Кэтрин как раз поднесла платок к глазам, и Тони понял, что смысл сказанного до нее не дошел.

Он громко сказал:

– Я видел твоего отца. Он жив.

Похоже, она по-прежнему не понимала. Но вдруг она тряхнула головой и встала. Абрамс тоже поднялся и положил ей руки на плечи. Они обменялись долгими взглядами. Наконец Кэтрин кивнула.

– Ты поняла?

Она опять кивнула, но так ничего и не сказала, хотя Тони увидел, что она сильно побледнела. Тони усадил Кэтрин на диван и сунул ей в руки стакан с виски. Она сделала большой глоток и глубоко вздохнула.

– Одиссей…

– Да. – Абрамс нежно дотронулся до ее щеки. – Воин, воскресший из мертвых. С тобой все нормально?

– Да, да. – Она пристально всматривалась в его глаза. – Ты ведь знал? Ты ведь пытался как-то намекнуть мне… И я даже начала кое о чем догадываться… Так что это для меня не полнейшая неожиданность.

– Раньше я только подозревал. Теперь знаю точно.

Кэтрин схватила его за руку:

– Ты узнал его?

Он выдавил из себя улыбку:

– Глаза клана Кимберли не спутаешь ни с чьими.

Она слабо улыбнулась в ответ, ненадолго задумалась, потом прошептала:

– О Боже… Тони… Что все это значит?

Абрамс пожал плечами:

– Во всяком случае, ничего хорошего.

Кэтрин сжала его руку.

– Да, ничего хорошего.

Абрамс кивнул. Да, появление Генри Кимберли в Америке может означать только одно – отсчет до начала операции пошел на часы.

В мансарде было тихо, и Торп хорошо слышал низкое и мощное гудение электронных приборов и даже ощущал легкую вибрацию, идущую от пола. Большая комната напомнила ему о его помещении на третьем этаже в «Ломбарди», где бы он с удовольствием сейчас оказался. Эта мансарда, разумеется, была оснащена гораздо лучше. Сколько ей было посвящено догадок в прессе, при обсуждениях в конгрессе, в телевизионных передачах! Да, Торп находился сейчас непосредственно в русском центре электронно-технического шпионажа. Понятное дело, все это помещение, включая аппаратуру, обладало дипломатическим иммунитетом. Его чердак в «Ломбарди» такой защиты не имел. Кроме того, третий этаж у себя в «Ломбарди» Торпу приходилось использовать и как техническое помещение, и как комнату для дознаний. А русские для грязных дел используют подвал. В этом заключается преимущество загородного дома перед городской квартирой, пусть даже и большой. Торп кисло улыбнулся. Черный юмор.

Русские спустились в подвал, чтобы отдать последние распоряжения насчет перехода на режим повышенной готовности, и еще не вернулись. В комнате остались только русский офицер-связист, который обходил электронные приборы с регистрационной книгой в руках, и Генри Кимберли. Последний сидел недалеко от Торпа и при свете, падающем от экрана монитора компьютера, читал русскую газету.

Питер Торп рассматривал Кимберли. Странный человек. Причем, если собственные странности Торпа, как он понимал, были врожденными, то странности Кимберли были явно приобретенными. На память Торпу пришел старый термин «промывание мозгов». Но дело, видимо, заключалось не только в этом. «Сорок лет!» – подумал Питер. Промытыми, похоже, оказались не только мозги, но и сердце, и душа. Хотя, судя по всему, советские власти относились к Генри Кимберли так же, как и к остальным 270 миллионам. Они просто заставили его жить в этой стране.

Торп вспомнил две свои короткие поездки в Россию, которые он предпринял под чужими фамилиями. Прогулки по Москве оставили неизгладимое впечатление: ему казалось, что половина прохожих шла на похороны, а вторая половина – с похорон.

Разглядывая Кимберли, Питер задавался вопросом: как умудрятся русские представить американцам этого бескровного человека в качестве их нового лидера? Его движения, речь, мимика – все напоминало пришельца из космоса, выдающего себя за землянина. Конечно, русские информировали Кимберли о событиях в Америке и прилагали усилия, чтобы он был в курсе происходящих в его стране процессов, но разве способен их Институт США и Канады нарисовать реальную картину жизни на родине Кимберли?

