— Знаю, — сказал я и сунул ему в руку банковскую карточку.

Подбросив в воздух пластиковый прямоугольник, он направился к компу, набрал первую последовательность цифр и бросил через плечо:

— Откуда ты знаешь, как я скучаю?

— Я много о чем знаю.

Он перевел сумму на свой счет, вернул карточку и хлопнул в ладоши:

— Ну что ж… всего хорошего! — Робин пожал мне руку, попрощался с Буддой. У меня возникло впечатление, что он колеблется, ожидая каких-то действий с моей стороны, и я даже догадался, что он имеет в виду — подстраховку, как на плоскогорье Клемента, но мне пришлось бы выйти с ним, а это было бы нечестно по отношению к Будде, а меры предосторожности, о которых знают трое, перестают иметь какой-либо смысл, значение и ценность. — Пока.

Когда он ушел, я обнаружил, что у нас с Буддой почти одинаковые прощальные улыбки на лицах. Я налил себе еще несколько капель и бросил в стакан лед.

— Ему тяжело было с собой расстаться, — безразличным тоном заметил Будда. Сообразительный, однако. Я сам, пусть и поверхностно, но все же немного зная Робина, с трудом заметил его колебание, а тут — пожалуйста! Я почувствовал легкие угрызения совести, которые начали упрекать меня в покровительственном отношении к брату. «Брату», — подумал я. Кажется, впервые мне пришло в голову это слово без сопровождавшего его знака вопроса.

— Думаю, он хотел поговорить насчет подстраховки, — согласился я.

— И наверняка он был прав, — сказал Будда, закуривая и выпуская в мою сторону облако дыма. — Может, этот твой Саркисян? В конце концов, он специалист, и с немалыми полномочиями.

Я немного подумал; собственно, думать уже было не о чем, отказываться от подстраховки было бы легкомыслием, но раньше мне это в голову не пришло, а мой принцип состоит в том, чтобы полагаться на интуицию, которая в конечном счете является результатом подсознательной мыслительной деятельности. Однако вряд ли я сумел бы объяснить все это Будде, так что в итоге согласился с его предложением. Набрав номер Саркисяна и воспользовавшись давно обговоренным кодом, я защитил информацию от преждевременного и несанкционированного доступа, затем кратко изложил суть дела, сославшись на Джонсона и Крабина и перечислив все фамилии, даты и названия городов, которые знал. Закончив запись, я забрал у Будды его документы, упаковал их в конверт, добавил к ним свою лицензию, банковскую карточку, водительские права и отправил все на адрес «до востребования».

— Теперь можно? Будда посмотрел на часы:

— Сейчас только четыре, пожалуй, надо еще подождать. Есть время выпить еще по стаканчику. У меня предчувствие, что вечер будет весьма интересным.

Без каких-либо возражений я согласился с ним по всем трем пунктам. Сняв часы, я надел новые и защелкнул браслет. Теперь без прочных ножниц и моего участия снять укулеле было невозможно. Я перехватил полный сомнений взгляд Будды; увидев, что я смотрю на него, он показал бровями в сторону «Циттера»:

— Надеешься, что эта штука тебе поможет?

Я протер стекло рукавом рубашки, взглянул на табло и кивнул:

— Уверен. Я предполагаю, что придется кое в чем убедить несколько человек, можно это сделать просто словами или описывая дулом пистолета круги перед лицом собеседника. Так вот, в слова я не верю, а оружия У меня нет, вернее, не будет, когда возникнет такая необходимость. Этот же приборчик выглядит вполне невинно и должен подействовать как надо.

Я налил себе небольшую порцию виски и спросил Будду о его планах. Он согласился с моими, и мы вместе закурили. Однако через две минуты тишина начала нас угнетать. Вдруг почувствовав себя неловко, я начал избегать взгляда Будды, опасаясь, что он это заметит. Допив свою порцию, я бодро воскликнул:

— Поехали! — Фальшь в моем голосе была столь явственной, что — а может быть, мне только показалось, — даже экран компа приобрел хмурое выражение. Это мне напомнило кое о чем важном. Подойдя к клавиатуре, я тщательно удалил из памяти машины все следы нашей деятельности. На всякий случай я связался с моим компом, который в отношении следящего и дезинформирующего обеспечения мог бы сравниться с компьютерами Совета Национальной Безопасности. Машины некоторое время пообщались, после чего гостиничный комп мог бы под присягой показать, что я включал его два раза, чтобы сделать короткие заметки. Если бы кто-то дотошный постарался, после некоторых усилий он мог бы узнать и содержание этих заметок — одна касалась изменения имени героини, а вторая — наброска ситуации. Я отошел от клавиатуры и обвел взглядом комнату. — Кажется, все, проверь, не оставили ли мы тут чего лишнего.

