Минуточку! В этот раз они так просто от меня не отвертятся! Им придется объяснить, что здесь происходит, и почему я не могу уйти домой.

Театрально громко кашляю, приподнимаюсь на локтях и заявляю:

– Прости, а куда это ты собрался? Может, сперва нужно мне что-то объяснить?

Плевать мне на то, что Уилл обращался к нему на «вы», для меня это какой-то пень с холма, а я не должна выказывать свое уважение одному из похитителей!

Мужчина, видимо, не ожидал такого дерзкого обращения, поэтому, сперва застывает на месте, а после медленно разворачивается. Его взгляд удивленный, но при этом изучающе скользит по моему силуэту, отчего мне становится как-то не по себе. Опускаю босые ноги на холодный пол и поднимаюсь с кровати, недовольно скрестив руки на груди, глядя на собеседника с вызовом:

– Итак, я слушаю. Кто ты такой и на каком основании ты со своим дружком удерживаешь меня в этом допотопном особняке?

– Прости? – в этот раз уже недовольно переспрашивает мужчина. Все никак из роли великого предводителя ролевиков не выйдет.

– Ты слышал меня, мне нужны ответы. Немедленно вызовите мне такси, и я уеду домой! – продолжаю настаивать на своем, пока могу, потому что, как бы я не храбрилась, мне становится страшно от всего происходящего.

В груди зарождается зерно волнения, вызванное ощущением тревоги и опасности. Что-то в этой ситуации не складывается и, как я не пытаюсь разложить все звенья в цепочке, мое странное перемещение в незнакомый город, заполненный ролевиками, нельзя  объяснить логически.

– Тебе никто не удерживает против воли. Мы помогли тебе, привезли в свой дом, защитили от возможных опасностей, и мы после этого плохие? – его тон строгий, недовольный.

Голос поставлен хорошо, меня словно преподаватель в колледже отчитывает за дурное поведение, из-за чего я начинаю робеть и теряться.

– Допустим, что да. Вы забрали меня с той опушки, когда мое состояние было… странным. Теперь я чувствую себя хорошо и готова уйти. Я могу это сделать?  – важно вздергиваю подбородок, пытаясь держать образ непоколебимой стойкости, смелости и решимости. Хотя на фоне собеседника я выгляжу не просто не устрашающе, а смешно.

– Куда? Где твой дом? – он делает шаг навстречу, а я чуть дергаюсь назад, инстинктивно желая отступить, но сдерживаюсь.

– Ага, может ещё адрес прописки назвать и рассказать, где запасной ключ прячу? – возмущенно уточняю, ё выдерживая зрительный контакт строгих, но невероятно притягательных, глаз собеседника.

Он усмехается и возвращается к окну, указывая рукой на открывающийся из него вид.

– Подойди ко мне, посмотри вдаль и скажи, ты видишь свой дом отсюда? Тебе вообще местность эта знакома? Неужели ты, правда, настолько глупа?

От последней фразы я даже рот возмущенно приоткрываю, готовясь излить негодование, но мой мозг не успевает одновременно выдумывать ответные колкие заявления и переваривать информацию относительного местонахождения.

В итоге я продолжаю стоять на месте как вкопанная, потому что боюсь подходить и выглядывать на улицу. Ведь, если все то, что я видела, не являлось частью бреда от дурмана и какой-то штуки, которой меня опоил Уилл, то я нахожусь так далеко от дома, насколько это вообще возможно.

Мужчина сохраняет молчание, ждет моих действий, смотрит выжидающе. Закусываю нижнюю губу, делаю глубокий вдох, демонстративно подхожу к нему и начинаю рассматривать округу: все тот же проклятый лес, небольшие фермы и полное отсутствие прогресса. Пальцы опускаются на подоконник, выстукивая нервный бит. Пульс учащается, и паника начинает сдавливать горло.

– Где я? – интересуюсь тихо, не глядя на собеседника.

– Ты в Форест Трайбе, – спокойно отвечает он, и я чувствую его взгляд на своем лице, от чего истерика подкрадывается ближе.

– А мы находимся далеко от Бергена?

Мужчина молчит.

– Мы хотя бы в Норвегии? – голос дрогнул, но я плотно сжимаю губы и обхватываю пальцами выступающий край подоконника, пытаясь сдерживаться.

