Глядевшая со своей внутренней колокольни, Ефросинья просто сияла от счастья. Она видела случившееся по-другому.

Другое дело, как намерение о помолвке с бывшим вождем разбойников воспримет царисса Анисья. Никто не гарантирует, что позже не придется пожалеть. Ну, это позже. Сейчас маневр Малика дал нам еще один шанс вернуть Шурика с минимальными жертвами, а то и без них. У дяди Люсика выпрямилась спина, глаза заблестели. Он тоже склонился в поклоне:

– Я рад, что все так удачно устроилось.

Иона, Брячислав и Антип вскочили:

– Ну пойдемте же уже!

Походкой коронованной императрицы Ефросинья вышла из обеденного зала первой, все остальные последовали за ней.

В нашей комнате Малик попросил мальчишек принести ему стоявший около стула меч. Они бросились втроем, старший распихал мелких и, одной рукой взявшись за рукоять, а второй едва удерживая тяжелую ношу на весу, подал ее владельцу. В руках Ионы оружие больше походило на вырванный из земли столб, если сравнивать масштабы мальчика с этим мечом и Малика со столбом.

– Спасибо. – Малик прокрутил вынутым из ножен «столбом» свистящие восьмерки, при этом умудрился не задеть ни мебели, ни пола, ни потолка. Ни, самое главное, никого из присутствующих. Хотя, кое-кого, на мой взгляд, стоило бы, желательно – по голове, и так, чтобы там больше ни одной мысли в прежнем духе до конца жизни не возникло. – Надеюсь, в скором времени мои умения пригодятся.

Мы с дядей Люсиком навострили уши: разговор вновь вышел на нужную тему. Проговорится ли царевна о происходивших снаружи событиях?

Прогадали. Она, как обычно, думала только о себе.

– Конечно, пригодятся. Прошу знаменитого вождя рыкцарей дать мне урок обращения с этим видом оружия. В школе нас такому не учили.

– В школе… – начал дядя Люсик.

Ефросинья перебила, глядя только на Малика:

– Мы сейчас не в школе. Мешать вашим спутникам мы не будем, поэтому пройдем в мою комнату…

Малик вставил меч в ножны и в очередной раз поклонился:

– Как я уже сказал, мой меч всегда к услугам моей госпожи. Все, что я знаю и умею, станет собственностью моей хозяйки, но сейчас я прошу возможности отдохнуть после долгой дороги.

– И вставать нам очень рано, – прибавил дядя Люсик. – Мы уйдем на рассвете. Без лошадей идти долго и трудно…

Он снова сделал многозначительную паузу.

Царевну всячески выводили на тему потрясших страну событий. Защищать башню царисса оставила хилых и старых, и это значит, что все необходимое для войны отбыло в неизвестном направлении, и свободных коней, скорее всего, в башне и поселке не найдется.

Ефросинья намеков не понимала, ее занимали только личные проблемы.

– Хорошо, мы займемся этим, когда ты вернешься, – кивнула царевна. – Буду ждать решения Верховной царицы. Лошадей дать не могу, вы сами знаете, что творится вокруг и где лошади теперь нужнее. – Она достаточно искренне вздохнула. – Жаль, что уже поздно, я бы не отпустила вас без рассказа о похождениях. К счастью, – ее лицо вновь расплылось в улыбке, – это не последняя наша встреча.

Я предпочитал молчать. В сложившихся обстоятельствах лучшее для меня – это быть незаметным. Я бы и дышать перестал, если б возможно было.

Но как я ни прятался за спиной дяди Люсика, царевнин взгляд выцепил меня и оживился:

– А Чапа…

– Моя госпожа, – рискнул перебить Малик с еще одним уважительным и почти душевным поклоном, – позволите ли человеку, тоже немного умеющему смотреть вперед, высказать мнение, которое может помочь в одном из главных жизненных выборов?

– Говори, – разрешила Ефросинья тоном королевы, готовой как помиловать, так и покарать.

