Жара в городе не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь, на лётном поле. Казалось, бетон горит под ногами. Нагретый воздух поднимался от него, свиваясь в невидимые вблизи струйки. И только вдалеке были заметны восходящие потоки горячего воздуха, искажающие своими завихрениями очертания далёких предметов.

– Привет, коммерсант! – бодрым голосом прокричал он, стараясь перекрыть рёв турбин стоящего рядом "Боинга". – Сегодня, я слышал, груз ты сопровождать будешь?

– Привет-привет, – я поздоровался с ним за руку. – Да, я с вами полечу сопровождающим.

– А что там за "двухсотый" нам подкинуть хотят, ты, случайно, не в курсе? – бортинженер сдвинул на затылок уже начинающую намокать фуражку.

– Случайно в курсе. Это Митрич. Его повезём.

Лицо бортинженера выразило крайнее недоумение. Видно было, что он и хотел бы поверить моим словам, но разум его отказывался принимать эту данность.

– То есть, как это, Митрича?

– А вот так. Умер он. Убили… Ты знаешь, я пока не хочу на эту тему говорить, да и вообще мне не по себе чего-то. Пройду я, пожалуй, в каюту отдыха экипажа, да там и побуду до отлёта.

Так и не пришедший в себя от такого известия бортинженер только тупо кивнул головой, следя как я поднимаюсь по аппарели. Не первый раз прилетая в Бангкок, он лучше других членов экипажа знал убитого, поскольку постоянно сталкивался с ним на погрузке. И теперь новость, рассказанная мной, просто не укладывалась в его голове.

Каюта отдыха экипажа – тесный закуток, с тремя посадочными местами и небольшим столиком у борта – была завалена коробками с орхидеями и ящиками с местным пивом.

Пиво поставлял на борт заботливый Касем, зная, что все члены экипажа любят после полёта посидеть за бутылочкой с друзьями. Коробки же с орхидеями – не что иное, как побочный бизнес кого-то из пилотов этого борта. После посадки в Москве небольшая часть коробок уйдёт любовницам (у кого есть) и жёнам пилотов, а остальные – прямо в цветочный магазин.

Устроившись в кресле поудобнее, я потянулся за пивом, открыл бутылку и, потягивая его прямо из горлышка, пытался размышлять. Теперь у меня осталось только две заботы: предстояло похоронить друга и разыскать его убийц. А если повезёт, то и заказчиков. В том, что люди, поднявшие руку на Митрича, сидят в Москве, я не сомневался. Значит, поступил совершенно правильно, позвонив в Москву прямо из Бангкока. И Слава и Гаевский пообещали приехать в аэропорт и ждать прямо у борта.

На Славу можно положиться: он наверняка выполнит все формальности, связанные с похоронами. Значит, освободит меня от массы хлопот, неизбежно возникающих в этом случае. Заодно, может подкинет какую идейку про конкурентов. Всё же на него наезжали уже три раза, тогда, как на меня только один. Так что про конкурентов он наверняка знает лучше моего.

Вовка Гаевский после ухода в отставку из Службы Внешней Разведки, осел в Москве. Теперь держал на паях с нашим старым другом охранное агентство. Учитывая, что он блестящий аналитик, который, к тому же, имеет под рукой достаточно квалифицированных детективов, я поступил совершенно правильно, попросив его о помощи.

Дверь в каюту отдыха отворилась, пропустив внутрь офицера иммиграционной службы. Ага, значит, погрузка закончена и скоро взлёт. Проверив мои документы, офицер сверился с полётным листом и, найдя фамилию “Rusakoff”, удовлетворённо поставил галочку в нужной графе. Окинув взглядом помещение и отметив, что оно под завязку заставлено ящиками с пивом и коробками с орхидеями, он, ухмыльнувшись, только пожелал счастливого пути и вышел.

Конечно, офицер понимал, что сопроводительные документы на этот груз у экипажа отсутствуют. Пилоты многих компаний промышляли бизнесом такого рода, но иммиграционную службу это не касалось. Это уже дело таможни.

