– Такой, как и был. Султан из сказки! Шикарно выглядишь. Седина тебе идет.

– Зато ты переменился. Смотри, вон, какое брюхо отрастил!

– Это не брюхо, – парировал Владислав Геннадьевич, – а подушка безопасности.

– Стас, проверим на краш-тесте, – предложил Сева.

– А что? Стул есть!

В глазах обоих заплясали шкодливые огоньки, как у переростков-восьмиклассников. Страшно было предположить, какой краш-тест возможен для офисного кресла на колесиках с привязанной к нему жертвой.

Владислав Геннадьевич огляделся. Он не был здесь 15 лет. Даже странно, насколько все осталось прежним. В конторе всегда не хватало места. Заместители по-прежнему сидели в одном кабинете. Их рабочие столы стояли на своих местах возле тяжеленых сейфов на колесиках. Пластмасса телефонов пожелтела от времени, но аппараты так и не заменили. В комнате пахло старым линолеумом. Было здесь тесно и жарко, как и тогда. Но теснота эта отчего-то не казалась ему противной.

Офис они выкупили за бесценок у какого-то обанкротившегося хмыря, которому тот в свою очередь достался от советской жилконторы. Что, в принципе, по тем временам было довольно обыденно – каждый день кто-то разорялся. Не самый плохой выход – вывести заранее нал, лечь на дно, лучше где-нибудь в Швейцарии. Мечты-мечты. Правда, большинство архитекторов подобных схем до Альпийских гор так и не долетали. Утка осенью в большой цене.

Решатели проблем, представлявшие очередную бригаду, стреляли прямо на взлете, и жирные коммерсанты в своих малиновых пиджаках падали перезревшими томатами, украшая брызгами талантливых мозгов асфальт возле офисов, ресторанов, рынков. Еще одно популярное место, полюбившиеся репортерам и частенько звучавшее в новостях называлось «возле собственного подъезда». Мило, по-домашнему, не потревожив соседей.

– Ну что же, мальчики, раз все в сборе, я приглашаю вас к столу! – объявила Маргасова, приоткрывая дверь в приемную генерального.

«Мальчики» одобряюще загудели и ломанулись следом.

Главная перестановка состоялась именно здесь. Приставка-стол для совещаний была отодвинута в сторону, а центральное место занял директорский авианосец, устеленный газетами и заставленный одноразовой посудой. Шпроты в масле с дольками лимона, балык, красная икра, нарезка копченой колбасы, да пара салатов – закусь нехитрая.

Громко ударив в ладоши, Сева произнес:

– Вот это роскошь!

Расселись по местам. Во главу стола в начальственное кресло усадили саму Маргасову.

Хлопнула бутылка российского шампанского.

– Ох и плохо же нам будет после этой кислятины, – заныл Никита.

– И что мы забыли в этом клоповнике?

– Так, цыц всем, дайте девушке сказать, – демонстративно обратил свой взор на хозяйку торжества Стас.

Еще не хмельная, но уже раскрасневшаяся, откашлявшись, торжественным тоном она произнесла:

– Дорогие мои, я собрала вас там, откуда мы начали, где мы с вами познакомились. С этим местом у меня, а я надеюсь и у вас, связано множество теплых воспоминаний о том, как несколько молодых и предприимчивых выпускников финансового факультета бросили, не побоюсь этого слова, вызов жестокой и несправедливой судьбе.

Владислав Геннадьевич посмотрел на нее, стоявшую перед ними с фужером в подрагивавшей руке, одетую в броский брючный костюм, волнующуюся, и его волнение тоже усилилось.

Какие слова подобрать эти знакомым, но ставшим далекими людям?

А она не потерялась – смогла. И говорила, говорила, говорила. А он смотрел на ее храбрящуюся улыбку, на то, как двигаются ярко накрашенные губы, сладость которых он ощущал всего мгновения назад.

– Вы меня простите, правда ведь, что я сейчас увлеченно поговорю про себя? Все же я хотела бы и про вас послушать. У вас все неплохо, я надеюсь? Пресса-сайтики-в-контактики – это одно, а лично за рюмкой поговорить – дело совсем другое. В общем, за встречу! – резюмировала Маргасова.

Дробно звякнули фужеры. Веселье обещало затянуться. Все, как один, изобразили на лицах участливую приветливость.

