Е.И. Невельская (Ельчанинова)

Она не стала дожидаться мужа из его рискованной экспедиции, а заявила, что отправится вместе с ним. Тут и за примером не надо было далеко ходить: он явился в лице супруги собственного дяди Варвары Григорьевны Зариной, которая, несмотря на уговоры родных остаться в Москве, решительно последовала за своим мужем в Сибирь.

По правде говоря, история Катюши Ельчаниновой немного смахивает на сказку про Золушку, причем во множественном числе, поскольку у нее была еще и сестра Саша, – обе сиротки-погодки, которых приютил добрый и весьма богатый дядя. Вот только вместо злой мачехи была вполне доброжелательная тетушка – немногим старше самих сестричек. Они родились – в Подмосковье одна и на Смоленщине другая – в 1830 и 1831 годах в семье мелкопоместных дворян Ивана Матвеевича Ельчанинова и Марии Николаевны, урожденной Зариной. После смерти родителей по решению семейного совета воспитание обеих девочек было поручено родному дяде по матери Владимиру Николаевичу, который был гражданским губернатором Иркутска, а значит, вторым лицом после Н.Н. Муравьева. Третья их сестра, Вера, осталась на попечении московских родственников, а единственный брат Николай поступил в университет. Надо сказать, что еще при жизни родителей девочек решили определить на казенное воспитание в Смольный институт благородных девиц, в те годы больше известный как Смольный монастырь, поскольку он был закрытым учебным заведением наподобие лицея или кадетского корпуса. Готовили там девиц, которые могли бы осчастливить в браке будущих сильных мира сего. Их обучали закону Божьему, российской и немецкой словесности, французскому языку, географии, всемирной и российской истории, арифметике, физике, рисованию, чистописанию, церковному и классическому пению, художественному рукоделию, музыке, танцам, домоводству. Все лето воспитанницы проводили в саду Смольного, отгороженного от Невы высокой каменной стеной. Разумеется, девушки не могли не мечтать о своих принцах, которые рано или поздно прискачут в их застенок на белом коне и умчат на волю. Сестрички Ельчаниновы в этом могли рассчитывать на некоторые преимущества, хотя бы потому, что были весьма привлекательными. Каким-то чудом сохранилось словесное описание Кати Ельчаниновой, сделанное ее подругой по Смольному: «Младшая сестра, впоследствии Невельская, была сама радость и веселье, и при большом уме была и очень собой хороша. Она была небольшого роста, блондинка с правильными чертами лица и с прелестными большими голубыми глазами, имевшими ту особенность, что, когда лицо ее смеялось и голос звонко раздавался от смеха, они не изменяли своего вдумчивого выражения, придавая тем ей особую оригинальную прелесть». Выпуск из Смольного института почти совпал с сиротством обеих сестер: в 1848 году умерла Мария Николаевна, а отец ушел из жизни еще раньше. Летом того же года В.Н. Зарин с племянницами выехал к своему новому месту службы в Иркутск. Что же застали молодые выпускницы Смольного на новом месте? Их представили недавно прибывшему сюда молодцеватому боевому генералу Муравьеву и его супруге-француженке. Муравьев – генерал-губернатор Восточной Сибири, знал Зарина очень давно, еще по совместной службе на Кавказе и в Туле, причем их связывали доверительные и вполне дружеские отношения. Кстати, именно Владимир Николаевич Зарин ездил в Петербург за невестой Муравьева и привез француженку в Богородицк, где и состоялось их венчание. Да и сам Зарин незадолго перед тем женился на своей незабвенной Варваре Григорьевне Гежинской. В общем, племянницы сразу попали в дружеские объятия местной элиты. Чиновник муравьевского штаба Б.В. Струве писал, что Владимир Николаевич Зарин «привез с собою в Иркутск двух своих племянниц-сирот, только что вышедших из Смольного монастыря, два прекрасных цветка – Blanche et Rose, как их стали называть в Иркутске; они поражали всех своею скромностью и в то же время развитостию ума».

