Глаза уже сами отыскивали ту травку, стебелёк которой, пусть такой тоненький, такой маленький, но такой сочный и сладкий. И он, завидуя травоядным: слонам, быкам, лошадям – всем, кому для полноценной жизни, достаточно растительного корма, срывал стебельки и тщательно жевал их, высасывая микроскопические дозы влаги. И когда он видел где-то скопление зелёных трав, то поворачивал и шёл к ним и рвал и жевал. Так он набрёл на зелёную полянку, и ему удалось собрать целый пучок стебельков и разжевать их белые кончики и проглотить целый комок влажных волокон. И это было необычайно вкусно. И питательно – уговаривал он себя.

Но это задерживало его, отнимало драгоценное время видимого. И он торопился и, корректируя курс по своей тени, шёл дальше. В небе не было ни одного облачка, голубизна небосвода пугала своей безмерностью, раскаленный воздух замер в безветрии. Замер воздух, замерли мысли, замерло время, замерло расстояние – жизнь замерла. Солнечные лучи, беспрепятственно пронзая космическое пространство, врезались в землю, и энергия этого столкновения выплёскивалась температурой – непереносимым жаром. Миражи вдалеке своими галлюциногенными бликами рассеивали реалистичность происходящего. Глаза слепило до рези, и идущий всё ниже надвигал козырёк-воротник на глаза и смотрел всё ближе перед собой. Под палящими прямыми лучами испарились и эмоции, осталось одно желание – спрятаться куда угодно от этого жара. Такие привычные и такие естественные жалюзи и кондиционер дома, климат-контроль в машине, сплит-система в офисе, в ресторане, в клубе, в магазине, холодные напитки на каждом шагу, со льдом, с газом и без, прохладный душ – теперь казались сказочными чудесами. Вот он здесь, один на один с жарой и весь он в её власти и никак, ни на один градус повлиять он не может; ни спрятаться, ни как-то заслониться, ни куда-то укрыться, ни убежать он не может, нет такой возможности. И это делает его беззащитным, беспомощным. Вырыть норку, как зверёк он не может, соорудить хоть какой-то шалашик или зонтик не из чего. И он ошалелый, в полубреду продолжал идти и идти. И галлюцинации миражей начинали проникать в сознание. Может быть, это какой-то сбой какой-то матрицы? – мерещилось ему – а может чей-то розыгрыш или какой-то эксперимент? Может, всё же, он уснул за рулём, а его переместили куда-то или вокруг нагромоздили какие-то декорации? Может это какое-то новое реалити-шоу и он помещён в виртуальную реальность? Может всё, что он сейчас видит, это какая-нибудь голограмма. Может в небе за ним сейчас наблюдает дрон, а вон за тем бугром притаилась съёмочная группа и режиссёр, всматриваясь в монитор, наводит крупный план. И миллионы зрителей сейчас, попивая холодное пиво в прохладе своих домов, следят за его мучениями. А ведущий нагоняет жути, пытаясь вызвать у них эмоции, и кто-то говорит – какая чушь – и переключает канал или сайт. Но тут же за бугром, рядом с фургоном продюсера, обязательно стоит машина скорой помощи. И опытный медик, внимательно наблюдает за мытарствами героя, и в крайний момент обязательно прервёт экзекуцию и поспешит на помощь. Запущенные фантазией бредовые сюжеты возникали сами собой и, завладевая воображением, вытесняли остатки здравомыслия и он, очумелый, шёл, уже не понимая куда, откуда и зачем он идёт.

