— Ты тоже так думаешь? — тихо спрашивает он. Зейн качает головой и удивленно смотрит на него.

— Конечно, нет, Лиам, ты что, — он переплетает пальцы Лиама со своими. — Я просто говорю, что мои родители немного мудаки. И мы действительно не ладим, поэтому чем больше времени я провожу вдали от них, тем лучше. Летом я стараюсь как можно больше времени торчать у Гарри, и, когда могу, остаюсь здесь.

— Мне жаль, — говорит Лиам. Он не может представить, каково это — быть в плохих отношениях с родителями. Он так полагается на своих. Лиам уверен, что был бы другим человеком, если бы они не были так близки.

Зейн пожимает плечами.

— Да ничего. Как только я выпущусь, то пойду на интернатуру в Министерство, и мы с Гарри планировали жить вместе с того момента, как нам исполнилось пятнадцать. Конечно, я люблю их, просто нам лучше сохранять отношения на расстоянии.

Лиам слабо улыбается и убирает выбившуюся прядь со лба Зейна. Он проводит большим пальцем по подбородку, четко чувствуя разницу между гладкой кожей и пробивающейся щетиной. Ему нравится щетина, нравится, как покалывает кончики пальцев и его собственный подбородок, если они долго целуются. И он не может избавиться от мыслей о том, как бы приятно она покалывала кожу на внутренней части его бедер, если бы Зейн….

— Ладно, — говорит Малик, сбивая его с мысли, что, наверное, хорошо, потому что его штаны уже кажутся узковатыми. — Тебе было весело сегодня?

— Очень, — честно говорит Лиам. — Мне бы в любом случае было весело. Мне просто хорошо с тобой.

— Как сопливо, — ухмыляясь, сообщает Зейн. Он придвигается ближе и выводит пальцем круги на бедре Лиама. — Можно я кое-что попробую?

Думать сложно из-за тумана в голове, который возникает от того, как Зейн выдыхает ему в шею.

— Да, — он кивает.

— Для списка, — объясняет Малик, отбрасывая одеяло с ног Лиама. Он нежно целует его в губы, а потом съезжает на пол. Зейн становится на колени и кладет руки на колени Лиама, глядя на него снизу так открыто и уязвимо. — Ничего? Я… можно?

Лиам с трудом делает вдох. Зейн стоит перед ним на коленях и спрашивает, можно ли сделать ему минет. И это чересчур.

— Пожалуйста… Да. Да, ты… Да.

Должно быть, запинки Лиама придают Зейну уверенности, потому что уязвимость из его взгляда практически исчезает, когда он двигается ближе и поднимает руки все выше и выше по ногам Лиама. У него уже стоит от предвкушения того, что сейчас будет.

Зейн разводит его ноги шире, и Лиам съезжает чуть ближе к краю дивана. Малик прикусывает нижнюю губу, и когда он мимолетно смотрит Лиаму в глаза, тот начинает сомневаться в том, что Зейну придется снимать с него штаны вообще — он вполне может кончить до этого. Господи, не может человек быть таким привлекательным.

Зейн приподнимает его рубашку, выдергивая ее из штанов. У него чуть подрагивают пальцы, когда он расстегивает пуговицу на джинсах Лиама, и тот бы с радостью помог, да только не уверен, что сможет сделать это сам. У Зейна наконец получается, и он расстегивает ширинку, широко распахнутыми глазами следя за каждым своим движением. Лиам чуть приподнимает бедра, когда Зейн снимает с него джинсы и обувь.

А потом он просто замирает. Зейн смотрит на него, и его руки кажутся обжигающе горячими на бедрах Лиама, которому более чем неловко от того, как Зейн смотрит на его боксеры.

— Ты не обязан, — тихо говорит он.

Зейн поднимает на него взгляд. Он облизывает губы – черт – и говорит:

— Я очень, очень хочу. Просто… извини. Я еще никогда… никогда не делал этого. Раньше. Никогда.

Лиам пытается не подать виду, что он удивлен. Просто Зейн ведет себя настолько уверенно, что он… не ожидал. Лиам уже делал это, но сейчас по-другому. Теперь все по-другому, потому что Зейн другой.

Лиам наклоняется вперед, чтобы провести рукой по волосам Зейна.

— Я могу направлять тебя… если хочешь.

Зейн хмыкает и оскорбленно смотрит на него, но говорит:

— Ладно. Но я… ну, не совсем не знаю, как. Просто скажи, если… — он взмахивает рукой.

