Хару вновь приподнялся. Шима так и продолжал висеть на его шее, но отец даже не замечал этого. Кроме его сына и Мэргэна, в юрте находилась незнакомая женщина. Хару не сразу смог разглядеть ее в приглушённом свете. Невысокая, коренастая, с длинными волосами, заплетёнными в косы по обычаю степных женщин. Чёрные с красивой сединой волосы напоминали мех чёрно-бурой лисицы. У неё было простое лицо, довольно миловидное, однако в глазах читались мудрость и знание, каких не достигнешь за всю жизнь, лишь разъезжая по степи на лошади. Также и руки её не походили на мозолистые руки трудяги-степняка. Тонкие и чистые – они говорили, что хозяйка нечасто занимает их тяжёлым трудом.
Хару понял, кто перед ним.
– Госпожа Билигма, – прошептал он.
– Она самая! – вставил Мэргэн.
Женщина промолчала, наклонилась к Хару, приложила руку к его лбу, потом посчитала пульс, заглянула в глаза. Только после этого она сказала:
– Здравствуй, Хару.
Её голос звучал приятно, успокаивал и как будто отгонял морок:
– Вижу, тебе уже немного лучше. Полежи ещё денёк, а завтра сможешь встать. Не беспокойся пока ни о чём. Всё в порядке.
После этих слов Билигма отстегнула от пояса небольшую фляжку и протянула её Хару.
– Сделай несколько глотков.
Он послушно принял флягу и отпил. Жидкость была тягучая, но приятная на вкус. Казалось, что сначала рот, а затем всё существо наполняются запахами свежих степных трав и цветов, напоённых нежарким весенним солнцем.
Хару откинулся назад и вернул флягу. Его вновь неудержимо влекло ко сну.
– Пока, отец, поспи ещё, завтра увидимся, – говорит Шима.
– Ну, давай, до завтра, – говорит Мэргэн.
Госпожа Билигма молчит, но Хару понимает, что пора уже закрыть глаза и ещё раз погрузиться в целебный сон.
* * *
На сей раз он спал совершенно без сновидений. Ему вообще показалось, что он лишь пару минут назад прикрыл глаза, а когда открыл их, уже начался новый день. Он понял это по звукам снаружи юрты, какие бывают лишь при начале нового дня, когда начинается ежедневная суета. Звуки в морозном воздухе разносились далеко и слышались очень чётко.
Хару сел на своём ложе, опасаясь, что сейчас его вновь одолеет приступ слабости, и голова пойдёт кругом. Но ничего подобного не произошло. Он осмотрелся, увидел рядом свою одежду. Оделся, хотя и медленно. Слабость ощущалась, но то была не болезненная противная слабость, а та, которая бывает после долгой или тяжёлой болезни, когда не покидаешь свою постель, и вот теперь входишь обратно в нормальную жизнь, и всё кажется обновлённым, и хочется быстрее накопить сил, чтобы переделать много разных дел.
Пока Хару одевался, он понял, что хочет есть и пить. Как будто кто-то уже предугадал его желания, тут же в юрте на столике он нашёл свежие лепёшки и сыр. Над очагом висел горячий чайник.
Он быстро управился с едой, повеселел и ощутил, что силы начинают возвращаться к нему. Хару закончил с одеванием и вышел из юрты. Оглядевшись, он увидел, что находится в лагере, однако в другом месте, не там где они остановились в ночь сражения. Становище расположилось в уютном распадке между холмами так, что солнце освещало его с утра и до вечера. Прекрасное место, чтобы поставить юрты и отдохнуть какое-то время и людям, и животным.
Окинув стан беглым взглядом, Хару отправился на поиски Мэргэна – слишком много вопросов ему хотелось задать. Хорошо было бы найти и госпожу Билигму, но какое-то чутьё подсказывало Хару, что с ней он и так увидится позже. Он нашёл вождя около одной из юрт: тот сидел у порога и подновлял ремень от лошадиной сбруи.
– А, уже встал? Ну, садись рядом.
Хару сел на седло, лежащее на земле. Солнце светило ярко, предвещая погожий день. Быстро теплело, словно зима немного отступала. Снег лежал уже везде, и никакая временная оттепель уже не одолеет его до самой весны. Хотя кое-где под солнечными лучами он и стал более пористым и каким-то загустевшим.
– Расскажи мне, что произошло той ночью после того, как я потерял сознание. И вообще, долго я пролежал больной?
