– Скелет? – я будто очнулась, вспомнив свой сон. – Почему скелет? О чём ты?

– О том, Вера. Что на самом деле не события в нашей жизни главное, а то, как мы на них реагируем. Бог послал каждого из нас в эту жизнь на испытание, и Он смотрит, как мы будем жить, если хочешь – какого качества будут наши поступки и мысли, как мы будем помнить Того, кто дал нам и эту жизнь, и все эти блага. Будем ли жить по Его слову. Будем ли благодарить Его за всё, в том числе и за скорби! Не будем ли роптать? И каждый день, Вера, для нас испытание. Да что там день. Каждый миг – это проверка нашей совести. Потому что Тот, кто испытывает наши сердца и слышит наше дыхание, ревнив! Он не желает, чтобы мы ради чрева и удовольствий забывали Его. Он скорбит, когда мы плачем не о Нём, а плачем о том, что не можем утолить свои страсти. В нашем сердце происходит то, что и есть самое главное в этой временной жизни – выбор между тьмою и светом. Мы принимаем внешние переживания и различные жизненные этапы за судьбоносное, необходимое, мы берём к сердцу то, что потом обременяет на годы. Мы ссоримся друг с другом. Затаиваем зло. Привыкаем к зависти. Взращиваем ненависть. Мы жаждем мести. Мы льстим друг другу, а в душе испытываем совершенно иные чувства, и это лицемерие нас не коробит, мы срослись с ним, и вся наша жизнь становится большим лицемерием, большим пузырём чванства и спеси. И мы уже всё реже и реже видим себя на перепутье. Мы не хотим этого видеть, мы делаем вид, что не слышим Голос Бога в душе, а этот Голос продолжает нас звать. Но нам так не хочется делать выбор между светом и тьмою, это так трудно. Гораздо легче быть злым и мерзким, пакостным и лицемерным, жестоким и завистливым. И мы всё чаще сдаёмся, и превращаемся в надутых, сытых, пустых, и не понимаем, что на самом деле мы давно мертвы. Давно. И мы уже превратились в тех скелетов, какими скоро и станем, после того, когда наши бездыханные тела понесут в такую холодную, такую чёрную землю.

– Но каков тогда смысл всего, о чём ты говоришь, Богдан? Зачем тогда жить, если так всё страшно?

– Смысл, Вера, не в том, что именно человек ест и пьёт, на ком он женился, и сколько детей у него родилось. Смысл, Вера, и не в том, богат человек или беден, достиг ли он положения в обществе, обрёл ли богатство, сделал ли хорошую карьеру, или остался навсегда нищим, никому не известным. Смысл, Вера, не в том, здоров человек или болен, умён или глуп, образован или не образован, удачлив или нет. А смысл в том, и об этом я уже только что сказал, в кого превращается человек в этих, данных ему Богом, жизненных обстоятельствах, может быть, в ангела, а может быть, в зверя, а может быть, он мятётся всю жизнь, мечется между своими «я», между своими ликами, и то на один гребень волны взлетит, то на другой, да и ухнет в бездну, то он добр, то он зол, то он глуп, то умён.. И плачет, плачет человек, и не хочет быть таким, каков он есть, и ничего поделать с собою не может… Увы, увы, как часто мы слабы, как часто малодушны…

– А что ты предлагаешь, Богдан? Ты вот такой умный. Да, человек слабое существо, согласна. Но как же стать сильным, как? Как сделать так, чтобы вот эта внутренняя гниль не душила тебя каждый день и каждый час, а? Как преодолеть в себе ту пакость, что точит и точит, что съедает твою душу, доводит до изнеможения? Ты знаешь рецепт, чтобы научиться оставаться добрым и милостивым к людям, обуздывать свои страсти и жить так, чтобы другим людям было тепло и уютно рядом с тобою, научиться забывать себя ради других людей?

– Сам по себе человек ничего не может. Но есть Бог, и Он может всё. И если человек возложит всё упование на Бога, если станет каждый день умолять Его о помиловании, просить помощи, то Он даст силы терпеливо переносить тяготы жизни, без уныния встречать скорби, и ежечасно славить Творца, давшего жизнь, показавшего свет. Жить так – это значит жить ради Господа, и ради Господа жертвовать собой. Вот тогда и начнётся преображение души, и человек вдруг обретёт крылья, которые позволят ему подняться над собственным «я». И тогда человек будет каждый день в полёте, он будет подниматься и над этим миром, и над собственными страстями. Молитва будет соединять его с дыханием Бога, и он будет каждый день новым.

