Тесно Предславе, тесно – не в тереме ее место,
Летит сердечко Предславы
от гордости княжьей, от славы.
Колокол птицей бьется – сердце вдогонку рвется,
Летит над лугом Предслава —
не в княжьих хоромах слава!
Буду Господня невеста, в тереме – ох как тесно…
Светит луна в окошко, спит на коленях кошка —
Девочка княжьего рода мыслит о судьбах народа.
Распри, вражда и зависть бедную Русь терзают,
Нет средь князей мира – плачут иконы миром.
Свеча в уголке теплится —
не спится Предславе, не спится.
Люди забыли Бога, знают о Нем немного.
Книги о Нем вещают, да только – кто их читает?
Книгу – ученья зелье! – пишет монах в своей келье,
Сколько свечей растает, прежде чем книга восстанет?
Сколько звезд растворится, прежде чем книга случится?
Сколько снегов ручьями, прежде чем книга с нами?
Буду и я, Предслава, книгу всей жизнью славить,
Слово о Спасе нашем всех драгоценностей краше,
Шуб соболиных, нарядов мне, Предславе, не надо,
Травы, цветы, небо синее – вот он, наряд Евфросинии,
Черное платье к месту – буду Христовой невестой!
Свеча в поставце мерцает, кусок бересты венчает,
Пишет Предслава, пишет, слово сердечком слышит:
Бог – Он везде, Он с нами – дышит в груди псалмами,
Дышит молитвой горячей прямо в души незрячие.
Векам от света больно: – Довольно нам тьмы! Довольно!
Глаза только сердце откроет, то, что наполнено болью
О муках Христа смертных, о нас – заблудших, неверных…
Светит луна в окошко, спит на лежанке кошка.
Девочка княжьего рода станет защитой народа.
Ночь упала на Полоцк, в небе – грозы сполохи.
Время пришло решиться из терема в ночь пуститься,
Из терема в свет отправиться,
из терема в келью. Справится?
Сердце тревожно бьется, Предслава в ночи несется.
Конь, закусив удила, ветром непобедимым
Несет ее к тетке Романе – от княжеской славы к брани,
К брани, что в сердце ведется,
не на смерть – а на жизнь бьется
Молитва с полчищем ночи.
Страшно Предславе? Очень…
Не спит монастырь, сражается,
Псалтырь день и ночь читается.
Тревожно Романе на сердце.
Вдруг – скрипнула в келье дверца:
– Кто там? – Тень у порога – девочка. Лет немного.
Мокрое платье, расшитое золотом и аксамитами.
Пламя свечи приблизила – глаза в пол-лица увидела.
– Предслава? Ты ли? Душа моя! Зачем здесь? Ночью?
– Ушла я! От мира, от плена постылого,
от жениха немилого —
Буду Божьей невестой. В тереме ох как тесно!
Бог – везде: дышит свежим полоцким ветром
И дождем припадает к земле.
Напитав, поднимается облаком
к голубым небесам Фавора
И сияет полем заснеженным
в голубой Вифлеемской звезде —
Бог везде. Бесконечные, узкие, серые —
эти улочки древнего города, —
Словно к каменной ризе Христовой,
ее сердце так жадно к ним тянется,
Припадает, и молит, и кается – здесь Он рядом совсем,
Он – везде…
И полны немого укора, мироточат серые камни,
Что у гроба Господня застыли.
Не вместить, не понять, не оплакать этот мир,
Этот полоцкий ветер
И дожди, что упали на землю
Ясным солнечным утром апрельским.
Лишь безмерно любить и принять
Эту зелень проснувшихся почек,
И звезды Вифлеемской почерк
в ярко-синем рождественском небе,
И поля, что мечтают о хлебе,
И церквушку в далеком крае,
Что стоит на пороге рая.
Слезы катятся Евфросиньи на поля и на реки синие,
Да молитва звучит горячая – всё о тех,
Что глухие, незрячие…
