– Нет, жил он в отеле "Golden Palace", номер двести одиннадцать, – отозвался я, подбирая парную квитанцию.
– А в номере у него ты смотрел?
– Сначала не подумал, а потом не до того было: говорю же, как сайгак огородами бегал, потом у Жени Беленького отсиживался. От него сразу в аэропорт укатил. А сейчас все записи Митрича, если они и были, наверняка в руках у тамошней полиции. Полицейские ведь Касему только тело выдали. Чтобы у себя долго не держать. А все его личные вещи, естественно, у них. Так что пока следствие не закончится, до них не добраться. Уф, кажется – всё, с бумажками разобрался.
Слава, как раз закончивший торги с работниками таможни, появился у самолёта:
– Уж как они хотели, ах, как хотели нажиться, козлы! Да только я против них особое слово знаю. Ты бумажки рассортировал?
Я молча протянул ему пачку бумаг. Увидев на старых накладных бурые пятна, Слава сразу сообразил о причине их происхождения, и посуровел.
– Не беспокойся больше, Андрей, всё остальное я сделаю сам. И с гробом определюсь и к Евдокии Романовне съезжу, сообщу. Или хочешь, завтра вдвоём, а?
– Нет, Слава, спасибо за помощь, но у нас пока неотложные дела. Я потом к ней заеду. А ты подготовку к похоронам на себя возьми. Мне пока не до того будет, хорошо?
– Сказал же, не беспокойся. Занимайся своими делами. Ну, всё, пока. Меня уж, поди, таможенник со своей колотушкой дожидается. Если что – звоните.
Мы с Гаевским уже отходили от самолёта, когда началась выгрузка. Первым по аппарели спустили на подъехавший трейлер продолговатый дощатый ящик с запаянным гробом внутри.
Пройдя не спеша через лётное поле и подойдя к стоянке машин, я вопросительно глянул на друга, как бы спрашивая, к какой из тачек направляться. Почти все автомобили сверкали в свете прожектора новеньким лаком. В основном здесь были одни иномарки. Лишь пара – тройка "Жигулей", да одна "Волга" дожидались своих хозяев.
– Не слабо живут таможенники, – подумал я, проходя по стоянке вслед за Гаевским.
А в том, что почти все, стоящие в это время на стоянке машины, принадлежат офицерам таможни, я нисколько не сомневался. Ну откуда, скажите на милость, возьмутся деньги на покупку дорогой иномарки у диспетчера порта или, на худой конец, у пилота. Да им от зарплаты и до зарплаты не всегда хватает! Иначе, разве стали бы они загружать свои лайбы вдвое против нормы, рискуя жизнью? Или везти в Москву коробки цветов на продажу?
Тем временем, Гаевский остановился у автомобиля явно семидесятых годов выпуска. Машина ничего, смотрелась, однако она явно проигрывала внешне стоящим на стоянке джипам и даже одному кабриолету.
– Где же ты такую старушку подобрал? – спросил я, оборачиваясь к другу.
– Уж ты бы лучше б, Зин, молчала бы, – словами из популярной песни Высоцкого ответил Вовка. – Это же шевроле “Малибу Классик” семьдесят четвёртого года выпуска, раритетный автомобиль. Восемь цилиндров, триста пятьдесят сил. А ты – старушка!
– А сколько же бензина жрёт этот монстр?
За "монстра" Гаевский даже чуть-чуть обиделся:
– Во-первых, это не монстр, а вполне приличная машина. Не едет – летит! За мной никто с места угнаться не может, сколько ни пытались. А во-вторых, жрёт она всего двадцать три литра на сто километров. Если не газую на полную, конечно, – тут же добавил он и принялся расхваливать дальше: – Сиденья, между прочим, чистая кожа. Кондиционер. Стеклоподъёмники на все окна. Но это всё ерунда. Главное, что машина бронированная. Её первый хозяин был военным атташе Афганистана в СССР. Помнишь, была такая страна, из которой и нас с тобой в Афган посылали?
Произнеся такой длинный монолог, Вовка пристегнулся ремнём безопасности, и запустил двигатель. Мотор завёлся с пол-оборота. Даже по звуку холостого хода можно было понять, сколько мощи таит в себе этот автомобиль. Поймав мой удивлённый, направленный на ремень взгляд, Гаевский пояснил:
– Понимаешь, америкосы чего придумали для безопасности: пока не пристегнусь, мотор не заводится. А если расстегну ремень во время работы двигателя, машина орать дурниной начинает. Вот и приходится по всем правилам ездить. Зато безопасно.
