– Прекрасно! Сегодня такой воскресный день, когда каждый считает своим долгом ударить Мириам? Анри, твоя очередь! Ты еще не бил меня! – будто в исступлении, воскликнула Мириам.
– Мне не за что бить тебя… – тихо произнес Анри, взглянув на неё будто снизу, – ты говорила правду обо мне…
– И ты не обиделся? Анри, ты удивителен! Редко можно встретить человека, который спокойно принимает правду. Отдельного восхищения заслуживает тот факт, что не столь давно тебя вытащили из петли, куда ты полез, устав ждать от мира любви, признательности и тепла…
Я закрыл глаза. Уйти бы поскорее из этого дурдома.
– Этьен, ну зачем ты рассказал? – вздохнул Анри. Я, приоткрыв один глаз, посмотрел на него.
– Еще раз подумай, Анри: а нужен ли тебе такой возлюбленный? Он рассказал мне о твоей трагедии, словно то какая-та светская сплетня, в университетском кафе, за чашкой ароматного капучино. Ведь это правда, что твоя жизнь – трагедия, маленькая, впрочем. Но масштаб трагедии никак не влияет на количество причиняемой ею боли? Ты все еще не обижаешься, Анри?
– Она всегда называла тебя уродом! – зачем-то крикнул я.
Мартин противно засмеялся, закинув при этом голову, и обнажив свои зубы.
– Ну так и здесь правда: ты ведь не очень красив, Анри?
И тут Анри опустил голову на стол, и расплакался.
– Стерва, смотри, ты довела его до слез!
– Озвучивать очевидные вещи, которые все и так видят, – моветон, мой дорогой друг.
Мириам встала над Анри, и начала гладить его волосы. Чуть позже я вспомнил, что тоже гладил его волосы, в тот день, когда вмешался и не дал Анри совершить самоубийство.
– Ну вот, чистая душа расплакалась. Анри, посмотри на меня: я хочу видеть слезы праведника.
– Да отстань ты от меня, дрянь! – проревел тот.
Мартин теперь заливался пуще прежнего, а я, устав от этого идиотского спектакля, направился к двери.
Напоследок я взглянул на Мириам: она все еще держала свою руку на голове Анри, как бы придавливая того к столу. Уголки её губ были опущены; я подумал, что несколько ошибался относительно её внешности, – она некрасива, и выглядит потрепанной. Значит, для меня она стала прекрасной. В тот момент она начала мне нравиться. У Мартина был мерзкий смех и кривые зубы. Мне нравился смех Мартина, и его зубы – тоже.
– Этьен, если ты сейчас уйдешь, то пути назад не будет.
– Так и что с того? – оскалился я.
Мириам повернулась ко мне. Её лицо на мгновение стало печальным, а потом снова злым.
– Ты пожалеешь. Сегодняшний обед покажется тебе приятным чаепитием на террасе загородного дома, в компании близких друзей.
– Угрожаешь?
– Вовсе нет. Ты ведь не уйдешь, так, Этьен?
Я вздохнул, и остановился возле круглого стола, за которым мы просидели последний час. Стол был покрыт белой скатертью из льна. Точнее, скатерть давно превратилась в серую – от многих стирок.
– Итак, господа, – Мириам заложила руки за спину, и направилась к окну. – Только что мы завершили первую часть нашего арт-перфоманса. Благодарю вас за активное участие.
Мириам распахнула окно, села на подоконник, и снова закурила. Мы с парнями переглянулись. Мартин мило улыбнулся, и пожал плечами. Анри перестал хныкать, и принялся торопливо вытирать слезы.
– Не хочешь больше ничего сказать? – обратился я к Мириам. Я чувствовал себя обманутым и использованным.
– Не забудь принять таблетки, Этьен: после завтрака, в обед и перед сном. Ты, Анри, оттачивай мастерство, смотри, не перепутай с мастурбацией, а ты, Мартин, не засовывай свои руки в ширинки деканов художественных факультетов. На сегодня все! И бог знает, когда начнется вторая часть.
– Но ты-то точно знаешь, – Мартин подошел к ней, выхватил из её пальцев сигарету, и засунул себе в рот.
– Ты был прав: эта девушка слишком много разговаривает, – сказал я, когда мы с Анри оказались на улице.
