– Что, новенькая?

Он кивнул и припарковался перед коваными воротами с фрагментами забора- штакетника. Там еще выделялись подсолнухи, мальвы и кувшины с вином. Ольга увидела изумрудный газон, детскую площадку и двухэтажный дом-сруб из карпатского леса. Ровные бревна, сложенные в виде канадской чаши, еще пахли древесиной, густым токаном из кукурузной крупы, брынзы и шкварок. Его полированное тело сыто сидело в пазах и отражало встающее мохнатое солнце. В этот раз оно было похоже на толстого шмеля с красным округлым брюшком. На крыше вертелся флюгер в виде нахохлившегося петуха, который защищал от пожаров и войн, а над самой дверью – рожками вверх подкова, привлекающая Фортуну.

Женщины нацепили на лица приветливые выражения и гуськом заходили в дом. Домработница быстро наклонилась к цветнику, незаметно вырвала колючий осот и спрятала его в сумку. Повариха снисходительно хмыкнула и задержалась в дверном проеме. Ее волосы торчали, как алюминиевая проволока:

– Чего ждешь? Заходи.

Ольга зашла в предбанник и остановилась перед обувными полками. На них стояли летние босоножки, мокасины и балетки всех цветов. Вспомнила, что Эльвира Марковна предупреждала не бегать по дому с выпученными глазами и не рассматривать его, как музей. Перед самой столовой начиналась лестница с отполированными перилами-ветками, на стенах – оленьи рога и рамки из красного дерева. Она увидела снимки Кипра, Греции, Лапландии и Рима, на которых улыбались ее будущие воспитанники в пляжных трусах, теплых шапках-ушанках и белых шерстяных туниках. Дверь в столовую была приоткрыта, и оттуда выглядывал краешек большого дубового стола с васильками и маками в глиняном кувшине, а сверху – потолок с матницей, покрашенный корабельным лаком. Хозяйка в пеньюаре, надетом на голое тело, зевая, присела на ступеньку.

– Здравствуй, дорогая. Давай свой диплом и медосмотр. И еще рекомендации.

Ольге мгновенно стало холодно, словно ее босиком поставили на лед:

– У меня их нет. Я работала только в детском саду.

– Стоп!.. Я же предупреждала Эльвиру Марковну, что без рекомендаций и опыта работы в семье ко мне не присылать.

Марина, ухоженная женщина лет сорока, покраснела, и левый глаз начал мелко дрожать. Казалось, что он сейчас выпадет и станет прыгать по паркету, исполняя элементы ирландских танцев.

– Сколько вам лет?

У Ольги внутри все сжалось, и даже сердце уменьшилось и ссохлось, как забытая на ветке слива.

– Двадцать три.

– Сколько?! Я же четко указала в заявке – не моложе тридцати.

Марина поднялась, достала из ягодиц куски атласа и поправила порванную горячими ножницами челку. А потом чуть задумалась и воинственно добавила:

– Вы знаете, еще вчера после подобного разговора я бы сразу вас отправила домой. Но именно сегодня мне нужно уехать. Так что останетесь до вечера под присмотром моей мамы, а там решим. У меня двое детей. Они развиты не по годам, любознательны, и рекомендую их не пичкать ерундой, типа нюхать цветы, провожать за горизонт солнце и заплетать ветки берез. Не давайте поверхностную информацию и не ведите длительных бесед о добре и зле. «Вот птичка, вот ее клюв, а это ее пуховые перья» – это нам не подходит. «Водичка, водичка, умой мое личико» – мы усвоили еще в пеленках. Агнию Барто читать категорически запрещаю. Вы уже вымыли руки?

– Еще не успела.

– Ну, тогда переодевайтесь. Туалет для персонала в конце коридора. У нас не принято сидеть в уличной одежде, оставлять сменную футболку на следующий день, класть в холодильник свои бутерброды, разговаривать с персоналом и пользоваться телефоном.

– У меня нет телефона.

– Тем лучше. Я постоянно дома, и прошу, чтобы дети меня не отвлекали. Не висели под дверью, дергая ручкой и хныча: «Мамочка, мамочка». И еще – никаких коротких юбок и декольте. Никаких шушуканий с водителем и другим персоналом. Боже вас упаси от собраний с чужими няньками на площадке. Они – отдельно со своими колясками и младенцами, а вы – отдельно. А то привыкли стоять, покачивая ногами люльки, и обсуждать хозяев, их машины и бирки на нижнем белье. И еще – перерыв на обед ровно пятнадцать минут, и мы не кормим. У нас десять человек персонала, и мы не имеем возможности нанимать для вас отдельную повариху. Вопросы есть? Нет? Тогда держите дневник. В нем предыдущие няни записывали режим дня, успехи детей и планы занятий.