Кимберли, видимо, почувствовал, что Торп смотрит на него, и поднял глаза от газеты.

– Вы не можете ответить мне, кто послал на смерть моих родителей? Вы, Джеймс или кто-то еще? – спросил Питер после некоторого колебания.

Казалось, Кимберли нисколько не удивился и не обиделся.

– Это сделал я. Один из моих агентов, находившийся в той же группе, был коммунистом. После приземления он сразу же сообщил о ней гестапо. Все двенадцать человек были схвачены и расстреляны. Сразу предупрежу – не в вашем нынешнем положении выносить какие бы то ни было вердикты в мой адрес.

– Я и не собираюсь их выносить. Мне просто хотелось знать. – Торп подумал несколько секунд. – Джеймс и многие другие отзываются о моих родителях достаточно высоко.

Кимберли пожал плечами.

– Как говорили древние римляне, о мертвых – либо хорошо, либо ничего. Но если хотите знать правду, а я думаю, вы этого хотите, то я должен вам сказать, что мать ваша была обыкновенной французской шлюхой, а отец – самонадеянным, развращенным дилетантом.

– Что-то не похоже на людей, которые добровольно согласились на заброску во вражеский тыл, – заметил Торп.

– Мотивы их поступков так же запутанны, как и ваши. Видимо, это и есть гены, – спокойно ответил Кимберли.

Питер промолчал и достал сигарету. Кимберли не прерывал паузу, висевшую в течение нескольких минут, затем спросил:

– Как она? Она вспоминает меня хотя бы изредка?

– Знаете, она немного стерва. Думаю, это у нее от матери. О своем герое отце она вспоминает время от времени. Кстати, должен сказать, что вплоть до самого последнего времени у нас были очень хорошие отношения, хотя некоторые считают, что это не так.

Торп сам себе удивлялся. «Очевидно, – думал он, – я все еще в шоке от мысли, что Америки скоро не будет, как не будет и меня».

– Я могу рассказать вам и об Энн, – добавил Питер, – я с ней знаком. Я вообще могу ответить на все ваши вопросы. Я готов отвечать на них и дальше.

– Кто-то когда-то написал, – медленно произнес Кимберли, – что настоящий гений – это человек, способный найти себе работу на пустом месте. Думаю, из вас выйдет приличный президентский советник. Или хороший придворный шут в Белом доме.

Торп побледнел от ярости, но сумел сдержаться. Кимберли поудобнее устроился в кресле.

– Перед тем как вы пришли, мы обсуждали судьбу Кэтрин. Она ведь сейчас совсем рядом.

– Я знаю.

– А вы знаете, что всех гостей этой вечеринки уже отравили и через несколько часов они умрут?

У Торпа округлились глаза.

– Однако можно попытаться спасти ее. Вы хотите этого? – добавил Кимберли.

– А вы?

Генри Кимберли бесстрастно проговорил:

– Иногда мне хочется вновь встретиться с моей семьей, с друзьями, а временами я думаю, что лучше полностью стереть из памяти свое прошлое. Там я женился на русской женщине. Разумеется, она еще в России. Конечно, далеко не первая леди… У меня два сына, один из них – полковник КГБ. Вы не считаете, Торп, что для меня было бы разумнее избавиться от своих корней в Америке, чтобы укрепить русскую ветвь Кимберли?

Торп не успел ответить. В комнату вошел Михаил Карпенко. За ним следовали Андров и Валентин Метков. Калина не было. Торп не знал, как расценить его отсутствие: хороший это признак или плохой?

Карпенко быстро прошел к офицеру-связисту, забрал у него лист бумаги и подошел с ним к присутствующим.

– В 8.48 вечера в аэропорт Кеннеди прибудет атташе по вопросам культуры Гордик. До Глен-Коува проследует на такси. Просьба оказать содействие, – зачитал Карпенко.

– Все ясно, – сказал Андров. – Он везет какие-то устные указания. Видимо, достаточно важные для того, чтобы Москва боялась передать их по радио. – Он взглянул на часы. – Гордик должен скоро появиться. Судя по всему, это будет последний приказ Москвы, который мы получим до нанесения «Удара». – Андров направился в дальнюю часть помещения. – Прошу следовать за мной.