Мэргэн выразительно глянул на Хару. Последний поёрзал на месте, сосредоточенно разглядывая узор на стенках чашки. Степняк выразительно кашлянул, без малейшего намёка на естественность. Хару поднял на него глаза и невольно улыбнулся, видя его неуклюжие потуги.

– Сейчас, друг мой, подожди ещё чуточку. Дай собраться с мыслями и словами.

– А, да что там! Сколько ни собирайся, всё равно будешь не готов. Давай уже, рассказывай. Ты ведь человек из благородных, учёный, наверное. Слова сами придут тебе на язык, как начнёшь говорить. Не так разве? А, госпожа?

Колдунья согласно кивнула. Хару натянуто улыбнулся, пригубил чай и после глубокого вздоха начал свой рассказ.

– Мэргэн правильно говорит о том, что я из благородных и учёных. Думаю, здесь, на краю мира, я могу поведать свою историю, и это никому не навредит. Я начну немного издалека, чтобы было понятнее, какие обстоятельства привели меня сюда. Как правильно сказала госпожа Билигма, вы все уже втянуты в эту историю, так что знать, отчего всё это происходит, вы имеете полное право. Более того, я очень хотел бы, после того как вы всё узнаете, получить от вас совет, а быть может, и помощь. Вы сами решите, оказывать мне её или нет, насколько это может быть опасным для вас.

Я – Хару Ши́ра из рода Шика, один из членов княжеской семьи, правящей островом Оленя по ту сторону Малого моря. Главой семьи является мой дядя Ёши́да, он же и правит островом. У него двое сыновей, так что наследники имеются, что делает меня весьма далёким от трона. Мои родители то ли умерли, то ли были изгнаны на Северный остров за какую-то провинность. Ходят разные слухи, но все они противоречивы, так что верить им не стоит. Как бы то ни было, рос я при дворе, пользовался всеми благами и преимуществами княжеского родича, и ни в чём не имел ни малейшего недостатка. Я воспитывался наравне с двоюродными братьями, учился не только наукам, но и умению владеть различным оружием, прежде всего, мечом. С нами занимались лучшие наставники по всем возможным наукам, которые приличествует знать княжичам. Единственное, от чего я был освобождён, так это от обучения управлять государством. Предполагалось, что мне это никогда не понадобится. Наверное, так и есть.

Почему и как я оказался здесь, так далеко от родины? Я расскажу вам. Всё началось больше шести лет назад. Мне было двадцать, стояло начало лета. В тот день мой дядя, владетельный князь, устроил большую охоту на кабанов. Как вы понимаете, на нашем острове олень считается священным соправителем княжеской семьи, так что охота на них запрещена. А вот на кабанов – пожалуйста. Та охота проводилась в честь наших гостей из княжества Тигра, прибывших с большим посольством. Среди послов был даже наследник трона, но к этому я вернусь чуть позже. Он тоже сыграет свою роль в моей истории. Как видите, друзья, вы оказываетесь в компании знатнейших и влиятельнейших людей.

Произнеся последнюю фразу, Хару усмехнулся, вздохнул и продолжил:

– Весь тот день с раннего утра мы провели верхом. Была большая облава. Кроме кабанов, мы забили множество волков, медведя, и всякой мелкой дичи и птицы без счёта. Намечался прощальный пир в честь посольства, так что такое изобилие было как раз кстати. Ну и вы понимаете, что охота – это ещё и любимое мужчинами развлечение. Это как небольшая война, когда тоже можно показать свою удаль, оценить силы и умения.

В общем, весь день мы носились по лесам, по горам и долинам. Моя лошадь, наверное, одна из лучших на всём острове. Резвая и неутомимая. Мы понимали и чувствовали друг друга. Иногда я давал ей полную волю, и она несла меня вперёд, оставляя далеко позади слуг и других участников охоты. Я нёсся за кабаном, не разбирая дороги. Не знаю, что доставляло мне большее удовольствие, сама охота или то ощущение полной свободы и единения с лошадью, которое возникает, когда мчишься верхом на замечательном скакуне, и ветер свистит в ушах, и всё проносится мимо на огромной скорости.

