До этого дня я еще никогда не ночевала в ее комнате. С семьей мы обычно всегда располагались в той просторной спальне, которую сейчас занимает Шарлот с ребенком. В то время комната пустовала, а Шарлот жила с отцом Тобби. Сейчас даже не вспомню, как часто я вообще заходила в спальную тети Рид. Теперь же мне придется укрываться ночью ее одеялом. Мороз по коже…

Я забросила свой небольшой чемодан в угол, в компанию к рассохшемуся шкафу. У меня не было желания распаковывать все вещи, ведь ни в коем разе я не собиралась застрять здесь надолго. Хотя мистер Анконен сказал, что времени у меня «сколько угодно», но я прекрасно понимаю, что границы очерчены весьма жестко. Надо не дать себе забыть, что я нахожусь не в увеселительной поездке, а в командировке по заданию редакции. Может быть, это будет весьма нетрудно сделать – едва ли Шарлот захочет меня вытащить куда-нибудь. А других знакомых у меня в Лондоне нет. Тем лучше.

Думаю, не стоит удивляться, что всю ночь я ворочалась с боку на бок, не имея возможности выспаться. Меня терзали кошмары, въедаясь в мою голову так крепко, что и проснувшись, непросто оказалось от них отмахнуться.

Я была вся в холодном поту. Даже не могу представить, когда в последний раз со мной происходило подобное. Я словно не могла вырваться из сна. Стоило закрыть глаза, как я снова попадала в его цепкие лапы. Мне снилось, что я одиноко скитаюсь среди могил и все пытаюсь что-то отыскать. Но никак не могу. И вот, почти отчаявшись, я вижу пустую яму. Вглядываюсь в ее бездонную темноту… и вижу себя.

Только утренний свет мне позволил опомниться от всего пережитого в мире грез. Свет… Может быть, он так же был нужен моей тете? Трудно предположить, какие кошмары могли преследовать ее, учитывая частые прогулки по кладбищу.

Мысль о тете Рид стала липкой и неприятной. Все постельное белье казалось каким-то мерзким, слишком накрахмаленным. Навязчивый запах порошка так и норовил поселиться у меня в ноздрях. Распрощавшись с надеждой хоть немного понежиться в постели, я торопливо встала.

На кухне нашелся предназначенный мне завтрак и записка. Оказалось, Шарлот уже отвела Тобби в школу и ушла на работу (ее «карьера» застряла где-то на уровне книжного магазина). Я была благодарна судьбе за предоставленную возможность не объяснять своим родственникам, чем буду заниматься весь день и какие места мне предстоит посетить.

Не откладывая неприятное задание редакции, я влезла в кроссовки, накинула куртку, и каждый мой следующий шаг был направлен на сокращение расстояния между мной и Бруквудским кладбищем.

Согласно разметке на карте, я иду по Бэкшот роад до поворота на станцию. Насколько понимаю, этот поворот не про мою честь и стоит двигаться вперед. Проходя под железнодорожным мостом, начинаю осознавать, как далеко я зашла в деле, за которое божилась не браться. Три года пыталась не думать об этом. И вот результат – стою на перекрестке Сэметери Пэлс. И одна из трех предложенных дорог ведет прямо к Бруквудскому кладбищу.

Если бы я пошла прямо, то уперлась бы в забор. Возможно, что-то во мне пошатнулось бы и я уехала обратно. Но, разумно предположив, что глупо отступать, проделав такой огромный путь, я свернула влево, несколько обойдя перекресток.

Пробираясь вдоль ограды, я в сотый раз проклинаю выбор своего литературного поприща. Ловлю себя на мысли, что не могу найти вход или хотя бы лазейку. С одной стороны, я даже рада. Получается разглядеть могильные плиты, вижу сосны и ели, но все это словно через стекло. Я на расстоянии – это и обескураживает, и спасает меня одновременно.

В голове всплывают некоторые жуткие истории, которые мне удалось найти в интернете. Например, одна супружеская пара видела старомодно одетого человека у могилы, на которой был его портрет. Также существует много рассказов туристов (верить которым безоговорочно, конечно, не следует) о том, как они встречали на этом кладбище людей, наряженных в одежды прошлого века. Когда же они пытались позвать их, то неизвестные исчезали или скрывались за могильными плитами. Но ведь все это могло быть выдумкой, фантазией, и не более того. К тому же, возможно, это был аттракцион для туристов, придуманный для привлечения внимания тем же «Обществом Бруквудского кладбища». А двигать могильные плиты могли промышляющие тут сатанисты.