Доброжелательные светские свахи стали приглядывать девушкам перспективных женишков… Но вскоре в Иркутск прибыли офицеры транспорта «Байкал» во главе с капитан-лейтенантом Геннадием Ивановичем Невельским. Появление этих офицеров, к тому же окруженных ореолом таинственности и секретности, вызвало много слухов: поговаривали даже, что они приехали после исполнения какого-то важного царского поручения. В общем, эта зима с 1849 по 1850 год запомнилась жителям Иркутска надолго, хотя бы обилием балов, которые следовали один за другим, и если ранее на балах не хватало кавалеров, то наконец-то в них не было недостатка.

Не сохранилось прямых свидетельств, где, когда и при каких обстоятельствах Геннадий Невельской был представлен Кате Ельчаниновой, однако, скорее всего, это произошло на одном из балов.

Помните песенку:

Это как будто о нем, о Невельском, сказано… Пропал бравый моряк, пропал. Он увидел Катю – и она сразила его наповал. Разумеется, как опытный мореход он пошел на абордаж, но, похоже, был отшвартован на исходные позиции… Моряк призадумался, может быть, посмотрел на себя в зеркало, а заодно и правде в глаза. Кто он? Уже не первой молодости, неказистый, маленького роста, с лицом, украшенным оспенными крапинками. А кто она? Молодая, веселая, красивая, маленькая, воспитанная, белокурая, привлекательная. Из этого следовало, что ее избранниками должны быть принцы, ну если и не коронованные особы, то, во всяком случае, юные красавцы и сынки высокопоставленных папаш.

…Короче, Невельской «отдал швартовые» и уехал обратно в Петербург. По делам, разумеется, но с тяжелым сердцем. И от неудачного первого и единственного сватовства-предложения, и от неизвестности, что ожидает его в стольном граде. А рассчитывал он на многое. С Муравьевым были согласованы предложения о дальнейшей деятельности на Дальнем Востоке, главным из которых стало создание Амурской экспедиции для дальнейшего исследования Приамурья и Сахалина.

А что Катя? Вышло так, что капитан сделал стратегически верный ход, отступив от собственных притязаний, а у девушки появилось свободное время подумать. Ну, хотя бы о том, кому именно она отказала.

Ведь отказала она человеку весьма и весьма достойному, пусть даже и неказистому на вид, и, может быть, на общем фоне красавцев и аристократов, которые выстроились в очередь к ее ручке, она своей женской интуицией или трезвым умом смогла это оценить. Или же было в Невельском что-то такое, что задело ее душу, заставило сердце встрепенуться? Бог знает…

Геннадий Иванович Невельской был старше своей избранницы на 18 лет. Он родился в 1813 году в Костромской губернии в имении Дракино. Хотя по документам значилось, что он на год моложе, однако это вовсе не значит, будто он пытался скрывать свой истинный возраст. Просто при поступлении в 1829 году в Морской корпус Невельской опоздал с подачей заявления, и пришлось внести коррективы в свидетельство о рождении.

Невельские – старинный дворянский род, обосновавшийся на костромской земле в XVI веке при царе Иване Грозном. В роду Невельских существовала легенда, что кому-то из предков удалось спасти жизнь царю Алексею Михайловичу. Так вот, пустошь Дракино и была подарена царем основателю той ветви Невельских, к которой принадлежал и Геннадий Иванович. При Петре I служил на флоте боцманом Григорий Дмитриевич Невельской – он стал основателем флотской династии, – так что о том, чтобы избрать какую-то другую профессию, кроме морской, для Геннадия Ивановича не могло быть и речи. Подобно большинству дворянских недорослей своего века, он получил домашнее образование, но рассказы и книжки по морской истории и морской тематике, о морской службе вообще, надо думать, преобладали. Еще совсем недавно было совершено первое русское кругосветное плавание под руководством Ивана Федоровича Крузенштерна и Юрия Федоровича Лисянского. Когда сведения об этом доползли до Костромы, то, наверное, родной дядя Петр Алексеевич вспомнил, что учился в Морском корпусе вместе с братом кругосветного мореплавателя Ананием Лисянским.