Лиам находит это очаровательным и возбуждающим одновременно, потому что Зейн стоит перед ним на коленях и волнуется перед первым в своей жизни минетом.

Зейн резко выдыхает и решительно смотрит на Лиама.

— Ты действительно не обязан, — говорит Пейн. — Правда, Зейн. Если тебе неудобно, я буду рад просто сидеть с тобой в обнимку перед камином.

— Только ты, Лиам, — Зейн хмыкает, качая головой, — можешь быть настолько вежливым, когда я пытаюсь отсосать тебе.

Он хочет извиниться (он не может это контролировать!), но Зейн гладит его сквозь боксеры, и, откровенно говоря, в этом случае извиняться не обязательно. Потом он стягивает боксеры до колен и обхватывает его рукой, медленно двигая вверх-вниз. И Лиаму снова неловко от того, как внимательно Зейн смотрит на него: на то, как его рука двигается по члену Лиама, и даже на то, как тяжело он дышит.

В комнате вдруг становится невероятно жарко. Он расстегивает пуговицы на рубашке, и когда ему это удается, дышать становится чуть легче, но Зейн так смотрит на него снизу вверх, будто хочет уничтожить его лишь силой своего взгляда, несмотря на то, что Лиам и так уничтожен.

Когда когтевранец неуверенно склоняется над ним, он задерживает дыхание. Зейн осторожно облизывает головку, и Лиам издает полузадушенный стон, от которого Малик настороженно вскидывает голову. Лиам зарывается рукой в его волосы и легонько тянет, давая понять, что все хорошо. Просто прекрасно.

Он полностью обхватывает его губами, и, Господи, сколько же требуется самоконтроля, чтобы не вскинуть бедра навстречу. Зейн снова поднимает взгляд, нуждаясь в заверении, что он справляется. Лиам едва в состоянии молча кивнуть, потому что не доверяет собственному голосу. Он не уверен, что сможет не застонать или не прошептать бессвязное «черт Зейн пожалуйста черт».

Когда Зейн насаживается на него, и Лиам чувствует заднюю стенку его горла, ему приходится схватиться свободной рукой за подлокотник дивана, почти болезненно впиваясь в него ногтями. Ему уже практически достаточно того, как это ощущается, и вида Зейна, обхватившего его член губами.

Когда он двигается обратно, Лиам шипит:

— Зубы. Зубы, Зейн.

Зейн отстраняется полностью, облизывает головку и снова насаживается на член.

Лиам откидывает голову на спинку дивана, когда Зейн становится смелее. Он не может взять его в рот полностью (Лиам этого и не ждет), но компенсирует это рукой. И это хорошо. Это отлично, и он не понимает, почему Зейн нервничал — из-за его языка, рта, губ и длинных ресниц Лиам превращается в задыхающееся бездумное желе.

— Так хорошо, — говорит он Зейну, легонько оттягивая его волосы. — Так… так хорошо.

Зейн тихо стонет вокруг него, и Лиам замечает, что он закрывает глаза и тянется второй рукой вниз по собственной нужде. Это практически все, что ему нужно, и он снова тянет Зейна за волосы. Тот стонет громче, и Лиам наконец понимает, что ему нравится, когда его тянут за волосы.

— Ты должен… Зейн, я… — ему не удается договорить, потому что Зейн выпускает его и проводит языком вдоль ствола, а потом касается ладонью головки, и Лиам кончает, сжимая его волосы потной рукой.

Зейн вытирает ладонь об боксеры Лиама и опускается на пол с довольным выражением лица. Лиам хватает его за футболку и тянет вверх, не заботясь о том, что его живот и боксеры покрыты спермой. Очевидно, Зейн тоже, потому что он мгновенно седлает его бедра и наклоняется, чтобы поцеловать. Лиам чувствует на его языке свой вкус под вкусом цитруса и дыма.

Он обнимает Зейна одной рукой и переворачивает его, укладывая на диван. Зейн издает удивленный вскрик, но Лиам даже не замечает, пытаясь расстегнуть пуговицу. Чертовы пуговицы.

Он трет эрекцию Зейна сквозь штаны.

— Могу я вернуть услугу?

Зейн быстро кивает, глядя на него широко распахнутыми глазами. На Лиама вдруг обрушивается осознание того, что он будет первым, кто сделает это для Зейна, и он хочет, чтобы ему было так же хорошо, как было и ему.