— Обстановка теперь меняется ежечасно, — перебил его Генрих. — Каких-то пару месяцев назад Авьен не понимал всей угрозы, а императорский двор проводил приемы и балы. Теперь люди вынуждены прятаться по домам, госпитали не справляются с наплывом чахоточных, а город оцеплен гвардейцами. По самым простым подсчетам, беда придет к вам быстрее чем через месяц.

На этих словах собравшиеся побледнели, тайно переглянулись, откуда-то донесся вздох. Сидящий по левую руку от Генриха граф Медши глухо барабанил пальцами по столу.

— Настоятельно рекомендую вам, — продолжил Генрих, — как можно скорее принять карантинные меры. Со мною прибыло несколько ученых медиков, они готовы поделиться опытом и курировать ведущие госпитали Буды. Прошу отнестись к этому со всей серьезностью.

Медши дернул плечами, вскинул орлиную голову и небрежно заметил:

— Позвольте, ваше высочество! Народ нельзя волновать! Поднимется паника, затем бунты… Политическая обстановка и без того накалена.

— В Буде достаточно военной силы, чтобы сдерживать недовольства, ваше высочество, — подал голос генерал, весь в орденах, с косым шрамом через щеку. Выправкой он походил на учителя Гюнтера, и Генрих вновь поднял взгляд, ища у отца поддержки.

— Необходимо усилить пропаганду, — сказал он. — Выпускайте газеты, листовки, кричите об этом с площадных трибун, пусть поэты пишут гимны, а драматурги ставят пьесы. Расскажите людям, что меры необходимы, и что в трудные дни не может быть никаких разногласий, пока мы все сражаемся против этого невидимого общего врага.

— Ваше высочество, — снова подал голос Медши, и от звука его голоса у Генриха к горлу подступила желчь. — Позвольте снова заметить, что Турула с почтением и радостью перенимает опыт Авьена, но в свою очередь предлагает собственные способы сдерживания эпидемии.

— Говорите, — сквозь зубы процедил Генрих, нутром чувствуя, к чему сведется речь Белы Медши.

— Всем было бы лучше, — продолжил граф, — если бы Турула дистанцировалась от Авьена. Не сочтите за дерзость, но открытые границы предполагают распространение болезни, и…

— Границы подконтрольны, а пропускной режим уже сейчас хорошо зарекомендовал себя в сообщении Равии и Бонны.

— Турульский народ не слишком доволен появлением здесь авьенских военных…

— …в которых значимый процент самих турульцев, включая офицеров.

— И ваша военная реформа уже сейчас приносит свои плоды, ваше высочество. Но вы знаете, как давно Турула мечтает о независимости…

И все застыли — теперь помыслы как на ладони, и разговор неизбежен, и нельзя более тянуть. Генрих сложил горячие пальцы в замок и повторил:

— Независимость. Хорошо. Я подпишу указ о независимости Турулы, — справа глухо прокашлялись, кто-то сипло втянул воздух сквозь зубы. Глаза Медши выжидающе поблескивали. — Но без ваших консервных заводов, без поставок зерна и прочего продовольствия, без военной поддержки Авьену будет непросто содержать дотационные регионы. — Медши открыл было рот, но Генрих остановил его поднятием ладони. — Будет непросто и вам! С прискорбием напоминаю вновь: в мире бушует эпидемия. Бонна и Равия уже заражены. Есть ли необходимость тратить на них экономические ресурсы?

— Ваше высочество, что вы подразумеваете…

Генрих качнул головой и выложил на стол подготовленную грамоту.

— Мой отец-император собирал империю по лоскутам. Но сейчас, видимо, настала пора распустить это одеяло. Если каждый хочет быть сам по себе — тому пришло самое время, — он расправил бумагу и придавил ее ладонью. — Волею возложенных на меня полномочий регента я подпишу указ о признании независимости Турулы, и Бонны, и Равии, и Далмы, и сопредельных королевств…

Окончание потонуло в поднявшемся гвалте.

Турульцы запереглядывались, зароптали, нервно застучали по столу пальцами. А Медши выпрямился напротив Генриха и сквозь зубы процедил:

— Это ведь две трети территории!

— Вашей территории, прошу заметить, — парировал Генрих. — Авьен не потеряет и половины.