Собеседник молчит, лишь тяжело вздыхает.

– В Швеции? Финляндии? Дании? Великобритании? – начинаю перечислять все находящиеся рядом страны, но он не отвечает. Поворачиваю к брюнету голову (читать: задираю голову). – Мы хотя бы в Европе? Америке? – мои глаза округляются, я смотрю на все так же идеального мужчину требовательно, но в то же время с неприкрытой мольбой.

– Нет, ничего из этого рядом с нами нет. Мой мир объединяет семь королевств, одно из которых Форест Трайб. Я могу сказать название оставшихся шести, если ты захочешь, но, боюсь, они тебе ничем не помогут. Уилл сказал, что ты относишься к другому миру, поэтому не можешь так просто уйти домой. Мне жаль, но сейчас я ничем не могу помочь.

Он замолкает, а я отворачиваюсь к окну, глядя как капли дождя стекают по стеклу длинными дорожками. Мне нечего сказать. Я не понимаю, что делать дальше и не хочу верить в этот бред, но все мои чувства кричат о том, что это правда. Глаза наполняются слезами – это лучше истерики с рукоприкладством, но намного больнее. Пытаюсь быть сильной, но большая соленая капля все же скатывается по щеке, и я тут же смахиваю её ладонью, шмыгая носом.

– Как ты попала сюда? – выждав некоторое время, интересуется мужчина, опуская руку на подоконник, недалеко от моей.

– Я не знаю, – отвечаю отстраненно.

Не буду же я рассказывать про какой-то дурацкий ритуал, ведь этот мир явно не то «что мне нужно». Да и сам обряд был совершен без жертвы, без крови и обычными нами, среднестатистическими норвежскими девчонками. Мы не могли пробудить древнюю магию, заставить её танцевать под наши дудки, пропитать тела силой и сотворить портал в другой мир из сухих веток да медной хны.

Всему должно быть другое объяснение, но я его не знаю, и от этого становится ещё печальнее.

– Возможно, все станет понятно, когда вернется старец, – на выдохе произносит брюнет, пытаясь успокоить либо меня, либо себя.

– Какой ещё старец? – на автомате переспрашиваю. Не уверена, что я на самом деле вникала в суть его слов, слишком уж была погружена внутренним самобичеванием, растворяясь в безысходности с горьким вкусом боли и отчаяния.

– Мудрец, который прожил больше ста лет. Он знает всю историю и видит будущее. Его зовут Торвальд, он давно рассказывал мне о каком-то пророчестве, что приведет чужеземца в наш Мир, но я был слишком молод, чтобы запоминать старые сказки. Он сможет объяснить, что привело тебя к нам и, скорее всего, ответит, как найти дорогу домой.

– А когда он вернется? – я смотрю на собеседника. Впервые за долгие минуты общения в моем голосе появляется искренняя заинтересованность.

– После каждого затмения небесного светила, Торвальд отправляется в Маунтейн Трайб на три дня, забирается на самую высокую гору и проводит какие-то обряды для единения с силой природы, – он рассказывает спокойно, без нервов и снисхождения (как объясняют маленькому ребенку), за что ему большое спасибо. Однако когда он начинает мяться, я настораживаюсь.

– И давно он ушел? – спрашиваю, не выдержав затяжной паузы.

– Вчера утром, прямо перед тем, как мы нашли тебя в лесу.

– То есть, он завтра уже вернется? – интересуюсь с надеждой в голосе.

– Не совсем.

– В смысле? – поворачиваюсь к мужчине и смотрю на него пристально, а он хмурится как человек, который хочет сообщить плохую новость.

– Он вернется через тридцать ночей.

– Что? – протяжно спрашиваю, пока мои глаза расширяются до неприличного размера.

– Путь очень далек, дорога в одну сторону занимает примерно пятнадцать ночей, и то, если погода хорошая. Здесь мы ни на что не можем повлиять, остается только ждать.

– А я не могу поехать к нему?

Мужчина хохотнул, и я смотрю на него со всем недовольством, на которое только способна.

– Конечно же, нет.

– Это все потому, что я девушка? – спрашиваю сощурившись, поставив руки на талию.

– Разумеется.

– Да как ты смеешь?! – возмущаюсь я, девушка двадцать первого века, живущая в век феминизма и женской независимости. Да только забыла, что сейчас нахожусь явно не в таком мире.