Но вот до подъезда огромного здания, принадлежащего графу Шмидта, остались считанные сотни метров. Весь строгий и отрешенный настрой Миллера пропал – на его место пришла нервозность, страх, неприязнь к большому скоплению людей и желание скрыться. Он тяжело выдохнул, сгибаясь еще сильнее и полностью теряя всю осанку. Вновь вернулись мысли об отце: почему он так печется о статусе и семейном положении сына? зачем ему жена, ведь ему всего двадцать восемь; да, эти дамы… благоухают ароматами прекрасных цветов Голландии, но не смогут даже рассказать о ней чего-нибудь дельного или показать ее на карте… нет, уж точно не такой видит женщину рядом с собой Макс.

Единственным плюсом в бале именно в доме милорда Шмидта Джонатан видит его прекрасную горничную Люси Тернер. Юная леди прекрасна, любознательна и добродушна – прекрасный собеседник во время уединения писателя за границами залы, полной придворных дам и интеллигентов. Конечно, манеры в общении и поведении с вышестоящими людьми у нее плохо развиты и еще по-детски сформированы, но именно это простодушие и легкость в общении и нравится Миллеру.

Макс даже думал… Нет, это непростительные мысли… Она же просто прислуга… Отец бы никогда не разрешил их союза. Да и Джонатан видит, что юная леди холодна к нему. Нет, конечно, друг она прекрасный: и поддержит, и подзатыльник даст, когда надо, и раскритикует в пух и прах новый рассказ. Но Миллер чувствует, что не интересует ее. Да и в своих чувствах он не разобрался до конца: любовь это или просто симпатия; или же его так замучили наставления отца и Вирджинии… Сложно это – чувства… Особенно – когда ни разу в жизни не любил. Но сейчас мужчине нужно бороться с желанием развернуть карету к дому или спрятаться в комнатушке Люси от всех этих любопытных глаз.

Он оглядывал уже знатно потрепанный временем сюртук. Золотые нити, которыми были обшиты рукава, оборки лацкана и края карманов, блистали в сумраке, царившем за пределами кареты и внутри нее. Вирджиния обрызгала бутоньерку каким-то дорогим одеколоном, и от них исходил настоящий запах цветов. Кажется, французская лаванда и сирень. Любит же она придавать изыска везде, где можно и нельзя. Голова жутко чесалась из-за этой спермацетовой помады, втертой в волосы, но Макс знает: если Вирджиния увидит, что он что-то сделал с прической, ему несдобровать. От всего так и несет дороговизной, фальшью, показухой… Джонатану не нравится это все. Если бы не отец, он бы ни за что не ходил бы на такие светские мероприятия, не одевался бы по последней моде, не придерживался всех манер этикета и прочего. Но… перечить отцу он не может, потому приходиться играть обычного человека – светского интеллигента, созданного для балов, мазурки, камзолов и помады.

Карета остановилась, и маленький худощавый лакей подбежал к двери, которую граф собирался уже открывать сам – не любит Миллер и эту услужливость, которая, вроде как, дана ему для помощи с рождения в дворянском роду. Мужчина поблагодарил лакея и пошел к подъезду, где его уже встречал дворецкий, отвечавший за список приглашенных. В огромном саду стояли многочисленные фигурные деревья, изображающие разных животных, вазы и просто с ровно стриженными кронами. Где-то вдалеке слышался шум фонтанчика – того самого, величественного фонтана с фигурой Зельды, вырезанной из золота, – а впереди Макс видел огни свечей на подвесных канделябрах. Рядом с ними висели и фиолетовые, лиловые, розовые, белоснежные бутоны прекрасных гелиотропов в подвесных горшочках. Весь дом по периметру был украшен прекрасными разнообразными цветами, но те, что встречали гостей, были лучшими. Джонатан уже привык к этой обстановке. Сперва она угнетала его, доводила до красных щек и абсолютного смущения вперемешку с ощущением ничтожности. Но затем он привык. Граф Шмидт известен тем, что он безмерно богат и дает огромное количество балов – даже больше самого короля! – ну, а главным и одним из самых желанных гостей в его доме считается известный во всей Европе писатель-детектив Макс Джонатан Миллер.

Его отец тоже всегда приглашен на эти церемонии, потому что Миллер-старший – известный судья. Не позвать Джонатана Миллера на прием – равно что лишиться хоть королевского титула. Именно на балах и званых ужинах отец и сын пересекаются чаще всего. Макс не особо любит выходить за границы дома в обычные дни, а Джонатану-старшему просто не хватает времени на поездки в другую часть города, к сыну. Но на балах они не проводят уж сильно много времени вдвоем: Миллер-младший старается скрыться от отца, чтобы он не заставлял подходить знакомится к каждой встречной девушке с глубоким декольте, выходящим за все рамки приличия.

