-Что случилось? Кто кричал? Ты?

  Она ничего не ответила, пройдя мимо старшей жены. Та была шокирована наглостью и зашла в юрту к мужу.

  - Она сопротивлялась? Не далась? Прикажите казнить.

  - Иди к себе, - спокойно отвечал муж.

  -Тогда накажу ее.

  - Я сказал, ничего не делай! - вскрикнул Джучи.

  - Значит, Султан можно то, что нельзя другим? Если бы на ее месте оказалась другая наложница, что с ней стало бы?

  - Ступай к себе! - раздраженно ответил он.

  - Околдовала тебя эта сартаульская девка.

  По дороге юрту наложниц Хан-Султан думала: "Почему ему было не все равно, что я могла себя порезать? Почему его волновало, что я была голодная? Почему готов был отрубить головы кукольникам, только за то, что смеялись надо мной? Не, он варвар, он не может любить и чувствовать сострадания. То не любовь, это похоть"

  В юрте ее встретила Айше:

  -Почему так быстро вернулись? Думала, вернетесь утром. Хан, что вас прогнал? Говорила же я не надо мазаться этими китайскими белилами, это некрасиво!

  - Как только язык поворачивается говорить такое? Я сама заставила его меня прогнать.

   - Что вы творите? Хотите умереть в рабстве?

  - Ложись спать, завтра вставать рано. На следующий день Хан-Султан с другими наложницами снова валяла войлок, как прямо днем ее снова повели к Джучи.

  - Не бойся. Я хочу сообщить, что узнал сегодня. Твой отец умер на острове.

  - Нет, не правда, вы обманываете, вам нравится делать больно, поэтому так сказали.

  - Хан-Султан, я никогда не вру, - говорил он, глядя ей прямо в глаза. - Ты должна пережить это, не вздумай наложить на себя руки.

  - Не беспокойтесь, хан, я много раз думала об этом, но самоубийство - харам, только это останавливает. Когда отец был жив, никто не мог причинить вред его дочери. А кто посмел, тот расплатился с жизнью. Пока отец был жив, оставалась смутная надежда, что меня отсюда вызволят, но теперь мне точно суждено здесь умереть. Я могу идти? Еще много работы.

  Он снова взял ее за руку:

  - Стой. Здесь тоже есть человек, который может тебя защитить.

  Первые несколько дней Хан-Султан, не произносила ни слова. Вставала, шила, катала войлок только по инерции, от женщины, все время строившей планы то побега, то мести, больше ничего не осталось. Когда ее ночью снова привели к Джучи, он увидел вместо гордой, непокорной принцессы увидел измотанную, убитую горем женщину с обреченным взглядом.

  - Кто ты? Я приказал прийти Султан, а кто пришел вместо нее?

  Она молчала в ответ.

  - А я тебе завидую.

  - Что? - спросила она, решив, что этот варвар в очередной раз говорит глупости.

  - Тебя с твоим отцом разлучила смерть, ты не знаешь, что значит потерять отца при его жизни.

  - Это как? - оживилась Хан-Султан.

  - Не важно... - он прижал крепко ее к себе. Сломалась Хан-Султан, больше не сопротивлялась, не было сил. Только на следующий день осознала, что опозорена. И не вернется она больше в Хорезм, даже если брат одержит победу, никто ее, опозоренную, ждать не будет. Жить ей теперь здесь вечно. Только сейчас Хан-Султан стала замечать красоту этого места: широкая долина Иртыша, гористые берега. Джучи стал ее брать на охоту на куланов, диких копытных животных, похожих на лошадей и обитавших в Кипчакских степях. Поскакать верхом по берегу Иртыша мимо кипчакских балбалов навстречу степному ветру, забыв о рабстве - вот это радость! И гнев тогда куда-то улетал вместе со степным ветром. И не страшило, что могут напасть непокорные кипчакские племена: терять больше нечего, и так потеряно все, что можно.

  Хан-Султан была теперь покорна с Джучи, но по-прежнему холодна, в ее глазах он не видел больше ненависти, но и любви не видел. Среди звезд над Иртышем она пыталась разглядеть те созвездия, что видела в Гургандже, в пустыне Каракумы или горах Мазендерана, там, где она была счастлива, где от людей исходила теплота, в Кипчакских степях люди совсем другие, резкие, прямые. Пыталась она увидеть и те звезды, что светили над крепостью Илал, когда она любила и даже надеялась на брак по любви...

  Один раз все-таки напали на них кипчаки во время охоты, были перебиты стражей Джучи, а Хан-Султан стало плохо. Ее отвезли в ближайшее стойбище дружественного племени, позвали местную шаманку. Старуха сказала по-кипчакски, что вовсе не больна кумма, а еще одна жизнь.

  Джучи запретил своим женам давать Хан-Султан тяжелую работу, приказал поставить ей и Айше отдельную юрту, как бы девушки не навредили из зависти. Он, сама выросшая в гареме, была крайне осторожна: прежде, чем есть и пить, давала пробовать Айше.

  Родила Хан-Султан сына, дали имя Берке. И вся тоска по прежней жизни ушла куда-то. Теперь ее жизнь - это жизнь ее мальчика, который должен расти сильным, храбрым, умным и, непременно, стать правителем Улуса Джучи.

  Джучи сделал Хан-Султан своей женой, торжественно возложив боктаг на голову. Теперь с рабством было покончено, и она сала сама собой: вновь тот гордый взгляд, повелительный тон. Саркаду и Уки теперь говорили с ней, изображая вежливость и улыбку, Хан-Султан отвечала тем же.

  Айше отдали в услужение Хан-Султан, еще по ее приказу привели трех хорезмийских рабынь. Половчанок и монголок к себе не допускала. Рабство казалось страшным сном, после которого принцесса проснулась и позвала служанок, чтобы помогли ей одеться.

  - Ты все еще вспоминаешь об этом человеке? - как-то спросил ее муж во время одной из ночей. -