Но что делать с историями минувших времен? Как опровергнуть их? Откуда на заброшенных могилах детей могли появиться паровозики и куклы? Или кто после гибели невесты оставил у надгробия подвенечное платье? Еще больше меня беспокоила история о том, как в 1912 году произошла авария и очередной похоронный поезд сошел с рельс. Это бы не привлекло большого внимания, если бы не один инцидент: гроб с телом некоего Чарльза Хорсфилда вывалился из багажного вагона. Крышка открылась, и, к всеобщему ужасу, оказалось, что гроб пуст.

Как бы все это ни было на самом деле, но мне бы не хотелось столкнуться с чем-то подобным. Лучше и вовсе не думать об этом. В конце концов, «кладбище» – слово, которое не так ужасно звучит до тех пор, пока не тебе идти по нему.

После долгих поворотов направо-налево я подхожу к указателю «Файрвэйс», что в переводе означает «светлый путь».

«Весьма ироничное название», – проскальзывает мысль в моей голове, и я украдкой улыбаюсь, осознавая, что юмор – единственное оружие, которое сейчас поможет мне справиться с этой «романтической прогулкой».

Ограда, наконец, кончается. И через мгновение я уже лезу через дыру в проволочной сетке. Думаю, что в этот момент в моей голове что-то заклинивает. «Я на самом деле лезу через дыру в проволочной сетке, пытаясь проникнуть вглубь кладбища», – с ужасом осознаю я. Следом за этим в моей голове возникает еще одно гениальное замечание: «Моя тетя должна была быть сумасшедшей, чтобы водить здесь туристов! Да что там водить… Чтобы хотя бы иметь такое желание!»

Теперь я уже не могу сосредоточиться на прекрасной растительности. Покосившиеся кресты, надгробия притягивают все мое внимание. Я пытаюсь идти быстрее, чтобы убежать от всего этого. Мимо меня проносятся эпитафии, которые глаза мои жадно вырывают из могильных камней: «Светлая память», «Время вышло», «Жива в памяти»…

Я очень рада, что сейчас день (ни за что не пошла бы сюда в сумерках или ночью) и солнце проглядывает сквозь стволы деревьев. Небольшой шорох уже давно бы спугнул меня, как зайца. Но это просто легкий ветер. Я в это верю. Или пытаюсь поверить.

Внезапно мой взгляд падает на алые маки рядом с одной из могильных плит. Я лезу в карман за удобным маленьким фотоаппаратом, наспех заброшенным в куртку еще утром. Но не успеваю сделать снимок…

Неподалеку от меня стоит молодой мужчина лет тридцати. От этой неожиданной встречи я вскрикиваю, фотоаппарат выскальзывает из руки и падает рядом с кустом омелы. Не знаю, что и делать – поднять фотоаппарат или бежать. Я боюсь даже пошевелиться.

Как видно, мужчина не намерен нападать. Он даже не делает шага в мою сторону. Просто стоит и пристально смотрит, словно ждет реакции. Я понемногу начинаю успокаивать себя, пытаясь выровнять дыхание.

Подумаем логически. Этот человек не похож на привидение из байки туристов – никакой старомодной одежды на нем нет. Да он вообще не похож на привидение, он из плоти и крови и не летает по воздуху. На члена сатанинской группы мужчина тоже не смахивает – никаких перевернутых крестов, черепа или мертвой кошки в руках. Этот мужчина – просто обыватель. На нем темная кожаная куртка, серая рубашка и клетчатые брюки – вполне человеческий облик.

Придя к такому выводу и мысленно проставив ряд прочерков в анкете «потенциального маньяка» или «сверхъестественного существа», я снова начинаю дышать.

Единственное, что меня сейчас настораживает, так это то, что он не сводит с меня глаз. Но и заговаривать с ним я не рвусь. Мужчина стоит не так близко, чтобы подробно рассмотреть его, но не так далеко, чтобы не «дорисовать» портрет. Он шатен. Его прямые волосы спадают на лицо до мочек, а сзади видно, как они прикрывают ему шею. У него прямые черты лица и четко очерченные скулы. Не могу сказать почему, но такое лицо я бы запомнила.