– Сегодня вы сделали один судьбоносный выбор, и любой подтвердит, что решение было правильным, если смотреть на годы вперед. Возможно, сейчас вы захотите укрепить семью еще одним мечом, хорошо вам известным и, как мне кажется, не менее достойным. И если брать сегодняшний день, то это будет тоже правильно. Но впереди – долгая жизнь. Возникающие на пути в величию новые проблемы желательно решать по мере конкретной необходимости, и мне, как лицу заинтересованному, кажется, что не стоит сразу связывать себе руки. Тогда в будущем не придется тратить силы на сумку без ручки, которую и нести неудобно, и выбросить жалко. Ну, в смысле, что невозможно.

Я чувствовал, как у меня заполыхали уши. Это я-то – сумка без ручки? Обидно слышать, пусть подсознательно и понятно, что таким образом Малик меня спасал.

Ефросинья думала недолго.

– Именно это я и хотела сказать, – царственно заявила она. Ее направленный на меня собственнический взор угас, через миг в нем не осталось ничего, кроме отстраненного высокомерия. – Чапа, в другое время ты тоже мог бы рассчитывать на мою благосклонность, но сейчас, когда будущее нашего общества покрыто мраком, я не могу брать под свое крыло первого встречного. Ты человек способный и удачливый и, я уверена, однажды обязательно составишь партию кому-нибудь из высшего сословия. Могу навскидку назвать несколько общих знакомых, которые не прочь заполучить тебя в невесторы. Впрочем, ты их и сам знаешь. Значит, мы еще не раз встретимся в гостях или на забаве. Возможно, у нас даже получится вместе вспомнить времена, когда ты думал, что быть Тамариным – это здорово. А я уже тогда говорила тебе, что ничем хорошим это не кончится. Подумай об этом. – Ефросинья обернулась к дяде Люсику: – Папринций, красивых снов.

Голова царевны качнулась в сторону выхода. Три брата поняли это как прямое указание и, продемонстрировав чудеса многолетней дрессировки, первыми покинули комнату – безмолвно и чуть ли не строем. Последовавшая за ними царевна остановилась в дверях:

– Малик, у меня в последнее время постоянная бессонница, и если тебе тоже будет плохо спаться – вспомни про обещанный урок. Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.

И мы остались одни.

Малик шепнул:

– Если нужно бескровно захватить башню и высокопоставленную заложницу, лучший день для этого – сегодня. Такой трофей можно сменять на кого и на что угодно. Жаль упускать такой случай. – Он вздохнул. – Но придется.

– Наше время еще не пришло, – подтвердил дядя Люсик.

– Тогда, быть может, все же сходить в гости, посмотреть, как там что и где? – Малик указал взглядом вверх.

– Все башни почти одинаковы, – проворчал в ответ дядя Люсик, – эта ничем не примечательна, и мы вроде как не собираемся брать ее штурмом ни сейчас, ни потом. Вот если бы ты узнал то, зачем мы пришли…

– Могу попробовать разговорить красавицу. – Малик задумчиво куснул губу. – Впрочем, нет. Риск того не стоит. – Он повернулся ко мне: – Царевна очень религиозна?

Я уловил суть вопроса.

– Тебя интересует, как она относится к чертям? Узнает об этом прилюдно – тут же сдаст с потрохами, а наедине извлечет из ситуации максимум. Деда же своего она не сдала, хотя он явный пришелец откуда-то.

– Получается, что если нарыть на нее подходящий компромат, то можно договориться о чем угодно?

– Думаю, да, – признал я.

Перешептываясь, мы раздевались, настало время ложиться в постель. Я занял место слева, дядя Люсик – справа. Малик, потушив факелы, расположился в ногах поперек.

– Кстати, что это за времена такие, на которые намекала царевна? – спросил он меня и жеманно выговорил, подражая голосу и манере Ефросиньи: – «Возможно, у нас даже получится вместе вспомнить времена…»

Хорошо, что темно.

– Царевна уже подбивала ко мне клинья, а я уперся.

Вдаваться в подробности не хотелось.

– Тогда все ясно. – Малик умолк.

Сразу же заговорил дядя Люсик:

– А кто еще не прочь заполучить тебя в невесторы? Огласите, пожалуйста, весь список.

– Меня примеряли на себя в этом качестве все спасенные из плена царевны.

– Все пятнадцать?! – Брови Малика поползли вверх.

Пусть и незаслуженное, но произведенное впечатление мне понравилось.

Я как можно небрежнее пожал плечами:

– На безрыбье, как известно, и рак рыба.