— Будет зависеть от организма больного, — ответили ему. — Сейчас необходим покой и инфузионная терапия.

— Что? — Генрих непонимающе сдвинул брови, и один из медиков тронул штатив.

— Физиологический раствор поступает прямо в кровь, а благодаря такой системе возможно за один раз ввести довольно большой объем лекарства и снизить вред на стенки сосудов.

— Прямо в кровь? — повторил Генрих и поднял глаза на сосуды.

В солнечных лучах они золотисто поблескивали, и кружащаяся в воздухе пыль походила на вспыхивающие и гаснущие искры.

Как холь-частицы под микроскопом.

Вспомнилась последняя встреча с Натаниэлем: изможденный, дышащий хрипло и болезненно, время от времени отхаркивающий кровью, он говорил, что опыты не увенчались успехом. Эликсир, настоянный на крови Спасителя, не дает никаких результатов, пить ли его однократно или несколько раз на дню.

И Генрих был убежден, что формула не полноценна. Что требуется что-то еще, о чем не знает ни он сам, ни доктор Уэнрайт.

А, может, дело было не в формуле?

Некстати зуд от ладоней перекинулся выше, к локтевому сгибу, где долго заживали шрамы от иглы.

Догадка пронзила молнией.

Генрих качнулся и оперся о изголовье кровати. Перед глазами расплывались золотые круги.

— Бумагу мне, — вытолкнул он.

— Что, ваше высоч…

— Бумагу быстро!

Андраш смотрел на него из-под полуопущенных век. Он тоже не понимал, но объяснять не было времени.

Генрих надеялся, что телеграмма долетит до Натаниэля гораздо раньше, чем он сам вернется в Авьен.

И он писал:

Сейчас мечта о панацее казалась как никогда реальной.

Авьен. Апрель.

Покидая Авьен, Марго не могла поверить, что спустя три месяца ей придется вернуться.

Она боялась, что город встретит ее болезненными воспоминаниями: вокзалом, где она прощалась с прежней жизнью, держа в руках урну с прахом Родиона; многолюдными узкими улицами; набережной Данара; театром, где она подстерегала Спасителя; Ротбургом, похожим на склеп…

Марго боязливо опиралась на локоть Раевского, который с неуемной энергией отчитывал носильщика за оброненный чемодан, и глядела на изменившийся город с удивлением впервые приехавшего сюда человека.

— Я помню Авьен совсем другим, — слабо призналась она уже в экипаже. И безостановочно крутила помолвочное кольцо, чтобы ни дай бог не притронуться к занавескам на окнах — так рекомендовали всем прибывшим военные медики.

Патруль обходил вагоны на границе, и уже там Марго заметила перемены.

Военные носили шинели с высокими воротниками, перчатки и каски. Лица до глаз скрыты повязками. На плече каждого — походная сумка с набором перчаток, повязок и футляров с двумя пузырьками спирта и ватными тампонами, и с маленькой иконой Спасителя. Все это раздавалось немногочисленным приезжим.

— Соблюдайте меры предосторожности, господа, — приглушенно доносилось из-под повязок.

Раевскому почтительно козырнули: карточка промышленника и владельца фармакологических фабрик делала его желанным гостем. Его живые глаза внимательно изучали столицу Священной империи — теперь здесь было пусто, стерильно, в воздухе висел явственный запах гари и медикаментов.

— Не думал, что все настолько серьезно, — заметил Раевский, провожая взглядом патрули. — Возможно, вам не стоило возвращаться, Маргарита.

Не зная того, он высказал вслух опасение Марго, и она, чтобы не подать вида, выпрямила спину и холодно ответила:

— Это мой крест, Евгений. Должна помогать болеющим в память о брате.

Действительно, говорить о нем было все еще больно, будто каждое слово снимало кровяную корочку с раны, и она раскрывалась вновь.

Вон крыша университета, где Родион постигал науки под присмотром доктора Уэнрайта.

Вот любимое кафе с нежнейшим штруделем.