Короче говоря, охота уже не особенно занимала меня, тем более, что день клонился к вечеру. Кабана я упустил и совершенно не расстроился по этому поводу. Скачка так захватила меня, что я даже и не думал останавливаться, хотя давным-давно потерял и кабана, и даже его след. Я скакал всё дальше и дальше. Наконец, моя лошадь, да и я сам, начали выдыхаться и понемногу остановились.

Мне всё же пришло в голову осмотреться. Мы оказались в предгорьях, глубоко в лесу. Я не слышал ничего, кроме звуков леса, а в пылу скачки совершенно потерял направление. Я не представлял, в какую сторону стоит повернуть и держать путь. Я покричал, позвал своих слуг и провожатых, но никто не отзывался. Из попытки найти дорогу по своим следам ничего не вышло, и мы с моей лошадью заплутали ещё больше.

Впрочем, мне было почти что всё равно. Тогда я оставался глупым юнцом, который ничуть не понимал, куда ведёт его дорога и какой путь стоит избрать. Я ничего и никого не боялся. Я был силён, умел прекрасно драться. С собой у меня имелись лук и стрелы, я не расставался с мечом и кинжалом. Чего бояться?

Короче говоря, я бесцельно слонялся по лесу. Пришлось сойти с седла, чтобы лошадь отдохнула, и вести её в поводу. Мне казалось, что вот-вот я встречу кого-нибудь из других охотников, либо мне попадётся кто-то, кто мог бы указать направление. Однако мне не встречалось ни души. Долгий летний день заканчивался, начинались такие же долгие летние сумерки.

Потом я наткнулся на ручей. Мы с лошадью вдоволь напились, я умылся и освежился. Мне подумалось тогда, что будет разумно идти вдоль ручья по течению, и рано или поздно он меня выведет к какому-нибудь жилью или к реке, где возможно встретить людей.

Как я уже сказал, наступали сумерки. Хоть стояло начало лета, и дни были тёплыми и солнечными, а ночи совсем короткими, всё же и я, и моя кобыла сильно устали. Голод одолевал меня, скудный запас пищи давно кончился, к тому же после целого дня в седле мне очень хотелось провести ночь под крышей в хорошей постели. Так что я возлагал большие надежды на то, что ручей выведет нас, куда нам нужно. В лесу сумерки сгущаются намного быстрее, чем в степи, так что вскоре стало по-настоящему темнеть.

С лошадью в поводу я уже довольно долго шёл вдоль воды, которая успела превратиться из небольшого ручейка в шаг шириной в речушку саженей в пять, и продолжала расширяться. Должен заметить, эта речка была очень живописной. Берега, поросшие сочной травой, в которой среди зелени пестрели самые разные цветы, густой лес по обоим берегам, но лес не страшный, не тёмный, а какой-то живой и светлый. Кое-где над водой склонялись плакучие ивы. В чистой, прозрачной воде резвились рыбки, порой проскакивали довольно крупные, с серебристой чешуей. Дно речушки было каменистое, так что я с лёгкостью мог видеть в незамутнённой воде даже то, что происходило у противоположного берега.

Итак, становилось всё темнее и темнее, наступала ночь. Я ещё мог пока различать дорогу, хотя это было с каждой минутой всё сложнее. Тут-то среди ветвей блеснул огонёк, не слишком яркий, но всё же он говорил о близости человеческого жилья. Пробиваться сквозь чащу не хотелось, да и не оказалось в том нужды. Я ещё немного прошёл вдоль берега речушки и оказался на лесной поляне, выходящей прямо к воде. Со всех сторон она была окружена густым лесом, который в наступающей темноте казался совершенно непроходимым. Но самое главное: посреди поляны высился крепкий и красивый дом, рядом с ним находились немногочисленные дворовые постройки. В городе такие дома обычно принадлежат зажиточным купцам или придворным. В ту минуту я подумал, что это, должно быть, заимка кого-то из придворной знати. Огонь горел в домике и в фонаре, висящем рядом со входом.

Я покричал хозяев, однако никто мне не ответил. Походил по поляне, заглянул в хлев и дровяник. Пусто. Только овцы казались единственными обитателями поместья. Тогда же я обратил внимание на то, что в загоне для скота нет места для лошадей, но не придал этому особого значения. Свою кобылу я расседлал сам, вытер соломой и оставил в компании овец. Она совсем выдохлась. Я же вновь отправился искать хозяев.