Следующую песню он узнал раньше, чем Гарри успел что-то сказать: «Here Without You», 3 Doors Down. Когда я спал на полу в отеле».

Так продолжалось достаточно долго: они слушали, Гарри объяснял, что означает та или иная песня из подборки.

— «Walls», All Time Low. Новый год, мы поцеловались и ты просто закрылся наглухо.

— «Love Letters», Paper Route. Вечеринка на день рождения Зейна.

— «The Way I feel», The Lemon Trees — да, именно так она и называется. Твой день рождения, я отдал тебе диск.

— Это очень ванильно, ты же понимаешь? — спросил его Луи.

— В хорошем смысле или в плохом? — поставив на паузу, уточнил Гарри.

— Ну не знаю. У меня такое ощущение, что мы будем праздновать месячины или что-то такое. И я не знаю, как буду к тому относиться. Я даже не вспомнил бы про годовщину с Эль, если бы не напоминание на Фейсбуке.

Гарри засмеялся и достал из уха наушник. Он разомкнул их объятия, смотал наушники и куда-то спрятал айпад.

— Я не хотел казаться настолько ванильным. Я просто… записываю свою жизнь музыкой? Какая песня играет, какая песня Должна играть. Песни напоминают мне о событиях и людях.

— У тебя есть всё это, — улыбался Луи чему-то, в отблесках огня за тканью палатки похожему на лицо Гарри. — Но у нас двоих есть, типа, какая-то песня?

Стайлс кивнул и положил руку Луи на талию.

— Две.

— Две?

— Угу, — Гарри выводил круги на его бедре. — Помнишь, на твоём диске есть песня для пьесы? Единственная со словами?

— Ага. В этом есть смысл, — согласился Томлинсон, потому как слушал эту песню под сотню раз и думал о Гарри постоянно, просто постоянно.

— И одна с диска, который ты купил в Лондоне, The Fray.

— «Look After You».

— Да, ты ещё загрузил в интернет, как её поёшь, и хотя качество аудио дерьмовое — серьёзно, Луи, ничего лучше для записи не нашёл? Ты что, на картошку записывал? — Отлично спел. Спой её мне как-то.

— Ты же не…

— Я же да.

— Я же говорил тебе не делать этого! — Томлинсон хлопнул его по плечу и смущённо потупился.

— Ты хочешь поругать меня за то, что уже давно сделано, или лучше поцеловать?

— И то, и другое.

Гарри прижался к нему.

— Ну, удачи тебе с этим, — сказал он и мягко прижался к губам Луи своими. А потом ещё. И ещё, чуть с большим давлением. Лёгкие поцелуи, пока Томлинсон, наконец, не сдаётся и не притягивает второго парня к себе.

Поцелуй на вкус — кислое пиво, сладкие зефирки, язык Луи сплетается с языком Гарри, а руки его уже тянуться к подолу футболки Стайлса.

— Сними, — приказывает он, дёргая за ткань.

Гарри засмеялся, но послушался, и Томлинсон застонал от непередаваемого чувства — кожа к коже.

— Ещё? — спросил он с диким взглядом.

Руки Стайлса лежали на застёжке его джинсов, но никакой инициативы он не проявлял.

— Что «ещё»?

— Снимай ещё, — застонал в голос Томлинсон и сам спустился к застёжке джинсов, заменяя пальцы Гарри своими. Он скинул свои и тут же понял, как сильно хочет снять штаны и с Гарри.

— Господи, Лу, — Стайлс откинулся на подушки, приподнимая бёдра, чтобы Луи мог снять с него и этот элемент одежды.

Луи не хотел говорить. Не хотел замедляться. Он хотел Гарри, мягкого и тёплого, у которого было тату на руке. Облизнуть бы его. Гарри от этого издал такой звук, что в штанах у Луи стало слишком тесно.

— Помнишь, — пробормотал Томмо, пытаясь собрать связные мысли в голове, — мы играли в «Я никогда не», я сказал, что не делал минетов, и ты выпил? — Гарри сто процентов ухмыльнулся, хоть этого и не было видно в темноте. — Научи меня.

— Научить тебя? — руки на талии Луи, такие большие, что если охватить ими, то пальцы наверняка сомкнуться. — Как?

— Говори мне, что делать?

Вместо этого Гарри резко перевернул его.

— А как насчёт демонстрации?

Луи сглотнул. Часть его хотела, чтобы в палатке загорелся свет: видеть, как Гарри медленно ласкает его тело, стягивая пальцами боксеры. Другая часть же считала, что лучше так: вряд ли он сможет концентрироваться и на том, как выглядит Стайлс, и на том, что он делает.

