— Ну?! — поторопил полковник.
— Сейчас, давайте выйдем, — прервал их Мозг. — Не волнуйтесь. Никуда они от нас не сбегут.
И как только некоторые могут одной точной фразой подытожить все сказанное ранее! Все трое вышли, причем парочку Даркшилд-Венди прямо-таки распирали чувства, его — любопытство и злость, ее — торжество. Гориллы остались. Дверь бесшумно закрылась. Я посмотрел на Будду:
— Может, я и поступаю неправильно, может быть, пленники всех стран мира должны объединяться, но на том свете ты от меня схлопочешь по морде, и не только. Ты что, тут в какие-то свои игры играл, сукин ты сын? Вскочил мне на хребет и знай пришпоривал, сволочь-Будда не удостоил меня взглядом, задумчиво уставившись в пол возле своих ног. «Заткнись, Оуэн, — подумал я, — он все равно тебя не слышит, у него в башке дела поважнее. Его раскрыли, кем бы он ни был. Черт побери, его должны тут знать, то есть он уже давно водит меня за нос. То есть — он мной ворочал как хотел, аккуратно направляя именно туда, куда ему было нужно. Я почувствовал, как у меня застучало в висках».
— Я, кажется, к тебе обращаюсь! — рявкнул я.
Он на мгновение оторвал взгляд от узора на паркете и презрительно посмотрел на меня:
— Заткнись. Облажался, так заткнись.
Один из горилл вдруг захихикал. Второй глянул на коллегу и тоже рассмеялся, затем через плечо посмотрел назад, на дверь.
— У вас что, проблемы? — спросил он.
Вопрос прозвучал столь неожиданно, что это помогло мне остыть. Я вытаращил глаза, уставившись на гиганта. Тот подмигнул мне. Что за дебильный юмор?
— Шеф так мало платит, а? Может, попробуете нас перекупить? — Детина толкнул локтем коллегу. — Я больше зарабатывал, когда делал парики для змей…
— Сколько? — последовал заученный вопрос.
— Ни шиша…
Оба загоготали. Придурки. Увидев мою физиономию, они посмотрели на выражения лиц остальных и расхохотались еще громче.
— А я… — начал второй, но его тут же скрутило со смеху, и он смог продолжить лишь через несколько секунд: — Я зарабатываю здесь меньше, чем сценарист в порнофильмах! Ха-ха-ха…
— Гы-гы-гы!!!
Троглодиты смеялись до слез, показывая на нас пальцами. Дебилы. Чувство нереальности происходящего, постоянно ощущавшееся со времени перехода на ту сторону, перешло все возможные границы, я ощутил нарастающий приступ тошноты. Во рту стало кисло и неприятно, хуже чем с похмелья. Я решил, что, если от шуточек троглодитов я начну блевать, я сделаю все, чтобы перепачкать их с ног до головы. Впрочем, до этого не дошло — дверь открылась, и в ней появились три силуэта. Когда они вошли в помещение и я посмотрел на их лица, я начал искать подходящее слово, чтобы описать их выражение, — слова «торжествующее» было бы недостаточно. Они могли ничего не уже говорить. Даркшилд посмотрел сначала на Будду, потом окинул взглядом Кашля, меня и вернулся к Будде. Он столь откровенно переживал миг своего торжества, что я начал ему завидовать.
— Ну что, попался, Шелтон? — сказал Даркшилд. Вопрос был явно обращен к Будде. Мне стало интересно, что ответит Будда, но ответа не последовало. — Тебя подвел твой голос — наверняка ты не думал, что дашь мне шанс провести его анализ. — Полковник покачался на пятках. — Ты даже не возражаешь… — Он покачал головой и посмотрел на меня. — А ты, чертов хитрец, едва меня вокруг пальца не обвел!
— Не понимаю — это просто констатация факта или комплимент? — безразличным тоном сказал я. — Констатация ни к чему, поскольку у меня есть глаза, а комплимент — чересчур слабый. Не нужно большого искусства, чтобы обводить вокруг пальца недоразвитых…
Венди подпрыгнула, ее пальцы выпрямились, готовые нанести несколько смертельных ударов, но Даркшилд рявкнул: «Спокойно!», и боевой пыл его сообщницы тут же угас. Полковник посмотрел на свою компанию.