— Бонна и Далма присоединены к Туруле договором двадцатилетней давности, наши промышленники давно уже осваивают эти территории, не говоря уже о сельском хозяйстве…

— Развивайте свое, — сухо ответил Генрих.

— Это потребует вложений.

— И немалых, господа.

— И где их брать?!

— Извольте! Моя казна готова дать взаймы. С возвратом, конечно. Как вы понимаете, после отделения от Авьена о безвозвратной сумме не может идти и речи.

— Но это повлечет за собой экономический коллапс! — кто-то из парламентариев схватился за сердце, и лакеи тотчас поднесли холодную воду в графине.

— В таком случае, вот вам сутки на размышление, — сказал Генрих, поднимаясь. — Суверенитет Турулы и заодно всех сопредельных королевств со всеми вытекающими из этого последствиями. Или же сохраняете статус-кво в составе конституционной монархии под моим временным руководством. И в этом случае гарантирую вам экономическую поддержку и безопасность границ, всеобщий мир и благоденствие. А теперь прошу откланяться.

Он вышел, оставив на столе бумагу с обугленным отпечатком его ладони. И, хотя речь была подготовлена ранее, эта встреча вымотала до рези в висках.

Широким шагом войдя в покои, Генрих рванул ворот парадного мундира.

— Андраш! — крикнул он. — Седлай коней! Мы отправляемся на прогулку!

— Так точно, ваше высочество! — откликнулся всегда готовый адъютант, но, не успел уйти, как за дверями послышался шум, возня, надменные крики и в покои ворвался запыхавшийся Медши.

— Ваше высочество!

Генрих повернулся, болезненно хмуря брови. Лицо графа побагровело: Медши едва сдерживал негодование, и, приблизившись, раздраженно заявил:

— Я полагал, вы в гостях у турульской короны, ваше высочество. Так не было нужды обыскивать меня на входе!

Генрих позволил себе улыбнуться и ответил:

— Не стоит беспокоиться, граф. Вас обыскивали потомки славных авьенских кровей, и ваша честь не пострадала. Вы желаете сказать мне что-то еще?

Медши озлобленно глянул на невозмутимого Андраша.

— Этот разговор не для посторонних ушей.

— Пустое! Андраш — мой поверенный. К тому же, из Агары. Кстати, благодарю агарских виноделов, эти напитки божественны. Но говорите скорее, граф. Я утомлен и желал бы проветрить голову.

— Я только хотел напомнить, ваше высочество, — процедил Медши, — о том, что мы обсуждали ранее, еще по моему приезду в Авьен.

— Я помню, — холодно ответил Генрих и принял из рук Андраша прогулочный сюртук. — Но вам не кажется, граф, что ситуация переменилась?

— Турула не желает терять вверенные ей земли Далмийской и Боннийской корон!

— А Авьен не желает терять корону Турулы.

— Мы предлагали вам Турульские земли!

— А я взял все земли Империи, — в тон ответил Генрих, выправив плечи, и позволяя Андрашу застегнуть латунные пуговицы. — Торговля в условиях эпидемии беспочвенна и опасна, граф. Взвесьте все. Подумайте. В конце концов, вы можете не быть авьенцем, а турульцем, долмийцем или равийцем по национальности. Но все мы — граждане Священной Империи. Единство — вот наша сила. Так победим.

Кивнув остолбеневшему турульцу, Генрих вышел через боковой холл и в сопровождении Андраша спустился в сад.

Вечерняя свежесть охладила пылающую голову, вдохнула в грудь легкость, изгладила из мыслей все страхи. Именно теперь, решившись на столь отчаянный шаг, Генрих почувствовал себя совершенно свободным — от прошлого, от лживых обещаний, от шантажистов и заговорщиков. Он знал: лишиться земель и поддержки Авьена для Турулы — самоубийство, и это знание придавало невиданной прежде уверенности.

— А завтра, Андраш, — говорил Генрих, шагая по аллеям и с радостью ощущая поддержку верного адъютанта, — мы отправимся в Агар. Я давно хотел навестить твою семью, и моя признательность за верную службу, возможно, будет своевременной для твоей матушки.

— Благодарю вас, ваше высочество, — ответно улыбался Андраш. — Надеюсь, матушка в добром здравии. Я много рассказывал о вас в письмах — и только хорошее! Матушка будет счастлива воочию увидеть Спасителя! Благословите ее?