– Трудно поверить в твой идеализм. Просто не могу представить, чтобы, например, сам по себе злой человек вдруг стал добрым, жадный – щедрым, злопамятный – милостивым… Хм…

– Чтобы это понять, надо попробовать хотя бы так начать жить, Вера. Человек, который живёт для Бога, такой человек живёт тем самым для других. И каждый день приносит себя в жертву ради Бога, ради пользы ближнего. Такой человек получает свет и отраду от самого Бога. Почему те, кого мы называем святыми, стали такими? Потому что всё, что они делали, они делали во имя Господа. Они через немалые труды научились каждый день приносить себя в жертву ради Бога. Они смиренно терпели скорби и лишения ради Господа. И Господь посылал им духовные дары, Он утешал их неизреченной благодатью. И такие люди укреплялись от Бога духом, это были могучие духом люди. И этих людей, святых людей, ничто не могло сломить в этой жизни. Потому что с ними был сам Бог. И они знали, что эта жизнь на земле промелькнёт как сон. И не эта жизнь главное. А главное то, что будет после неё.

– Ну и что будет?

– Царство Небесное, Вера. Царство Небесное.

Я слушала Богдана и не хотела его слушать. Я думала о том, что Богдан прав, и мне это не нравилось. Я ловила себя на неприятном ощущении. Вот что это, что? Вот сейчас закричу ему: «Хватит давить на совесть!»

– Хватит! Хватит!

Мы вздрогнули. Кто‑то кричал близко, в этом голосе было отчаяние. Раздались выстрелы. Мы, не глядя друг на друга, побежали к окну. Туман окутывал двор. Фигурки людей двигались, прыгали, смешно кланялись друг другу, бросались на землю, будто собирались целовать её в знак покаяния перед Богом.

– Господи, помилуй, – тихо сказал Богдан.

Я взглянула мельком на него. Он крестился и повторял молитвы.

Во дворе стреляли, люди прятались за деревьями, за детскими горками, перебегали от дома к дому. Мы увидели, как чей‑то силуэт мелькнул вблизи от нашего подъезда. Хлопнула дверь. Когда в квартире раздался долгий звонок, я испугалась. «Нас арестуют, если мы впустим к себе этого человека», – подумала я. Богдан строго взглянул мне в глаза («Он прочитал мои мысли», – подумала я), и ушёл в прихожую.

Незваный гость оказался симпатичным высоким парнем лет двадцати восьми. У него были чёрные выразительные глаза. В них можно было прочитать интерес и желание познакомиться с милой девушкой. Его широкие плечи и тренированный торс также привлекли моё внимание.

– Хватит, – повторил он нервным голосом то, что кричал во дворе. – Только не говорите ничего. Хватит слов. Хватит стрельбы. Хватит.

Мы молчали. Он не стал ждать приглашения, закрыл за собой дверь. Богдан кивком указал, куда надо идти, и все пошли в его комнату.

Богдан уложил парня на диване. Я перевязала раненую руку.

– Спасибо, ребята. Ничего не бойтесь. Это не опасно. Так, разборки между своими. Меня зовут…

Он замолчал, взглянул на меня, улыбнулся глазами, и продолжил:

– Константин.

Я протянула ему стакан с водой и ушла. Пусть поболтают с Богданом о жизни, а мне‑то что. Но любопытство оказалось сильнее моего равнодушия, а равнодушие оказалось напускным. Как только я осталась одна, мне стало скучно. Я слышала голоса. Ладно уж, пойду, послушаю, мне всё равно нечего делать.

Как пусто в моей жизни. Как хочется чего‑то красивого. Любви? А может, замуж? Но за кого… Желающих, может, и хватает, но всё не то, не то… Вот и этот, Константин. В его глазах я увидела интерес. Вот сейчас, войду в комнату, пройдусь медленно, с задумчивым видом, сделаю вид, что ищу книгу, постою перед шкафом, мельком взгляну в сторону гостя, и…

Да, вижу, вижу, я ему интересна. Всё так, как я и представляла. Ха. Хм. Я быстро чувствую настроение другого человека, если это касается меня. Пожалуй, я слишком люблю саму себя, свою красоту, свой ум, но люблю ли кого‑то другого… Когда задаёшь себе такие вопросы, становится страшно. Почти так же страшно, как и в минуты размышлений о смерти. Страшно заглядывать внутрь себя и видеть там пустоту. Во мне нет ничего, во мне пусто, вот что понимаешь, когда смотришь не в зеркало, не туда, где красивые глаза с накрашенными ресницами, очерченные помадой губы, а смотришь в душу. Вот там всё не так, как в зеркале. Там всё некрасиво, уныло, страшно. Там – пусто.