– Так ты как? То есть кто? – повернулся к опрометчиво решившему, что вечер пройдет благополучно, Владиславу Геннадьевичу Тимур, поправившись. – То есть где?

– Спасибо. Работаю в страховании. Все хорошо.

– Насколько хорошо? Да не темни, ты! – белоснежная улыбка не сходила с его покрытого серебристой щетиной лица. – Детки есть?

– Да. Дочка. Четыре.

– Четыре дочка? Вах! – покачал тот головой. – Вот это ты молодец!

– В смысле года четыре, а дочка одна.

– Все-равно – молодец! А то рожать перестали. Все боятся чего-то. А я так рассуждаю: если женщину любишь, то и ребенок от нее в радость!

– О-о-о, я бы так не торопился с рассуждениями о чужих взаимоотношениях, – вмешался в разговор Сева. – Вот у меня второй брак и третий ребенок. А к бывшей вообще ничего не осталось – Антарктида.

– Ну как ничего? Сам же сказал – ребенок, – возразил Тимур, скорее из вежливости, нежели из-за желания того переубедить.

Среди всей их компании Сева никогда не отличался серьезным отношением к жизни, поэтому шока его логика у собеседников не вызывала.

– Вот всегда ты так! Такое сокровище имеешь и не ценишь! – встряла Маргасова. – Все, вы, мужики – одинаковые.

– А Сусанночка моя меня любит! И я ее люблю, – похвалился Тимур.

– Ну я люблю…дочку, а не бывшую, – уточнил Сева.

– Ну хватит! Любят они! – сердито оборвал Стас. – Расфрантились. Перед кем корчитесь? Все же всё про всех знают.

– Это да-а-а, – пробасил Никита, – зато про Милочку нашу мы много не знаем. Мы как расстались, так и не виделись более.

Маргасова ждала этого момента.

– А знаете, с того времени многое произошло. Мы в шаге от краха были. Помните, как все боялись?

После этих слов над столом повисло молчание. Мужчины переменились в лице. Каждый вспоминал что-то для себя неприятное. Сева ковырял вилкой селедку, Стас отводил глаза, а Тимур прятал в ровно стриженой холеной бороде общую неловкость и замешательство. А вспомнить было что.

Прогнозы на выживаемость дела в те дни были ничтожными. Расходились тихо и по-одному. Сначала Стас вывел серьезную часть капитала. Никита с Севой вообще ушли без предупреждения. Затем Тимур. Владислав Геннадьевич же, как законченный идеалист, остался до конца, дохлебав до дна всю лохань разочарования и финансовых потерь. Соскочил бы раньше – все было бы нормально. Но нет, завис, залип, не прыгнуть выше планки. Ошибка, сделанная на старте, предопределила уровень его успешности как мужчины на всю оставшуюся жизнь, и уровнем этим Владислав Геннадьевич был крайне недоволен.

В схожих ощущениях каждый из присутствовавших мог небезосновательно подозревать своего соседа по столу. От того и приуныли они, слушая искреннюю дрожащую Людмилу Николаевну. Та же храбрилась, как могла.

– Но сегодня я не ссориться собралась. Милые мальчики, все вы знаете историю головокружительного успеха моего фонда. Не могу не сказать слов благодарности замечательному Роману Богдановичу, который очень вовремя появился в моей жизни помог мне посмотреть на бывшее наше дело с иных позиций. С позиций филантропических.

Ну признайтесь же, пускай мысленно, мы с вами кичились самостоятельностью. Слияние и последовавшие перемены пошли нашим организациям на пользу…если абстрагироваться от историй успеха, вернее неуспеха отдельных личностей.

– Лес рубят – щепки летят, – хмыкнул Стас.

– Ну зачем же так? – ласково возразила ему Маргасова. – Помните это помещение? Все главные решения принимают не здесь. Теперь это один из наших малых офисов. Честно, мальчики, неужели вы так и не поняли, зачем мы здесь собрались?

Недоумевающие лица, на всякий случай, растянулись в дружественных улыбках. Все опасения и сомнения их виднелись на поверхности.

– И вы еще спрашиваете, что мы здесь забыли? Я отвечу – нашу молодость, нашу неуступчивость, наши таланты и старания. Атмосферу, в конце концов! Этот, выражаясь вашими словами, «клоповник» я оставила как память, память о тех классных парнях, настоящих мужчинах, которые не побоялись в смутные времена начать свое дело и вдохновили меня, затянули с собой.