кем связаться.

– Спасибо, – поблагодарил я и тоже встал. – Я провел прекрасный вечер.

– Я тоже. – Она подхватила атташе-кейс. – Признательна за ужин. Завтра угощаю я.

– Договорились.

Сьюзан медлила. Она постояла еще и заглянула мне в глаза.

– Я знаю несколько мужчин вашего возраста – они работают здесь. И познакомилась с несколькими другими, которые приезжали во Вьетнам. Все они вернулись сюда, чтобы что-то найти или, может быть, потерять. Я способна понять – это суровое дело. Но для людей моего поколения Вьетнам – страна, а не война.

Я промолчал.

– Спокойной ночи, Пол.

– Спокойной ночи, Сьюзан.

Я посмотрел ей вслед, пока она шла к дверям крытой части ресторана. Потом взглянул на салфетку, запомнил номер ее домашнего телефона, а салфетку скомкал и бросил в кофейную чашку.

Да, красивый вечер, повторил про себя я. Теплый ветер шуршал листвой. Оркестр играл "Парк Макартур". Я закрыл глаза.

Давным-давно, когда Вьетнам был войной, а не страной, я тоже помнил такие вечера: светили звезды, и бриз шевелил ветви. Но были и другие вечера: листва шуршала, хотя не было никакого ветра. И раздавались удары бамбуковых палок, которыми противник подавал себе сигналы. Переставали квакать древесные лягушки, улетали куда-то птицы, и даже насекомые словно замирали. Ты ждал в смертельной тишине. Останавливалось дыхание, но сердце стучало так громко, что ты боялся, как бы его не услышали. А стук бамбуковых палок все приближался, и шуршала листва в безветренной ночи.

Я открыл глаза и еще немного посидел. Сьюзан не допила полбутылки пива, и я отхлебнул из горлышка, чтобы промочить пересохший рот. Сделал глубокий вдох, и война отступила. Я стал думать о завтрашнем дне.

Я принес газету в номер. Лампа, свидетельствующая о поступлении на мое имя сообщений, не горела. И конвертов никаких не было. Снежный шарик исчез с кровати. Убиравшая постель горничная положила его на стол.

Я сел за стол и развернул "Интернэшнл геральд трибюн", где был напечатан наполовину решенный кроссворд из "Нью-Йорк таймс". Некоторое время разглядывал его, пока не заметил птичку рядом с числом 32. Раскрыл путеводитель "Лоунли плэнет" на карте Хюэ и сверился с цифровым ключом.

Оказалось, что числом 32 обозначался Зал мандаринов в расположенном в стенах Цитадели старого города императорском дворце.

Там я должен был встретиться со связным в полдень назначенного дня. Он или она из местных – это все, что я знал.

Если я опаздывал на встречу или ко мне никто не приходил, предусматривалось другое время – два часа дня – и другое место. Оно определялось перестановкой цифр в числе 32. Я заглянул в цифровой ключ: под номером 23 значилась императорская библиотека, которая находилась в святая святых дворца – месте под названием "Красный запретный город".

Третий вариант – в четыре часа – представлял собой сумму 3 и 2. Этим местом оказался исторический храм Чуаба за стенами Цитадели.

Если связной не появлялся и там, мне надлежало возвращаться в отель и ждать новых указаний. И быть готовым по первому требованию покинуть страну. Все это мне казалось немного мелодраматичным, но, видимо, было необходимо. И еще мне не нравилась перспектива доверяться вьетнамцу, но оставалось надеяться, что в Вашингтоне понимали, что делали.

Я расставил в кроссворде несколько новых галочек, вписал несколько новых слов и убедился, что госпожа Уэбер ответила на несколько действительно трудных вопросов. Явно смышленая дама. И явно со своим интересом. Или чьим-нибудь еще.

Завтра предстоял занимательный день.

Я вышел из лифта в гостиничный вестибюль в десять минут девятого.

Госпожа Уэбер сидела па стуле под пальмой и читала газету, положив ногу на ногу. На ней были черные широкие брюки и кроссовки. Подойдя ближе, я разглядел название газеты: "Вьетнам экономик таймс" на английском языке.

Она отложила газету и встала, и я заметил, что на ней облегающая красная шелковая рубашка с короткими рукавами и оранжевым воротом. На шнуре на шее висели темные очки. На талии, ближе к заднице, – смешной нейлоновый кошелек.

– Доброе утро. Я уже собиралась вас искать.

– Я жив и здоров.

– Вчера я, кажется, выпила лишнего, – извинилась она. – Если так, прошу прощения.

– Я был не в том состоянии, чтобы судить, – отозвался я. – Только оценил прекрасную компаньонку за ужином.

– Как мне нравится разговаривать с людьми из дома.

Госпожа Уэбер держалась холоднее, чем накануне, что было вполне объяснимо. Стоит отнять спиртное, музыку, свечи и звездное небо, и люди становятся сдержаннее, даже если их вчерашнее свидание закончилось в постели.

Я был в традиционных брюках хаки, но вместо рубашки-гольф в рубашке с короткими рукавами. И поэтому спросил:

– Я нормально одет для церкви?

– Вполне. Вы готовы?

– Только позвольте избавиться от ключей. – Я подошел к конторке и отдал портье ключи от номера.

– Для меня нет сообщений?

Он заглянул в мою ячейку.

– Нет, сэр.

Я повернулся и направился к двери, где меня ждала Сьюзан. Дело с паспортом начинало нервировать. Манг прекрасно знал, что я завтра уезжаю и что не могу оставить Сайгон без документа.

– Я вижу, вы так и не получили назад свой паспорт, – посочувствовала Сьюзан, когда я к ней присоединился. – Ничего, сегодня вернут. Они ведь знают, что вы завтра отбываете.

– Рассчитываю забрать его в штаб-квартире гестапо.

– Обычно документы возвращают в гостиницу. Или сообщают, где получить в аэропорту. Но последнее означает, что вы отправитесь домой раньше, чем рассчитывали.

– Я согласен, хотя и не признавался в этом.

– А виза при вас? – спросила Сьюзан.

– В гостинице.

Она немного подумала и продолжала:

– Надо всегда иметь при себе ксерокопии паспорта и визы.

– Имел, – сообщил я. – Но полиция стащила их из моей сумки в аэропорту.

– Вот как? – удивилась она. – Ну хорошо, я сделаю для вас ксерокопию визы. – Сьюзан подошла к портье и что-то сказала ему по-вьетнамски. Портье порылся в конторке и что-то ответил. – Вашу визу забрала полиция, – перевела она, вернувшись ко мне.

Я ничего не сказал.

– Но из-за этого не стоит беспокоиться.

– Почему?

– Это обычное явление. Никто не собирается вас задерживать. Пошли?

Мы вышли из отеля. На улице мне показалось жарче, чем вчера. Движение в воскресенье было свободнее, чем в будний день. Но велосипедов и велорикш не меньше.

Сьюзан дала швейцару доллар и направилась к красному мотоциклу. Но прежде чем сесть в седло, достала из сумки на заднице сигареты и закурила.

– Мне надо затянуться, перед тем как тронуться. И вам может захотеться, когда мы приедем.