Будда выполнил поручение буквально, обойдя комнату и заглянув в ванную и туалет, затем задумался, блуждая взглядом по стенам.

— А план на сегодня?

— Простой. Нужно установить контакт.

— Действительно, черт возьми. А если нас здесь подслушивали?

— Тогда у нас будут проблемы. Недосмотр, но, может быть, наши приятели не столь подозрительны. Кроме того, самые очевидные поступки часто недооцениваются. Ну и, собственно, мы уже мало на что можем повлиять… Погоди, кое-что мы можем сделать! — Я включил комп и связался со своим. Все свои действия я описывал Будде, чтобы не повторять ему еще раз, а заодно проверить себя на возможные ошибки. — Ищем в Трентоне в достаточной степени компьютеризированный отель — раз. Два — регистрируемся задним числом… Не хочет? А для чего нам отмычки, заплатим ему вперед, может, будет более уступчив. Ну вот, видишь! Проглотил. Добавляем еду, напитки, какой-нибудь телефонный разговор, но номер скрываем. Пребывание завершаем сегодняшним днем. Что-нибудь еще? — Я повернулся, ожидая дополнений, но Будда покачал головой. — Ну значит, все. Ага! Через час уничтожить записи о нашем пребывании здесь, деньги перевести на счет. Конец.

Я набрал «ex t» и, развернувшись вместе с креслом, спросил Будду, есть ли у него еще какие-либо сомнения. Таковых не имелось.

— Ни пописать перед уходом, ни выпить?

— Нет.

Он выглядел слегка возбужденным, у него побелел кончик носа и мочки ушей. Видимо, он сам почувствовал, что мерзнет, поскольку на несколько мгновений закрыл уши руками, почесал бакенбарды и принужденно улыбнулся. Я попытался пошутить, чтобы разрядить напряжение, но на него это не подействовало. Ну, нет так нет. Я бросил в сумку свою косметику, сгреб со стола сигареты и зажигалку.

— Черт, я же еще не собрался, — вскочил Будда.

— Спокойно, у нас еще полно времени…

Он бросился к двери, не слушая меня. Я вышел за ним, протиснулся в не до конца закрытую дверь. Он выбежал из ванной с несколькими десятками флакончиков, тюбиков и коробочек. Все рассыпалось, покатилось, загрохотало, падая на пол. К моим ногам подкатились два белых цилиндрика. Я поднял их, машинально взглянув на надписи.

— Господи, Будда! Зачем тебе тампоны?

— Потому что мне так нравится! — рявкнул он. — Не люблю, когда у меня задница потеет, ясно? Доволен?

Меня так и подмывало прорычать что-нибудь на тему того, насколько меня волнует пот у него в заднице, и чтобы вместо тампонов он засунул в это место свои комплексы и не орал на людей, которым совершенно неинтересно, что и куда он себе засовывает, особенно если речь идет о подобных местах, но мне каким-то образом удалось сдержаться. Скажем так, почти.

— Тогда нацепи себе под нос слюнявчик, а под мышки подушки, только, пожалуйста, не ори, чтобы удар не хватил. Ладно?

Он извинился или посчитал, что извиняется, бормоча что-то себе под нос и собирая свои сокровища. Если бы он не оказался столь чувствителен, я отпустил бы какую-нибудь шуточку насчет того, что он напоминает мне озабоченного хомяка или взволнованного Деда Мороза, у которого сбежали последние санки. Воздержавшись от насмешек, я сообщил Будде, что подожду его в машине на улице, и вышел. Я помнил о том, чтобы дать служителю гаража несколько баксов для прекрасного, компетентного и не поддающегося искушениям обслуживающего персонала, ибо иначе этот самый персонал готов был запомнить нас не с самой лучшей стороны, впрочем, служитель и так смотрел на меня косо, видимо, коридорный донес ему, какая я скотина. Во всяком случае, я сделал, что мог. А потом выехал на улицу и подобрал Будду. Он уже успокоился и выглядел нормально. «Во всяком случае, не как мужик с тампоном в заднице», — подумал я. Хотя, чего я цепляюсь к этим идиотским тампонам? Никого еще с их помощью не убили. Невинный продукт обработки целлюлозы, и тем не менее он неприятно застрял у меня в памяти. Я не мог вспомнить, беспокоили ли меня когда-либо прежде мысли по поводу ваты. «Отцепись от ваты, Оуэн, — подумал я. — Старый ты ворчливый брюзга, Оуэн, или брюзгливый ворчун».