Нас встретил прохладный и свежий брюссельский ветер, принесший с собой томные запахи сирени, жасминов и жимолости. Я с наслаждение втянул все эти запахи в себя.
– Слушай, но ведь это правда…
– Что?
– Что Брюссель похож на парфюмерный магазин…
Я с грустью посмотрел на Анри.
4. Помощь страждущим
Свободный университет Брюсселя настолько свободен, что ты без каких-либо зазрений совести можешь притащить бутылку вина на пикник, устроенный прямо на одной из лужаек кампуса.
Мы успели занять место на газоне возле старого здания факультета права и криминалистики.
Мириам, которая улыбалась сегодня больше, чем обычно, достала из сумки сэндвичи, шоколад, несколько яблок, и гордо разложила все это перед нами.
– Надеюсь, нам еда и не понадобиться. Мы ведь хотим напиться, верно?
Она потянула руки к бутылке дешевого испанского вина, но я успел взять емкость раньше Мириам.
– Все равно ведь открывать не умеешь.
Анри и Этьен молча наблюдали за нами, причем, последний не маскировал отстраненную враждебность. Спрашивается, зачем пришел сюда?
После того милого воскресного обеда, когда мы остались с Мириам наедине, она, откупорив по случаю успешного начала бутылку белого вина (знает ведь, что я терпеть не могу белое), принялась расспрашивать меня.
– Я не переиграла? Не оттолкнет ли их это от нас? Честное слово, я вовсе и не хотела доводить несчастного Анри Матисса до слез!
Я пожал плечами.
– Зато теперь мы яснее понимаем, с кем имеем дело. Кстати, я вспомнил, как он помогал мне в прошлом семестре. Я не просил его об этом, – я многозначительно взглянул на Мириам, и невольно улыбнулся.
Она хлопнула меня по плечу, и натужно рассмеялась.
– Значит, он на тебя запал! Согласись, Анри – уродливое создание?
– Ну, ты преувеличиваешь. Просто ничего особенного…другими словами, он никакой.
– Ах нет, я вижу в нем воплощение уродства. Он оскорбляет мои эстетические вкусы.
– Кажется, он переживает по поводу своей внешности…
– Фу, какое ребячество! Если бы он был чуть умнее, напротив, всячески бы подчеркивал и выпячивал свои недостатки, будто в том и есть весь его шарм. И тогда со временем все бы начали считать его красавцем. Дам ему подобный совет в следующий раз…
– Даже не вздумай! – пригрозил я Мириам. – И вообще, оставь его в покое.
Мириам смерила меня строгим взглядом.
– Ты что, решил взять его на себя? Черт возьми, не порть мне планы. Этьен – твой, это будет красиво и правильно.
Я скрестил руки на груди, откинулся на спинку дивана, и смерил в ответ Мириам свои строгим взглядом.
Она молчала. А через секунду запрыгнула мне на колени, и прислонилась своим лицом к моему лицу. Я мог бы коснуться своими губами её губ.
– Мне так нравится, как от тебя пахнет, Мартин. Я хочу себе этот запах.
Я усмехнулся, и закрыл глаза.
– И твои ресницы мне тоже нравятся. И глаза, и брови, и нос. Иногда ты безумно похож на неё. В этом нет ничего удивительного.
– Поцелуй меня, – попросил я, зная, что Мириам этого не сделает.
Она, впрочем, клюнула меня в переносицу: разумеется я просил вовсе не о таком поцелуе.
– Эти бесконечные детские игры. Мы с тобой застряли в детстве, – вздохнул я.
– Знаю. Нужно сокрушаться по этому поводу?
– Наверное, но только не нам.
Мириам слезла с меня.
– У нас не так много времени. В сентябре я получу диплом, если, конечно, подготовлю за ближайшие пару месяцев выпускной проект. Тебе тоже придется уехать, и вернуться в Германию.
– К черту. Я не собираюсь заканчивать академию.
Мириам с ужасом посмотрела на меня.
– Но ведь нам обоим нужны дипломы бакалавров изящных искусств!
– Мне не так уж сильно…лучше скажи мне, Мириам: что потом?
– Когда?
– Ты знаешь, когда.
– Уедем куда-нибудь еще. Мало ли в Европе городов. Если хочешь, уедем в Америку. Куда угодно, где знают английский язык.