Владимир Козловский с родителями, улица Фуад, Александрия, 1947–1948 г.

Владимир Козловский в Александрии 1947 г.

Так что немца мы не выдали, покормили, оставили переночевать. Но потом дали ему какие-то папины вещи, чтобы переодеться, и попросили уйти. Сказали: идите, наверное, сдаваться, так будет вам самому лучше и безопаснее. Англичане хорошо обращались с пленными, папа это знал. Пробыв у нас сутки, этот немец – кажется, его звали Хорст – покинул наш дом, и его дальнейшая судьба мне неизвестна. Может быть, он пошел и сдался, а может, продолжил скрываться.

Должно быть, этот папин урок запал мне в сердце. Много лет спустя, я снова помог еще одному дезертиру, на этот раз французу (который скрывался в нашем пансионе в Женеве) вернуться к семье на родину. Просто перевез его через границу (а тогда, после войны, на границах между европейскими странами был строгий контроль) в багажнике своей машины, не думая о возможных для себя последствиях.

Еще одна интересная встреча военных лет, которую я потом не раз вспоминал, произошла на александрийском пляже. Мы с мамой туда нередко ходили, компанию нам составляла мамина приятельница-сербка по фамилии Савитч. Сербов тогда в Египте было немало. Однажды эта дама представила нам своего спутника по фамилии Попович, тоже серба. Мы встречались затем с этим господином в гостях у маминой знакомой, они с моим папой много беседовали на политические темы, про коммунизм и все время спорили. А через несколько лет я встретил в ООН югославского министра иностранных дел и узнал в нем нашего александрийского знакомого. Коча Попович – видный югославский деятель, соратник Тито, после войны руководил генеральным штабом Югославии и даже был вице-президентом страны в конце 1960-х. Вот вам и пляжное знакомство!

Как бы то ни было, но я могу сказать, что несмотря на то, что шла война, что жилось непросто, а порой и страшно, это были очень счастливые годы. Слава Богу, мы не нуждались, но и независимо от материальной стороны, мы жили очень насыщенной, полноценной жизнью, и вокруг нас были интересные люди.

В Александрии у нас в гостях часто бывали офицеры: представители союзнических войск, поляки, сербы, чехи. Помню, были у папы хорошие приятели – два сербских летчика. Они ухаживали за русскими девушками, сестрами Марковыми, Женей и Викой, с семьей которых мы дружили. А потом их самолет сбили немцы, и сербы погибли.

Кстати, о главе семейства Марковых, служившего полицейским в порту, некоторые русские александрийцы в своих воспоминаниях отзываются как о сочувствовавшем нацистам. Якобы он распространял фашистскую литературу. Хочу сказать, что это навет! Он оставил мемуары о своей службе в «полиции нравов», очень интересный рассказ[16]. По моим воспоминаниям, к Маркову нередко обращались колонисты, именно в силу его работы полицейским. Он служил неким связующим звеном между русским миром и официальными египетскими органами и часто помогал своим. Деталей, конечно, я не знаю, но в нашей семье на этот счет было именно такое мнение. Нам, детям, Марков часто отдавал даром билеты в кино, которые, видимо, ему полагались по службе. Потом семья Марковых уехала в Америку.

Русская община в Египте на протяжении долгих лет сохраняла, как могла, свой русский мир и образ жизни. Мы все говорили по-русски, были православными, впитывали с младенчества русские традиции, читали русские книги, проводили концерты русской музыки и ели типичные блюда русской кухни. Помогало то, что большинство русских беженцев и на родине были незаурядными личностями, хорошо образованными, культурными людьми, достойными представителями своего отечества. Взрослые старались передать детям богатство родной культуры, любовь к России.

Вместе с папой я прочел в младшем школьном возрасте и Пушкина, и Лермонтова, и Гоголя, и прочих классиков. Все мои книжки папа заботливо переплетал. Мама тоже много читала, у меня хранятся ее книги, например, «Учебник русской истории для средней школы» профессора Платонова, «издание пятое с восемью картами». Издан Башмаковым в 1913 году. Я сам по нему потом учился, хороший учебник. Он стоит у меня на полке, и когда-нибудь, я надеюсь, в него еще заглянут мои внуки.

Родители вели интеллектуальную, культурную жизнь, не замыкались на быте. Мы выписывали парижскую «Русскую мысль, альманах «Рубеж». В нашем доме бывали все «светила» нашей колонии. Много говорили о «бывшей» жизни, ведь все тосковали по родине. И я вырос в этой атмосфере и всё впитал, поэтому и считаю, что я абсолютно русский, хоть и родился, и жил вдали от России.

Мои первые уроки русского языка я получил еще в Турции, моим преподаватель был Лев Петрович, который до эмиграции преподавал в Российской Академии Наук. В Египте папа по-прежнему следил за моим образованием и нанимал хороших частных учителей.

Это были достойнейшие люди, которые многократно упомянуты в мемуарах бывших «русских египтян» и книгах об их жизни. Например, русским языком со мной занималась Варвара Рерберг, дочь знаменитого генерала Рерберга, одного из самых видных деятелей русской общины. Она вышла замуж за инженера Демидова, представителя рода уральских заводчиков (они же князья Сан-Донато). Она была очень строга, но тогда так принято было обращаться с детьми. Мы все воспитывались довольно сурово.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.