В туалете были камеры. Они нагло рассматривали ее простенькие трусики в выцветшие клубничные ягоды и маленькую папиллому на бедре. Ольга вымыла руки и не решалась вытереть белоснежным полотенцем. В каждой комнате также мигали красные лампочки, и девушке казалось, что они фиксируют ее нервозность, воспаленные заусенцы на пальцах и дешевую тушь для ресниц, ссыпающуюся на щеки к концу дня. К ней подбежала домработница и шепнула прямо в ухо:

– Переодевайся в туалете. Руки мой каждый час. Ты из какого агентства? Из «Мери Поппинс»? Я тоже оттуда. Как поживает Эльвира Марковна? Замуж не вышла? Как ее кошки? Надеюсь, что скоро сдохнут.

А потом огляделась по сторонам и прошептала:

– Только это место не достают камеры наблюдений. Нам охранник сказал. Так что, если захочешь поговорить или что-то узнать, прячься под лестницу в этот тупой угол. И помни: на хозяина глаз не поднимай, иначе хозяйка расстреляет.

Вдруг из детской послышался отчаянный крик, ругань и топот. Домработница страдальчески подняла голову, перекрестилась и толкнула в спину:

– Поднимайся, дети плачут.

– Привет.

Они стояли босые в ночных муслиновых сорочках и заговорщицки улыбались. Мальчика звали Никитка, девочку – Ксюша. Два ангела с волнистыми волосами и глазами цвета синей лобелии. Дверь в спальню была открыта настежь, и Ольга отметила аккуратные детские кроватки с балдахинами, стену, завешенную рисунками, зеленые ящики на колесиках и всевозможные книги, выстроенные кое-как. Мальчик поводил из стороны в сторону носиком и произнес неприятным голосом:

– Что-то здесь воняет! Как из не смытого унитаза. Нет, не так. Коровьим навозом из сельского двора.

Потом уставился на Ольгину грудь и засмеялся:

– А ты зачем пришла? Мы что – тебя звали? Тебя сюда кто-то приглашал? Нет? Вот и уходи. Забирай свои бутерброды, старые тапки и проваливай. А я сегодня целый день буду играть с мамой.

Никитка говорил тихо и жестко, словно плевался словами и настороженно поглядывал на дверь родительской спальни. Его острые пальчики расходились, как карманные ножи в виде вееров. Да и сам он в какой-то момент напомнил Эдварда Руки-ножницы, только личико кукожилось, превращаясь в печеное яблоко. Ксюша постоянно поднимала рубашечку и чесала обсыпанную спинку:

– А как по мне, пусть остается. Будет нашим рабом, и мы сегодня ее повесим. Ты уже была повешенной? Пойдем, я покажу тебе наш вигвам и орудия пыток.

Ольга нервно пролистывала в голове лекции по дошкольной педагогике. Мелькали темы, выделенные красным: эстетическое воспитание, нравственное, трудовое и физическое. Интересно, в каком разделе есть ответ и пути выхода из создавшейся ситуации? А потом села на пол, положила на колени индийскую хлопковую сумку, похожую на мешок, и стала в нем рыться.

– Что ты там ищешь? И зачем ты принесла сюда свою вонючую сумку? Там, наверняка, есть инфекция, прыгают клопы и собачьи блохи.

Ксюша, не справившись с любопытством, подбежала и стала заглядывать через плечо, словно маленький жирафик. У нее был абсолютно черный язык, словно при дисбактериозе.

– Что ты ела?

– А, ничего. Я просто с утра раскрасила язык фломастером. Хотела быть похожей на собаку Баскервилей.

Ольга достала что-то яркое, шерстяное, спрятала за спину и стала рассказывать:

– Сегодня водитель ехал другой дорогой. Основная трасса была перекрыта, и мы вынуждены были двигаться в объезд. С двух сторон тянулся довольно старый лес с голубыми соснами, говорящими корягами и живым мхом. На поляне сидели три лесных русалки в лисьих жилетах и вязали себе модные пальто. То-о-олстыми нитками. Не верите?