Но вот впереди, у самого горизонта проступило что-то высокое и тёмное. Идущий, щурясь, вгляделся, стараясь рассмотреть сквозь блики раскалённого воздуха, что это может быть. Непонятно что, но определённо, впереди что-то обозначилось тёмной полосой. Он прибавил шагу. Это может быть шоссе и посадки вдоль него, может железная дорога или дома, сады… Что угодно, лишь бы была тень. Он шёл прямо к этому темнеющему объекту. Шёл и шёл и опять не мог понять: приближается он к цели или нет? В темноте он путался от отсутствия ориентиров, но в ослепляющем сиянии света было также трудно определить расстояние – всё вокруг казалось блистающим безмерным зеркалом; одинаковые пучки трав, такие же колючки, однотипные кочки, однородная почва на неуловимые расстояния… А если и удавалось где-то впереди рассмотреть что-то отличное по цвету и высоте, то по мере приближения всё сглаживалось, цвета и рельеф расплывались, и под ногами и вокруг оказывалась всё та же ровная степь. От этого возникало ощущение тупика; от ощущения тупика в ничем неограниченном пространстве возникал ступор сознания. Земля до начала времён или он, выпавший из времени, или время перескочило по земле, а он остался или земля поглотила время, а он застрял в нигде… Степь, равнина, пустыня, дикий край – край, не имеющий края, бескрайний край, крайне жаркий край, край на краю земли, земля без края…

В обычный свой день к этому часу он уже переделывал массу дел, контактировал с массой людей. Множество реальных, конкретных дел разного уровня значимости; от конкретных сделок с перемещением товара и получением прибыли, до мелких покупок, от принятия решений, до пустых разговоров, от важных звонков до простого общения. И делая всё это, он всегда стремился успеть как можно больше, как можно быстрее; старался впихнуть в единицу времени максимум содержания, проку и выгоды. Но вот сегодня прошло полдня – он прошёл полдня – и он не сделал ничего – и это другое время! Ничем, кроме шагов не измеренное время – но шаги-то эти не привели никуда, результата нет! Нет никакого ни толку, ни проку, никакого продукта, ни от шагов ни от часов – это другое измерение.

Он всматривался и всматривался вперёд, стараясь увидеть хоть что-то, хоть чем-то, хоть как-то выделяющееся на этой однообразной глади. Но через какое-то время от этого напряжённого вглядывания начинало казаться, что миражи изображают не только райские оазисы с разливами вод, но и пышные сады со спелыми яблоками с дворцами и слонами… И опять всплывала какая-то ахинея о каких-то порталах, провалах, перемещениях во времени и пространстве, параллельных мирах и измерениях и прочая дичь. «А вдруг я вообще один на всей планете – бредилось ему – может я сгорел там, в машине и вот теперь появился вновь здесь. А пока меня не существовало, наступил конец света или великий потоп и всё и всех смыло. И вот прошли миллионы лет, и вот я появился заново, на омытой, опустошённой Земле. Появился один, самый первый человек, как Адам. И вот мне предстоит начать всё с начала. Начать осваивать Землю, основать цивилизацию. Бред? Попробуй, опровергни, доказав, что этого не может быть – вызывал он кого-то на спор. Докажи, что я не один на всей Земле, докажи, что это не так, убеди, что я сейчас не один в этом мире. Адам, вроде бы в саду Эдемском появился? Да, но полез куда-то не туда – и вот я здесь. Может в аду»? Путник даже с изумлением посмотрел кругом. Нет, не надо сгущать краски – постарался он отогнать фантазии – степь, как степь – и шёл дальше. Но скоро диалог в голове на каком-то альтернативном уровне сознания вновь продолжился. «Я сейчас могу утверждать и объявлять всё, что угодно и никто никак и ничем опровергнуть, доказав мне противное не может. И вообще, как понять, что я сейчас, это тот самый я? Я же не могу увидеть своё лицо, и никто не обратится ко мне, как именно ко мне. Может я сейчас рыжий голубоглазый скандинав, а может смуглый кареглазый араб, и думаю теперь на арабском языке, а только осознаю себя прежним. Может это моё новое воплощение и такая моя новая жизнь. Откуда я знаю, что язык, на котором я теперь думаю русский? Как это выяснить, когда ни с кем не говоришь? Как осознать «я», когда нет никаких «их»? Вот начало, как чистый лист: вот тебе Солнце, небо, Земля и ничего лишнего – начинай, осваивай, основывай. И начну и освою и обосную, мне бы только зацепиться за что-нибудь и прежде всего, найти себя»… Путник остановился, сделал несколько глубоких вдохов – «надо контролировать себя» – и шёл дальше…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.