– Ты пролежал две ночи и два дня. Госпожа Билигма сказала, что у тебя голова слишком сильно ударилась, да и кровь из ран вытекла. Говорит, очень ты усталый и ослабший, хотя я бы так и не сказал. Знаешь, есть в лагере люди, которые куда больше тебя пострадали. Жуткие раны, рваные, воспалённые. Двое скорее всего помрут, даже Билигма ничего сделать не может.
– Она ещё здесь? В лагере?
– Да, ходит за больными, сказала, чтобы ей не мешал никто. С тобой, говорит, всё хорошо уже, а вот другим помощь сильно нужна.
– Ясно, потом – значит потом.
– Ага, говорит, тебе теперь только сил набраться, да и всё.
– Ну, а что же было дальше? Я помню какую-то вспышку, или мне это привиделось, всё-таки голову я здорово стряхнул.
– Нет, не привиделось. Когда дэв на тебя напал, мы уже подумали – конец тебе. Хотя, знаешь, и не думали особо, каждый со своими волками бился.
– Дэв, ты сказал?
– Это не я сказал, а госпожа Билигма.
– Хорошо, давай дальше.
– Ну и вот, бились мы каждый со своими волками. Они ведь на нас стеной какой-то прямо попёрли. На спины друг другу стали запрыгивать и потом уже на нас. Мы их и копьями кололи, и мечами секли. Да какое там! Никогда не видел такого, чтобы волки вот так вели нападение, как будто направляет их кто-то. Против такого числа волков разве ж могли мы устоять? Много уже волков и внутрь лагеря попасть сумели, овец начали резать, на людей кидаться. Я уже подумал: всё, Мэргэн, плакал твой клан, прощайся с ним. Сожрут вас волки и будете посреди степи лежать, одни косточки. И тут вдруг – трах, бах! Как молния с громом ударили. Я думаю, это что за напасть, какая ещё гроза может быть зимой. И опять – трах, бах! Молния и гром! Сверху, но вроде как не с неба. Тут я посмотрел, откуда это, и увидел, что молнии бьют с вершины холма, под которым мы укрепились. Там ведь склон очень крутой и каменистый был, по сути дела, скала. И вот на самой её верхушке стоит кто-то и руки поднимает. Как поднимет, помашет ими, соединит неким манером, тогда-то с рук молнии с грохотом вылетают.
– Это госпожа Билигма была, так ведь?
– Так. Тогда она нас спасла. Молнии эти много волков поубивали, гром остальных всех распугал, те и разбежались. На этом наша битва и кончилась.
Мэргэн замолчал на минуту, потом хитро глянул на Хару.
– Что? – спросил тот.
– А мне ещё есть чего рассказать про сына твоего.
– Про Шиму? – изумился Хару.
– Ага, про него. Помнишь, я его вчера геройчиком назвал? Не зря ведь я это сказал.
– То есть? Говори уже!
– А то, что многих людей сын твой спас.
– Он? Он же дитя!
– Как запрыгнули волки внутрь нашей загородки и начали бесчинствовать, так три-четыре из них бросились к юрте, где женщины, дети да старики укрывались. Здоровые такие волки, наглые. Не захотели, видать, баранины, человечины им захотелось. Это ещё до Билигмы было, когда я сам с жизнью прощался. Вот, значит, кинулись они к юрте. Думаю, прощайте, не сумел я вас охранить. И вот чудо-то! не хуже того, что Билигма показала: сунулись волки в юрту, морды внутри, хвосты – снаружи. Сунулись, да и замерли. Вдруг, вижу, попятились они назад, хвосты поджали, морды опустили, уши прижали, как собаки нашкодившие, которые знают, что им сейчас прилетит за дела. Пятятся, значит, они назад, от юрты, а следом за ними на порог выходит твой Шима. Вроде и маленький, а как встал на пороге, одну руку в бок упёр, другой волкам грозит и что-то говорит при этом. Говорит как-то чудно, я не понял ничего, видать по-детски что-то лепетал. Но волки-то его то ли слушались, то ли испугались, а только заскулили, да и убежали от юрты прочь. И ни один потом не приблизился. А там уже и госпожа Билигма подоспела.
Хару потрясённо слушал историю о ночной битве, особенно о своём сыне.
– Ну, скажешь чего? – подмигнул ему Мэргэн. – Я был бы горд, если бы мой Бато́ так же волков в пять лет гонял.