Эти слова Вовка произносил, уже трогаясь с места. Выехав со стоянки на дорогу, чуть дожал газу, и машина словно полетела, срываясь с места. Меня прямо-таки вжало в упругую кожу сиденья. Покосившись влево, я заметил, как стрелка спидометра стремительно скачет с цифры на цифру. Действительно, аппарат был хорош!
Какое-то время ехали молча. Я закурил, приоткрыв окно. Сквознячок высасывал струйки дыма, которые я выпускал, задумчиво глядя перед собой.
– Всё думаешь? – прервал тишину Гаевский.
– Никак эта последняя фраза Митрича из головы не идёт. Ведь хотел же он этим что-то мне сказать! Определённо, был ведь какой-то смысл. Из последних сил говорил. Да вот, не успел я. Если бы его раньше нашли, может, сказал бы Митрич всю фразу перед кончиной. Я уже и там, в Бангкоке всю голову сломал, и в самолёте тоже.
– Слушай, а среди груза, ну, что челноки через вас отправляли с этим рейсом, ни у кого шестидесяти шести мест не было?
– Нет, что ты! Столько мест, это же около четырёх тонн груза. Такие количества серьёзные люди обычно морем отправляют.
– А номера? – и видя, что я не "догоняю", Вовка пояснил: – Номера на накладных: может, у кого был номер шестьдесят шестой?
– Нет, и это отпадает: на накладных и, соответственно на тюках с товаром номера двенадцатизначные. Хотя… Ну-ка, дай мне свой сотовый!
Спешно набрав номер Славы, я быстро заговорил в трубку:
– Слава, накладные у тебя близко? Посмотри, будь другом, только срочно: кончается ли какая-нибудь накладная на шестьдесят шесть? Только, смотри в старых, тех, что перепечатывали.
Слава ненадолго пропал, только аэродромные шумы доносились до меня из телефонной трубки. Видно, рассматривал номера квитанций. Наконец, трубка ожила:
– Есть! Тринадцать мест, вес брутто семьсот тридцать килограммов.
– Это точно? – переспросил я и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил: – Скажи-ка мне фамилию хозяина груза и адрес… Значит, говоришь, отправлял Гоголев? А получатель кто? Тогда вот что: ты сегодняшнее карго на какой склад отправишь? К Курскому? Мы туда подъедем, и ты тоже приезжай. Нужно будет проверить что там за груз. До встречи на складе.
Закончив разговор, достал новую сигарету и, прикурив, повернулся к Гаевскому:
– Всегда знал, что голова у тебя светлая! Сколько сам бился, а до такой простой мысли не додумался. Есть среди номеров накладных квитанций одна, которая заканчивается как раз на шестьдесят шесть. Её Митрич последней выписывал. Груз отправлял некий Гоголев в адрес подмосковной фирмы ООО “Сатурн”. Сейчас всё карго будет разгружаться на складе у Курского вокзала. Помнишь, мы разок заезжали к нему месяца три назад? Туда и едем. Нужно на месте те бумаги посмотреть.
Вовка, крайне довольный, что его способность к анализу событий и сопоставлению фактов снова принесла результат и, что главное, была должным образом оценена, скромно заметил:
– Вот видишь, всё гениальное просто. – и ещё добавил газу.
Первая фура с грузом подъехала к складскому пакгаузу только около семи утра. Заработали двигатели автопогрузчиков и электрокаров. Дежурная смена грузчиков, закончив которую уже за эту ночь партию в домино, лениво потягиваясь и позёвывая, отправились на разгрузку. Слава, получивший от нас необходимые инструкции, вытащил из общей пачки бумаг нужную квитанцию и протянул её бригадиру:
– Груз по этой накладной складируйте вон там, в дальнем углу.
Указав, для верности, место, куда складывать коробки, он вернулся в кабинет, где мы с Вовкой перекуривали и попивали жидкий казённый кофеёк из больших керамических кружек.
– Значит, так: пока последняя фура не разгрузится, придётся вам посидеть здесь. Мы же не можем вскрывать чужой груз при посторонних.