— Идем, — бросил он. — Нужно еще кое-что сделать, а потом мы сюда вернемся. Ох…
Он повернулся и вышел, не уточняя, что имел в виду под «ох». Просто пустая графа, в которую можно вписать любые буквы. Дверь закрылась. Глубоко вздохнув, я посмотрел на Кашля, в глазах которого читался немой вопрос. Умник, да и только. Я повернулся к… Будде? — Поздравляю, — сказал я. Меня не волновало, что в комнате наверняка установлен микрофон, эмоции я контролировал. — Здорово же ты меня провел. И притом просто, чисто, изящно…
Он спокойно смотрел мне в глаза — в них не было никаких эмоций, лишь обычный интерес. Я бросил взгляд на сержанта. Он был куда больше заинтригован, чем Буд…
— Как тебя, собственно, зовут? — Он промолчал. Подождав немного, я вспомнил, как назвал его Даркшилд. — Шелтон? Теперь-то я вижу, каким дураком был, — сказал я Кашлю. — Знаешь, этот тип оставляет следы величиной с котлован под фундамент, а я ничего не замечаю. Просто унизительно.
— Какие следы? — заинтересовался мой экс-брат. Я слегка пошевелился, перенеся вес тела на другую часть ягодиц.
— Во-первых, когда ты волнуешься, то почесываешь шрамы. Я глупец, ведь мне же знаком этот симптом. Во-вторых, ты поглаживаешь сбритые усы или, как, например, было в кегельбане, пытаешься стереть с них пиво. Но прежде всего я должен был заинтересоваться тобой тогда, когда узнал, что ты засовываешь тампоны себе в задницу. Ни один из Йитсов этого не делал и не стал бы делать. Меня также мучил вопрос, к сожалению, не сильно, почему ты не обиделся, когда я назвал тебя «любителем», наверняка ты тогда мысленно хихикал надо мной, а? — Он улыбнулся, словно почувствовав, насколько я попал в точку. — Мне также следовало задуматься, почему ты хотел подстраховаться со стороны Саркисяна. Наверняка ты решил, что, когда избавишься тут от меня и вернешься, Дуг не станет подозревать брата жертвы. Кроме того, меня смущало, например, почему ты сказал… Это было, когда я «выписался» из лазарета, ты сказал что-то вроде: «Ты здесь в первый раз…» Уже позже это начало меня озадачивать, но лишь подсознательно, а потом времени на размышления просто не было. Второй раз ты подставился, предложив отвезти полковника домой. Ты сказал, что там будет тихо и спокойно. Да, ты ошибся, это факт, но ты знал, что он живет один, а никто об этом не говорил.
— Он холостяк, действительно живет один, но у него было время вызвать подкрепление, пока мы спали после газовой атаки, — уточнил мои слова Лонгфелло.
— Вот именно, — согласился я. — Представь себе… — повернулся я к нему, — что мне на голову сваливается новый старший брат, и я даю себя обмануть. Утешаю себя лишь тем, что трюк был настолько идиотским, что никак не мог быть продуманным планом, впрочем, возможно, я сам запутался в рассуждениях типа «если бы это был план, то он был бы умнее, поскольку столь глупым может быть только…» И — как я теперь понимаю — в течение всего времени нашего знакомства меня аккуратно переставляли с клетки на клетку. Когда ходов у меня больше не оставалось, ты подсказывал мне следующий своими «глупыми» вопросами, а я радовался тому, какой я умный…
— Павлин рядом с тобой сдох бы от стыда, — неожиданно сказал Будда. — Эпитета «надутый» не стоит употреблять никому, кто не видел тебя. — Он довольно весело рассмеялся.
Я был уверен, что сейчас самое подходящее время и место, чтобы выдать какое-нибудь трехэтажное ругательство, но я обычно делаю это для собственного удовольствия, а не ради удовлетворения третьих лиц. Укротив собственный язык, я привел в действие все свои мозговые резервы. На расстоянии вытянутой руки от меня был баллон с арксестилом, чуть дальше — двое, кому еще недавно я мог полностью доверять, но несколько минут назад один из них перешел на другую сторону баррикад и, собственно говоря, хотя и не пользовался уважением моих противников, стал еще одним из моих врагов. Мы с сержантом остались одни. Я натянул на ногу ботинок, предварительно еще раз опрыскав ступню; баллон я сперва хотел спрятать за спину, но оказалось, что мне потребовалась бы неделя, чтобы его оттуда извлечь, так что я просто отложил его в сторону, так чтобы он был под рукой и одновременно не ассоциировался однозначно со мной. Оба моих сокамерника с интересом следили за моими манипуляциями.
