– Слова не мальчика, но мужа. – Дядя Люсик зевнул. – Спокойной… пардон, кажется, я по дому соскучился. Красивых снов.

Спать в кровати оказалось не просто замечательно, а… не знаю как. Потому что я ничего не почувствовал: веки едва прикрылись, а дядя Люсик уже тряс за плечо:

– Подъем. Уехать нам лучше раньше, чем хуже позже.

Он поднял нас задолго до рассвета. Несколько ночных часов пролетели быстрее секунды, тело требовало продолжения банкета, то есть, сна, голова не работала. Не слушались мышцы.

Это никого не волновало. В том числе и меня. Человек ко всему привыкает, а слово «надо» – главное слово, которому, будь моя воля, я учил бы детей раньше, чем даже долгожданным «папа» и «мама». Если ребенок проникнется смыслом «надо», то родителям большего и не требуется, они уже будут счастливы. Ученые спорят, как появился человек разумный: взяв в руки палку или приручив огонь? Фигня то и другое. На самом деле только «надо» делает человека человеком.

Царевна Ефросинья провожать не вышла, хотя ее известили о нашем отбытии. Вернувшийся бойник сообщил:

– Хозяйка желает доброго пути и успешного решения всех проблем. По возвращении цариссы Анисьи предложение о невесторстве будет подтверждено или, если это по каким-то неизвестным ныне причинам невозможно, то отозвано. В любом случае царевна Ефросинья дождется известий из крепости о новом статусе объявленного невестора.

Нам отперли ворота, и башню мы покинули в темноте, тишине и промозглой предутренней свежести. Все же сон в кровати, ужин за столом и, в целом, жизнь в домах – очень расхолаживают.

На востоке занималась только-только проклюнувшаяся заря, над лесами и уходящей вдаль дорогой слегка розовело, и радовало, что дальнейший наш путь лежал именно туда. К свету. Я бы даже сказал «к Свету». Из окружавшей нас тьмы – к чему-то лучшему.

Умею же я себя успокаивать. Получается не всегда, но когда получается – чувствую себя гением аутотренинга и нейролингвистического программирования. Самое чудесное – это если теория становится эффективной практикой при почти нулевом знании теории. Разве не повод в очередной раз восхититься собой? Сам себя не похвалишь – никто не похвалит.

Главное в таком случае – не зазнаться. Выше прыгнешь – ниже падать. И больнее. Проверено.

Быстро оставленный позади поселок просыпался, ветер нес нам вслед запахи горящих дров и свежего хлеба. Мы спешили. Чем меньше посторонних нас увидит, тем лучше. И уйти с дороги лучше бы затемно – мало ли кто едет по срочным делам невзирая на время суток? Даже если повезет, и встреченный окажется категорически нелюбопытным к нашей истории или же кладезем полезной информации – мало ли кто еще проедет мимо или нагонит и решит тоже познакомиться и поговорить?

Вскоре башня осталась достаточно далеко. Малик покрутил головой и, убедившись, что из поселка нас не видно, свернул с дороги к оставленным в лесу товарищам.

– Ну и что мы узнали? – хмуро поинтересовался он.

– А мы что-то узнали? – вопросом на вопрос ответил дядя Люсик. – Миссия провалена. На будущее мы сумели проложить тропинку в семейство Анисьи, но о событиях, которые перевернули нормальный уклад владетельных семей, мы не узнали ничего.

– Котя обещал наведаться ночью в ближайшую деревню, – сказал Малик. – Его экспедиция может оказаться удачнее нашей.

– В плане информативности… – начал дядя Люсик.

– Стойте. – Малик застыл на месте.

Что-то в его голосе заставило нас повиноваться раньше, чем понять, что происходит.

– Изображаем, что отошли с дороги по маленькой нужде. – Малик сделал несколько шагов в сторону от нас.

Мы с дядей Люсиком отвернулись друг от друга, приподняли юбки, а глазами осторожно покосились поочередно в каждую из сторон. Нигде никого, дорога пуста в оба конца, и по обочинам, насколько хватало взгляда, тоже пусто. Может быть, Малик что-то услышал?

