Другой край земли! О чем она думала при этом, что переживала? Боялась или наоборот, была спокойна, потому что близкие рядом? Её ждали другой континент, другой климат, язык, люди… В этой ситуации она все-таки была под крылом родителей и дяди.

А вот когда она вышла замуж за папу, им нужно было обустраивать свою жизнь самостоятельно, думать о своем будущем. Понятно, что мама не работала, несмотря на то, что была женщиной образованной: закончила в Бердянске гимназию и много читала. Интересно, что мама, несмотря на свою образованность, была очень суеверной. В наш дом не разрешалось входить с открытым зонтом, равно как и класть головные уборы на кровать, или например, стричь ногти предписывалось по средам…

Так продолжалась традиция: бабушка Альбина тоже не работала, она занималась домом, семьей, детьми (их, напомню, было 16). Поэтому забота о финансовом благополучии семейства целиком лежала на папиных плечах. И он справлялся неплохо, материально он добился хорошего, стабильного положения на своей работе в отеле, а заодно обзавелся там множеством полезных связей. Как я уже упоминал, мамин брат, Константин Седенко, дядя Костя, сыграл в жизни нашей семьи очень важную роль. Он был прирожденным бизнесменом. Есть такие люди: к чему они ни прикасаются, всё превращается в золото. И дядя Костя был из этой породы. У него, в отличие от мамы, не было даже аттестата, он не закончил три класса «третьего этапа»[7], как это называлось в то время, тем не менее, смог добиться в жизни настоящего успеха.

Лидия Седенко, Бердянск, 1918 г.

Году в 1926-ом или 1927-ом дядя покинул Египет и поехал в Турцию открывать компанию «C.Sedenko & Со». Дела у него пошли отлично: фирма процветала и стала одной из крупнейших турецких табачных компаний.

У дяди было много служащих, но не хватало управляющих кадров, и он решил вызвать в помощь папу. Это нормально для бизнеса: кому еще, как не родным, ты больше всего доверяешь! В отеле, где папа работал, между тем, случились перемены к худшему: хозяйка не то заболела, не то продала гостиницу. Так или иначе, папа с его опытом, приобретенным в отеле, оказался для дяди наилучшим кандидатом.

К тому времени умер мой дед Максим Яковлевич Седенко. Он похоронен в Александрии на русском кладбище в Шатби. На могиле написано «скончался 5 августа 1928 г. в возрасте 73 лет». Бабушка осталась одна, и хотя в это время ей уже было больше 70 лет, она была полна сил и крепка здоровьем. Она отправилась в Турцию вместе с дочерью и зятем в 1930 году. А через два года, в 1932-ом, первого апреля появился на свет и я.

Фаина Александровна Седенко (жена Константина Седенко), Стамбул, начало 1930-х

Крестили меня в стамбульской церкви Св. Пантелеймона, она располагалась в квартире жилого дома и так сохранилось до сих пор. Нужно подняться на шестой этаж пешком, раньше там еще и освещения не было, мы ходили с фонариком. А теперь свет есть, но мне очень тяжело стало туда подниматься, это настоящее испытание.

Тем не менее, когда я бываю в Стамбуле, всегда стараюсь посетить это место. Крестил меня настоятель этой церкви, отец Михаил, с которым мои родители дружили.

Видимо, зигзаги судьбы, выпавшие на долю родителей еще до моего рождения, заранее предопределили и мой будущий жизненный путь: он был полон переездов, приключений, смены деятельности и других «кульбитов». Папа после своего неоднократного бегства от смерти, а затем и из России, по-моему, мысленно всегда был готов собраться в дорогу и двигаться еще куда-нибудь, в более подходящее место.

После адаптации в Египте, наверное, все дальнейшие перемещения воспринимались не так катастрофично. Собственно говоря, в Турцию родители уже не бежали, а ехали на хороших условиях.

Табачная фирма дяди Кости находилась в Стамбуле, но склады были рассеяны по разным городам, и папа много разъезжал по всей стране. Начиная с какого-то момента дядя Костя начал передавать ему все больше рычагов управления, постепенно все дело легло на папины плечи.

Владимир Козловский в колыбели, Таксим, Стамбул. 1932 г.

Жили мы в то время уже весьма обеспеченно, я был единственным сыном, и конечно, меня баловали. Покупали лучшие, самые модные и дорогие игрушки.

Летом мы нанимали дачу у одного визиря, бывшего министра султана. Это было чудесное имение на Босфоре, там есть такие дачные места. Это все стоило тогда дешево, а красота была необыкновенная. Одним словом, турецкое детство, в любящей семье, в благоприятном климате, в сытости и довольстве, было счастливым и безоблачным. И страну эту с тех пор я полюбил всей душой, возвращаюсь туда практически каждый год.

В Турции началось и мое образование. Выбор учебных заведений был, собственно говоря, невелик, и папа отдал меня в религиозную французскую школу, где меня обучали сёстры-монашки. Английская школа в Турции тоже существовала (Robert College), но папа отдал предпочтение французской, может быть потому, что для него самого это был первый иностранный язык. Школа моя была названа в честь Святой Пульхерии, и она по-прежнему существует под именем Sainte Pulcherie, хотя и является теперь обычным светским лицеем.

21 апреля 2016 года я был приглашен на бал по случаю ее 160-летнего юбилея. К сожалению, из моего выпуска я был там единственным представителем.

21 апреля 2016 года я был приглашен на бал по случаю ее 160-летнего юбилея. К сожалению, из моего выпуска я был там единственным представителем.

Владимир Козловский с няней Полей, Таксим, Стамбул, 1934 г.

Владимир Козловский с отцом, Таксим, Стамбул, 1940 г.

Владимир Козловский в форме лицея Сан-Пульшери, 1938 г.

Лицей Сан-Пульшери, Стамбул, 1940 г.

Сан-Пульшери (Владимир Козловский – второй слева), 1940 г.

Кстати, эта школа давала совместное начальное обучение, до четвертого класса мальчики и девочки учились вместе, что было большой редкостью для того времени и страны. Самое яркое впечатление от начала учебы у меня связано с историческим событием, похоронами Кемаля Ататюрка в 1938 году. Кажется, я был во втором классе, когда это случилось. Турки обожали и боготворили Ататюрка, и на его похороны, естественно, вышли и школы полным составом, чтобы отдать искреннюю дань уважения. Я шел вместе со всеми в траурной процессии. Конечно, это был выдающийся государственный деятель, настоящий отец нации. Не повезло Турции, что он умер довольно рано, всего в 57 лет. Но что делать… Говорят, он очень много пил: и виски, и коньяк, и раки.

Хочу заметить, что несмотря на все предыдущие войны с Россией, Турция после нашей революции приняла очень много беженцев. Те, кто бежал через Крым, Новороссийск, Одессу, попадали сперва в Турцию. Многие там и остались, хотя кто-то в 30-е годы поехал дальше: в Америку, Австралию, Канаду. Такую лояльность к русским я считаю заслугой именно Ататюрка. Его не стало, и отношение к иностранцам постепенно изменилось, как, впрочем, и вся страна. Его последователи не преуспели в продолжении его миссии, политика страны стала радикальной…