А там вздымается ввысь шпиль собора Святого Петера.

Экипаж повернул, и грудь Марго обложило огнем: на Лангерштрассе между розовым и голубым особняками зияла дыра — уцелел только фундамент, а обгорелый верх сняли, и вдалеке просвечивала зелень парка Пратер и обод колеса обозрения.

Будто нарочно, экипаж замедлил ход, и Марго удалось рассмотреть тонкие ростки, пробивающиеся сквозь фундамент бывшего особняка барона фон Штейгер. Обугленные кирпичи фундамента торчали из земли точно стариковские зубы, и Марго подумала: старик так настойчиво цепляется за память, что не только поселился в ее собственной голове, но и не желает оставлять даже свой старый сгоревший особняк.

Марго поежилась, когда ей показалось, что в голове что-то заворочалось с болезненным стоном, и в страхе ухватила ладонь Раевского. Его брови слегка приподнялись в беспокойстве, и Марго жалко улыбнулась.

— Показалось, — пробормотала она. — Будто увидела что-то… знакомое. Можем ли мы ехать быстрее?

В прошлое возвращаться не хотелось. Кем она была здесь? Вдовой. Падшей женщиной, вытаскивающей на белый свет грязные тайны Авьенской аристократии. Любовницей Спасителя. Сестрой государственного изменника. Женщиной, в свою очередь подозреваемой в измене.

Ей не хотелось цепляться за имя.

А потому она с готовностью приняла предложение Раевского, слегка удивленного такой готовности, но все же обрадованного ей.

Помолвка прошла скромно и поспешно.

Раевский вовсю ухватился за идею, поданную Марго, и подсчитывал барыши от фармакологической кампании в Авьене. Бушующая там эпидемия совсем его не пугала, и это отчасти импонировало Марго: в Раевском не было надломленности Генриха или жесткости Вебера, и уж конечно не было жестокости барона — этот человек был спокоен и невозмутим, быстро оценивал ситуацию, быстро просчитывал варианты выгоды или наоборот потерь, и так же быстро принимал решения. Марго понимала, что сама она отчасти интересовала Раевского с практической точки зрения — она обладала титулом и некоторым приданым, а также в свою очередь подавала ему достойные деловые советы. Марго понимала, что этой помолвкой, а впоследствии и браком, Раевский укрепит свои позиции на рынке химической промышленности. И не видела в том ничего плохого: в конце концов, она получала почти половину от доходов, а плюсом — его фамилию.

Они сняли меблированные комнаты с видом на Данар: Марго отвели отдельную спальню с прислугой, что несколько обескуражило владельца, потому что въехали они под одной фамилией, но Раевский в свойственной ему спокойной манере пояснил, что они только помолвлены, и приехали за благословением на супружество к самому Спасителю.

Сказка была бы идеальной, если бы не парочка фактов: во-первых, Марго совершенно не желала видеть Спасителя, а во-вторых, по словам домовладельца, он и вовсе отсутствовал в Авьене.

Это позволило Марго сбросить напряжение последних дней, что не ускользнуло от взора Раевского.

— Вы, кажется, в хорошем настроении, — с улыбкой заметил он. — Мне жаль, что наше первое путешествие приходится на столь неблагоприятное время. Я с удовольствием пригласил бы вас в оперу или картинную галерею.

— Вы очень любезны, Евгений, — ответила Марго, подавая руку для целомудренного поцелуя. — И я весьма благодарна за такое радушие. Позвольте вас заверить, что опера подождет. У нас будет много времени, если… — она сглотнула и поправилась: — когда все это закончится.

— Вы как всегда мудры, моя дорогая, — легко отозвался Раевский. — В таком случае, позвольте мне ненадолго покинуть вас. В шесть у меня встреча с господами инженерами. Если вы хотите, вы можете…

— Нет, нет, — покачала головой Марго. — От столь долгой дороги у меня разболелась голова. Пожалуй, я сегодня не смогу оказать вам поддержку. Простите…