Буквально через пару минут дверь в каюту отворилась вновь. Сопровождаемый небольшой беспородной собачкой, внутрь вошёл тайский таможенник. Все сопроводительные документы находились у его старшего напарника, поэтому количество груза ему было неинтересно. Гораздо важнее пристально следить за поведением собаки, натасканной на поиск наркотиков.

Однако, покрутив носом возле ящиков с пивом и коробок с цветами, собачка подошла ко мне и глянула снизу вверх, слегка вильнув пушистым хвостиком. Я легонько потрепал её по загривку, когда она, привстав на задние лапы, потянулась ко мне своей острой мордочкой. Её хозяин что-то произнёс по тайски, собачка завиляла хвостом ещё энергичнее, и глянула виноватым глазом на своего двуногого друга, как бы извиняясь:

– И здесь я не могу ничего унюхать.

Когда и таможенник покинул каюту, в дверь просунулась голова бортинженера, который, промокая лоб уже изрядно влажным платком, сообщил:

– Ну, кажется всё. Сейчас задраемся и, как в песне: всё выше, и выше, и выше… Посадка в Чкаловском.

Действительно, через полчаса, получив добро от местного диспетчера, наш "Ильюшин" пошёл на взлёт.

Воскресенье

Москва

Русаков

В Чкаловском аэропорту наш самолёт встречали почти под утро. Едва дождавшись, пока откроется грузовой люк в хвосте самолёта, Слава быстро взбежал внутрь по аппарели. Следом в самолёт поднялся Вовка Гаевский. Они ещё не знали, что за страшный груз я привёз из Бангкока. Пробежав глазами сопроводительные документы, Слава поднял на меня удивлённые глаза:

– Я что-то не пойму: какая-то херня получается. По факсу передавали одни номера накладных, здесь я получаю другие. В чём дело?

– Давай-ка выйдем на свежий воздух, там и объясню, – сказал я, увлекая друзей наружу.

Выйдя на лётное поле мы отошли чуть в сторону от самолёта, я закурил сигарету, глубоко и с удовольствием затянулся и лишь потом приступил к рассказу. Пока я объяснял, почему девочкам на фирме пришлось перепечатывать все накладные, лица моих друзей постепенно меняли своё выражение. Тягостное молчание повисло в воздухе после того, как я закончил рассказывать о последних событиях. Наконец Вовка, что-то решив, произнёс:

– Не я буду, если мы тех уродов не накажем! Ладно, давайте закругляйтесь со своими делами, поедем думать.

– Андрей, – встрял Слава, – я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но я до таможенного контроля должен иметь порядок в бумагах. Поэтому прошу тебя: убей полчаса, но сопоставь по старым и новым номерам все накладные. А я пока таможню буду убалтывать.

Несмотря на то, что сегодняшняя смена на таможне наверняка была готова пропустить груз без надлежащего досмотра, всё равно приходилось каждый раз торговаться со старшим офицером смены. В зависимости от наименования указываемого груза, таможня каждый раз называла разную цену. Торг обычно шёл бурно, с уговорами, ругнёй, подсчётами на калькуляторе и снова ругнёй. Поэтому процесс прихода к консенсусу обычно занимал полчаса – час.

Я складывал старые измятые, перепачканные побуревшей уже кровью и пылью накладные попарно вместе с новыми, постоянно сверяясь с номерами документов на груз и фамилиями его владельцев. Занятие это было чисто механическое, поэтому я стал пересказывать Гаевскому, в нетерпении переминавшемуся рядом, подробности и всякие мелочи произошедших за последние сутки событий.

– Я только двух моментов не понимаю: почему, если это конкуренты, они начали именно с нас, а не со Славы? И второе: о чём хотел сказать мне Митрич перед смертью? Что такое "шестьдесят шесть"?

– С последовательностью и логикой в этой версии действительно не всё гладко, – задумчиво произнёс Вовка, теребя кончик носа, как поступал часто, начиная что-то анализировать. – Ведь основная заслуга в снижении тарифа, как я понял, лежит на Славе. Логичнее было бы начинать с него. Но это мы сможем выяснить позже. А вот слова Митрича – это действительно загадка. Пока… Что это может быть? Год рождения у него шестьдесят восьмой, значит, это отпадает. Может быть, номер квартиры? Он где жил?