Макс уже не осматривает помещения: ему знаком каждый канделябр, каждая картина, каждый усатый мужчина на ней, полностью помещающийся в рамку лишь до первого подбородка. Джонатан придерживал поближе к себе кожаную сумку, смотря на красный ковер, лежащий на белоснежном паркете с изображением герба семьи Шмидтов. Он знает: сейчас зайдет в огромную залу с гигантской хрустальной люстрой, свисающей с высоченного потолка, персидскими коврами с замысловатыми узорами на нем, богатым на разнообразные угощения и напитки столом; поприветствует всех приглашенных, графа Фрэнсиса; познакомится через отцовских знакомых с их дочерьми или племянницами; пообещает девушкам а-ля сухое выдержанное вино несколько танцев и сядет наконец на стул у стены с шелковыми обоями, привезенными из Китая лишь пару месяцев назад. И правда: все идет по уже давно известной Миллеру схеме.

Все поприветствовали хозяина вечера, вышедшего в ослепительном костюме цвета слоновой кости и черных лакированных ботинках. Блондинистые волосы были замазаны помадой на левый бок и сверкали от огня свечей на настенных канделябрах. Его инкрустированная алмазами трость из белого мрамора и с золотой рукояткой – только она одна уже говорила о безмерных богатствах этого мужчины. Шмидт вышел на середину залы, стал в позу императора, собиравшегося провозгласить наследника престола, и начал благодарить всех за их приход. После этого последовала небольшая выжидающая тишина: Фрэнсис ждал момента, чтобы провозгласить почетных гостей из таинственной азиатской страны. Он развел руки в сторону и диктаторским громким басом объявил: «Вооруженное детективное агентство из Японии!». Огромная белоснежная дверь отворилась, и в приглушенном свете показались очертания трех фигур.

Миллер поправил фрак, отчего фалда колыхнулась и чуть не коснулась его ног: ему было трепетно ожидать появления этого мальчонки из Японии, чтобы поближе его разглядеть и, может, познакомиться. Дверь открылась, и в тени, отбрасываемой светом многочисленных настенных канделябров, стали заметны три фигуры. Они одновременно сделали шаг навстречу свету. Перед приглашенным переводчиком, знатью и прочими оказались двое мужчин и девушка. Брюнетка в классическом женском кимоно и мужчина слева от того, кто шел впереди, были примерно одного возраста, чего не сказать о том, кто шел впереди них: ему явно было лет под пятьдесят. Классические гэта, выкрашенные в фиолетовый, которые носила японка, звонко стучали по дорогому паркету на протяжении всего их пути до середины залы.

Все трое были одеты в классические кимоно: на девушке оно было нежно-фиолетового – почти фиалкового – цвета; на ногах под белыми классическим таби на ее ногах были те самые фиолетовые гэта, а кимоно – обвязано темно-фиолетовой оби. На мужчине посередине было такое же классическое кимоно, но оно уже было в других тонах: само одеяние в темно-зеленых тонах, оби было просто черным и более тонким, чем у девушки; на ногах были надеты бежевые дзори. Блондин слева же был одет в серо-голубое кимоно, обвязанное темно-серым оби. На ногах у него, как и у девушки, были гэта, но больше в классическом стиле – не покрашены.

Они шли медленной величественной походкой к графу Шмидту. Девушка слегка прикрыла глаза, а на лице виднелась снисходительная улыбка. Мужчины же оба были серьезны и строги; они оба разглядывали окружавшую их обстановку, тщательно изучая каждые ранее не виданные детали европейского интерьера. Все в округе стали перешептываться насчет катаны, привязанной оби к кимоно одного из мужчин, но, раз Фрэнсис пропустил его даже с оружием… значит, действительно важный гость сейчас идет к ним. Фукудзава оглядывал все своим ледяным взглядом исподлобья, приглядываясь к каждому приглашенному, точно вокруг – одни враги. Все трое были очень разными: как во внешнем виде, так и в некоей ауре, сопровождавшей их. Если Юкичи был насторожен, холоден и отстранен, то Ёсано же была весела, бодра и радостна, что она присутствует сейчас здесь; Куникида оставался отстраненным, холодным. Он был похож по поведению на беловолосого, но все же казался сдержаннее наставника.