По пути домой Ашурков был мрачен и не разговорчив. На все старания Инны расшевелить его отмалчивался. Хмурился. Было видно, что он непрерывно о чем-то усиленно думает. Не зная что предпринять, Инна прислонилась к нему и тоже притихла. Потом вдруг вспомнила слова Ашуркова про "воробьиное чириканье" и невольно рассмеялась.

   Мужчина заинтересованно взглянул на нее. Продолжая посмеиваться, Инна рассказала про случай в сквере с воробьем, свидетелем которого стала, когда тот, после своего недолгого торжества над вороньей стаей, свалился в свежий помет. И попыталась руками изобразить, как воробей хлопал крыльями, выбираясь из дерьма. Ей казалось это смешным. Но против ее ожидания, Ашурков только грустно улыбнулся.

  --У людей все иначе. Прежде чем самим упасть, такие воробьи свалят в дерьмо всю страну.

   * * *

   Мало что изменилось в настроении Владимира и дома. К еде он так и не притронулся, хотя Инна как могла, уговаривала его. За минувшее время она неплохо изучила его вкусы и привычки, старалась во всем угодить.

   Владимир Михайлович уже несколько раз и весьма настойчиво предлагал ей переехать жить к нему. Но Инна не торопилась. Она знала, что совсем недавно в его доме хозяйничала другая женщина, и ей не хотелось, чтобы вольно или невольно мужчина сравнивал их. Тем более, что еще раньше он выставил из дому жену, с которой прожил больше десяти лет. Молодой женщине, как оказалось, частенько было скучно, когда он уходил на подлодке в автономное плавание, и она находила развлечение на стороне. Инна понимала, эта рана вряд ли затянулась до конца, и потому просила Ашуркова не торопить ее с переездом. Ей и так было хорошо с ним, как никогда и ни с кем раньше.

  --Может, хоть чашечку кофе выпьешь?- предложила Инна.

   Владимир полулежал на кровати, откинувшись на подушки. Заложив руки за голову, неподвижным взглядом смотрел в одну точку. На предложение никак не откликнулся. И только, когда Инна уже почти скрылась в дверном проеме на кухню, неожиданно спросил:

  --Ты тоже меня считаешь мошенником, как многие другие?

   Девушка аж застыла на полушаге. Ей вдруг стало ясно, что ехидный ответ военного чина о том, что не ему, Ашуркову, рассуждать о порядочности, ядовитой стрелой проник в сознание и не давал покоя. Она поспешила обратно в зал. Села на кровать, припала к мужчине. Ей хотелось найти те слова, которые бы не прозвучали фальшиво и успокоили. Но не успела их произнести, как Владимир заговорил сам.

  --Это мою лодку они списали,- произнес он с каким-то внутренним надрывом.- Никакой модернизации ей не требовалось. Просто кому-то в министерстве и в администрации захотелось побольше урвать в личный карман. Вот и решили дважды общипать государство: получить деньги за якобы модернизацию, а потом продать за рубеж и списать. И у них почти все получилось. Но тут вмешался я.

  --Будучи в Москве, случайно узнал, что деньги, выделенные на ремонт, по документам уже освоены. А это означало одно: участь моей лодки была решена - или вечно ржаветь на берегу, или уплыть за рубеж, плавать под флагом другого государства. Оказалось, что этот канал воровства очень хорошо отлажен на государственном уровне.

   Ашурков отстранил от себя Инну, встал с кровати. Прошелся по комнате взад-вперед, иронично-вопросительно спросил:

  --Ты что думаешь - вывести из боевого дежурства атомную подводную лодку, начиненную ракетами, можно, сидя здесь, на окраине страны? И это сможет сделать какой-нибудь капитан первого ранга вроде меня?

   Мужчина мрачно усмехнулся:

  --Как бы не так! Все тайные и явные механизмы воровства отрабатываются там, в столице, в министерствах. Но людям это невдомек. Поняв, что сделка уже свершилась, я поставил условие: вырученные деньги от продажи моей лодки останутся в нашем городе. Пригрозил через средства массовой информации разворошить их осиное гнездо.

  --И знаешь, они испугались,- насмешливо и одновременно грустно произнес он после небольшой паузы.- Приняли мои условия. Поначалу не поверил в свою победу. Такое обычно в тех кругах не прощают. Но меня, кажется, простили. А тут вовремя подключился Владилен Лазаревич. Через подчиненную ему фирму ОАО "Военно-морское строительное управление Инвест-Проект" заключил договор с корейцами, а потом решил и все другие вопросы по собственности и содержанию Центра. А я в глазах общественного мнения с боевого офицера-подводника превратился в соучастника воровского сообщества.

   Выговорившись, Владимир устало присел за стол.Не глядя на Инну, попросил:

  --Неси свой кофе пока совсем не остыл.

  Сделав глоток, подвел итог сказанному:

  --Так что Центр эстетического воспитания это нечто вроде памятника боевой подводной лодке. Для меня во всяком случае.

   После этого разговора все изменения в своей жизни Инна стала воспринимать по-другому. Исчезла угнетающая двойственность происходящего. С одной стороны, нравилось ее нынешнее положение, но не покидало ощущение, что вошла она в новую жизнь через запретную дверь. Теперь настроение круто изменилось. С особым энтузиазмом взялась за новое для себя дело. Сразу восприняла свое назначение несколько шире, чем просто занятия с детьми в классе. Устраивала музыкальные вечера отдыха для офицеров и матросов. Находила время и навещала подразделения, искала военнослужащих с музыкальным образованием или хотя бы с желанием учиться музыке, пыталась привлечь офицеров и солдат к участию в художественной самодеятельности. Делала это увлеченно, исключительно по своему желанию.