Сначала было очень холодно и захотелось чем-то прикрыться. Руки Гарри — большие и тёплые — быстро разогрели каждый атом его тела. А потом он легонько лизнул головку Луи. Томлинсон застонал и впился пальцами в одеяло, чтобы не сжимать волосы Стайлса.

Губы Гарри и раньше казались ему грешными, поистине дьявольскими, но совсем другое дело чувствовать их на члене, влажность и жар, то, как Гарри берёт его на всю глубину.

Было тяжело не начать кричать обо всём, что его переполняло, но блять, когда Гарри провёл языком от головки до основания, он прикусил нижнюю губу едва ли не до крови. Он не врал. Это явно не первый раз. Где-то внутри Луи даже заревновал, но в голове его билось лишь: «Блять, Господи, Гарри». Он и выкрикнул это, зная, что Стайлс ухмыльнётся, маленький сучёныш.

Луи почувствовал, что скоро кончит, и обхватил бицепс Гарри пальцами. Стайлс отстранился, продолжая доводить его до финала рукой, размазывая по члену слюну.

— Давай, — хрипло попросил он. — Давай, Лу.

Было даже стыдно от того, как быстро всё закончилось. Он кончил Гарри в руку, откидываясь на подушки и пытаясь прийти в себя от всех чувств и мыслей. Гарри лёг рядом, и Томлинсон поцеловал его.

— Усвоил урок? — спросил Гарри, и Томмо приподнялся.

— Думаю, да, — ответил он, выцеловывая дорожку вниз по груди Стайлса.

========== Лиам ==========

Он ещё не спал, когда снаружи кто-то погасил костёр. Возможно, это был Зейн, но о нём не хотелось и думать.

Конечно, ему было стыдно за то, что Малик вынужден будет спать в машине. Очевидно, по плану он должен был делить палатку с Лиамом. Может, так бы и случилось, если бы Зейн не сказал того, что он сказал.

И как он смог выплюнуть такое Лиаму в лицо с таким трепетом и искренностью во взгляде? После того, через что он заставил пройти Лиама, это было не честно. Нечестно. Хотелось наказать Зейна за такую несправедливость. Пейн ненавидел насилие, но он должен был. Обязан.

Палатки, к счастью, располагались далеко друг от друга — вряд ли бы он хотел слышать, что вытворяют Луи и Гарри или Джемма и Найл. Не то чтобы он не слышал, как Луи громко и надрывно простонал «Господи, Гарри», но старался выбросить это из головы и забыть, как страшный сон.

Он единственный привёз фонарик, и был этому рад, пусть Гарри и закатывал глаза, видя, как он упаковывает вещи. Он провёл почти весь день, пытаясь учить английский. Сочинение по «Макбету» нужно будет сдать через день и — слава Господи — можно о нём окончательно забыть. Он мечтал сжечь эту книгу нафиг.

Лиаму не удавалось полностью сконцентрироваться на работе, поскольку он отвлекался на то, чтобы писать на полях какие-то мелкие милые детали о Зейне. Наконец, он сдался и перевернул тетрадь на чистый лист, но понял, что и тут продолжает делать свои заметки, вроде: «Пахнет как дым и одеколон», «Всегда сладкий на вкус», «Целуется так, словно хочет причинить боль».

Пейн замер и захлопнул книгу, услышав звук чьих-то шагов. Этот кто-то шёл точно к нему — палатка Гарри была левее, а Найла — вообще с другой стороны от костра.

— Лиам, — тихо позвал Зейн. — Не могу постучать, потому что, ну, типа, тут ткань. Но я вижу, что у тебя горит свет.

Лиам смотрел на вход в палатку, мысленно передавая Зейну сообщение с одним словом — «Вали». Не сработало.

— Лиам, можем мы просто?..

Пейн нагнулся и дёрнул за молнию так сильно, что она громко заскрежетала. К счастью, он ничего не сломал. Только немножко пострадала гордость, ничего нового.

Зейн тупо смотрел на него пару секунд.

— Привет.

— Чем могу помочь?

Возможно, Малик ухмыльнулся. Лиам не знал: он повернул фонарик к своей тетради, раскрыв её на случайной странице.

— Это твои самые первые слова. Когда мы впервые увиделись. Помнишь?

Лиам зарычал и зачеркнул на открытой странице всё, что записал, когда Зейн читал ему. Малик залез в палатку и снял обувь, усаживаясь прямо у входа. Он не закрыл молнию, и Пейн хотел прикрикнуть на него, потому что снаружи было прохладно, но тут Зейн достал сигарету, и Лиам понял, почему он не закрыл молнию.