Нет, с приспущенными спереди штанами он делал вид, что занят поливанием невысокой травки, сам при этом разглядывал воткнутую в землю стрелу. Заметил же, хотя мы с дядей Люсиком беспечно прошли мимо. Пора спускаться с небес на землю. Пока я хвалил себя за успехи в одном – чуть не проспали гибельное другое. И если бы не зоркость и некая звериная интуиция Малика…

– Болдырь так и не научился правильно вязать узлы на оперении. – Малик отвел взгляд от стрелы. Наклон древка сообщал, что она прилетела из леса – именно оттуда, куда мы направлялись. – Это сигнал для нас: туда идти нельзя.

«Там остался мой меч!» – взвопило все мое естество.

Естественно, я промолчал. Малик тихо продолжил:

– На лагерь напали. Если противников было мало, то после перестрелки наши ушли вглубь леса в разные стороны, чтобы погнались за кем-то одним. Позже мы встретимся на оговоренном месте. Это я рассматриваю лучший вариант. В худшем – никого уже нет в живых.

Дядя Люсик опустил юбку и задумчиво почесал подбородок.

– Впереди засада? – спросил он.

– Скорее всего, – признал Малик. – Противник мог продолжить преследование или оставить засаду. Первое для него невыгодно. Обнаружить лагерь могли царберы или отряд какой-нибудь проезжей цариссы. Царберы хороши в поле, в лесу их преимущество теряется. Они как танки в городе – страху нагонят, территорию под свой контроль заберут по-любому, но легкую пехоту до конца не перебьют при всем желании. Свита цариссы более подвижна – конечно, при хорошей выучке – но частично открыта для стрел. На рожон такие лезут лишь в крайнем случае, когда затронута честь или нет другого выхода. Думаю, это не наш случай. В последние дни мы никому дорогу ни в прямом, ни в переносном смысле не переходили, а старые обиды не в счет. Для этого за нами нужно было следить, а мы перестраховывались, и я знаю точно: хвоста не было.

Мы втроем медленно двинулись обратно к дороге.

– Тогда это – царберы, – проговорил дядя Люсик. Он косил глазами назад, но голову не поворачивал. – Если их задача – уничтожить обнаруженную банду, то они не успокоятся, пока не выполнят ее, и количество жертв с обеих сторон в расчет не берется.

Да, даже если царберов мало, заподозрив в нас врага, уйти нам не дадут.

Неприятное, все же, ощущение – чувствовать за спиной возможные взгляды, оценивающие: сейчас метнуть в тебя копье или немного погодить?

Сзади было тихо. Шумели далекие кроны. Самым громким звуком были наши удалявшиеся от леса неспешные шаги.

Наконец, мы вышли из зоны поражения. Ничего не произошло, за спиной все было так же тихо и спокойно, за нами никто не погнался. Либо засады не было, либо мы хорошо сыграли роли обычных прохожих. Или мы просто вовремя остановились, а гостей ждут в лесу гораздо дальше.

Малик проговорил:

– Лагерь находился близко к башне и поселку вокруг нее, это как бы говорит, что в лесу ждали кого-то оттуда. На месте противника я бы оставил засаду. Случайные путники, за которых, наверное, приняли нас, им не нужны, они ловят того, кто сунется в лес. Только бы наши во время отхода не убили кого-то из царберов, смерть даже одного из них Верховная вряд ли простит. Будем надеяться, мои ребята просто сбежали по добру по здорову.

– Мы с ними еще встретимся? – спросил я, думая не столько о самих сопровождавших нас рыкцарях, сколько об унесенном мече.

Малик кивнул:

– Мы договорились о сигналах.

И когда только успел? Наверное, в то время, пока была моя очередь путь прокладывать. Или когда я в кустики отходил. Или когда мои внутренние проблемы казались мне важнее посторонних разговоров.

Хорошо быть настолько предусмотрительным. А вот зависть – плохое качество. Назовем это так: глядя на успехи товарища, я наметил себе для покорения новую вершину на пути к совершенству. Вот доберусь, и уж тогда – держитесь все…

Выйдя на дорогу, мы побрели в сторону восходящего солнца. Каждый погрузился в собственные мысли, разговаривать не хотелось, да и спина еще холодела от ожидания, что из леса вынесутся всадники в желтых плащах и раздастся требование остановиться.