Несмотря на это, Аллегро отнюдь не был красавцем, но страшным его тоже назвать было нельзя. Он был некой золотой серединой. А вот фамилия прямо говорила о нем: она означала «веселый». Он мог плясать часами напролет, всегда мог рассказать новую смешную байку и не унывал, наверное, никогда, потому что был уверен, что нет на земле того, от чего можно печалиться.

Калисто имел черные, как уголь, густые волосы, за которыми он верно трепетно ухаживал. Густые настолько, что в них с легкостью путался гребень, которым итальянец укладывал их по утрам. Чуть искривленный нос и карие глаза, они были довольно выражены и выглядели очень красиво. Его взгляд, прожигавший, казалось бы, насквозь, ровная спина, подтянутое телосложение, отчетливо проявляющее рельефный контур. Аллегро остановился в той же самой гостинице, где жил Гофман, однако он сам того не знал. Не ведал он так же, как выглядит прусский дипломат, а потому миссия его была весьма сложна. Он должен был найти его, но как – не волновало короля. Упорство итальянца часто играло с ним добрую игру, из которой он выходил победителем, и на него он и рассчитывал. Когда он вносил в свой номер вещи, с ним поздоровался человек с небольшим германским акцентом, которого не заметил Калисто. Поздоровавшись в ответ, он стал вносить свой багаж, не думая, что увидел того, кого предстояло найти.

Сам Гофман знал о том, что король Виктор послал за ним наблюдателя, о том ему сообщил Бисмарк перед самой отправкой в Петербург. В отличие от итальянских шпионов, прусские выполнили свою работу полностью, узнав имя итальянца и место его пребывания в России. Кристиан не подал виду, что раскусил планы Калисто, ведь так поступил бы либо безумец, либо человек ничего не сведущий в дипломатии, а таким Кристиан никогда не был. Он хотел спутать надзирателя и замести свои следы.

Несмотря на то, что отношение между Пруссией и Италией были дружественными, оба государства с осторожностью доверяли друг другу, боясь колкого предательства. Сам Аллегро любил прусаков, а его тайная любовь по имени Андреа была как раз из этой страны, но приказ короля не подвергался обсуждению, и требовал беспрекословного повиновения. Впрочем, Калисто не видел в том ничего плохого, ведь то могло помочь его стране, которую он очень любил.

***

Кристиан проходил недалеко от Зимнего Дворца, прогуливаясь в конце дня. Он любовался красотою вечернего Петербурга, который оставлял в его душе невероятные впечатления после каждой прогулки. Ему показалось, что он увидел Анну выходящую из дворца. Приглядевшись, он действительно разобрал ее образ. Так получилось, что он поравнялся с ней, так как его шаг был очень быстрым, а она шла медленно и спокойно. Девушка увидела его, и он поприветствовал Анну:

– Доброго вечера!

На лице девушке был виден след грусти:

– И Вы будьте здравы.

– Что-то произошло? Почему вы такая грустная?

– Это не важно, простите.

Девушка сорвалась, и ускорила шаг, Кристиан не смог понять ничего, он остался стоять глядя в след уходящему силуэту.

Петербург обрел желтые краски от осенней листвы, город изливался золотом осени и был прекрасен. То время было прекрасным, и всю его глубину не описать ни в одном, даже самом лучшем романе; и сегодня, и через сотню лет время то не наступит вновь. И ныне живущим будет оставаться лишь наслаждаться им через книги людей существующих тогда, собственной душой прочувствовавших ту эпоху.

Дворцовые интриги, широкие балы, дипломатия, заговоры и битвы за власть, вот что хранило в себе то время, великое и таинственное. Время, когда о лампочках накаливания не знал никто, но люди стремились подарить людям свет. Время старых телеграфов и мечте об удобной связи. Время дорожной скуки в карете, или верхом на лошади, путешествуя по миру. След той эпохи живет в каждом из ныне живущих людей, передаваемый от деда к внуку, от отца к сыну. Из беседы в беседу, из романа в роман.

Глава 4

Александр не спал, ему пришло письмо из Польши, о том, что радикалы основавшие год назад в Варшаве Центральный Национальный комитет, поднимают бунт и готовят революционеров. Вот-вот могло произойти новое восстание. Самое страшное для него было то, что организаторами бунта выступали русские подданные, таковыми были Каплинский, Домбровский, и Потебня. Государь впал в ужасное состояние, в его спину будто бы воткнулась сотня ножей. Он никак не ожидал такого предательства, но забыв обо всем, он продолжал руководить страной, дабы подавить восстание в Польше. Император вызвал к себе канцлера Горчакова, тот явился быстро. Заспанный министр поинтересовался у Александра:

– Что же вам, государь, не спится?

Монарх, даже не взглянув на него спешно, но отрывисто произнес:

– Как можно спать, когда в стране начинается война.

Император был взволнован как никогда. Он ходил по залу из стороны, в сторону пытаясь придумать какой-либо план действий.

– Ваше превосходительство, у Вас был сегодня посланник Бисмарка, как же его…

Александр остановился и твердо ответил:

– Гофман.

– Ах, да, он.

– Он хотел настроить меня против Дании, я этого не терплю.

– Он лишь хотел добиться расположение к своей стране.

Александр неожиданно прокричал:

– А к моей стране кто-то располагает? – затем он стих, и, взглянув на испуганного Горчакова, произнес. – Прости, Саша.

– Александр Николаевич. – Продолжил Горчаков. – Бисмарк готов оказать поддержку России, но Вам необязательно слать на гибель своих солдат, ведь можно обойтись без крови.

Император о чем-то подумал, и буквально поняв мысли министра, сказал:

– Я назначу аудиенцию с Гофманом на утро.

– Я смелюсь напомнить, что в Петербург приехал Лапоухов. Я думаю, стоит ему напомнить про обещанный визит.

– С Иваном у меня будет очень важная беседа. Отправь ему письмо с просьбой явиться завтра, ближе к обеду.

– Я могу идти?

– Иди.

Александр остался наедине с собой, он не до конца знал, что делать. С одной стороны Гофман мог действительно помочь в польском вопросе, с другой Россия не хотела портить отношение с Данией. Решение принять было крайне сложно, но правильную мысль подсказал Горчаков. Император знал его блестящим дипломатом, любящим Россию и заботящимся о ней, как о самом себе. Александр верил, что министру под силу найти выход даже из столь сложной ситуации. Император лег в постель и попытался уснуть, но этого у него не получилось. До самого утра он не смыкал глаз.

***

Еще не исполнилось шести часов, как монарх отправил посыльного к Кристиану, для срочной аудиенции. Он не мог ждать, внутри все будоражилось. Вернувшись обратно, гонец просил передать, что Гофман готов явиться во дворец к одиннадцати часам. Александр так сильно нервничал, что это время казалось для него вечностью. Минуты тянулись неимоверно долго, Александр ничего не ел с ужина. Наступило одиннадцать дня, но Кристиан не появлялся, император совсем разомлел, как открылись двери зала и туда вошел глава императорской охраны.

– Ваше Величество, к вам прусак, и Иван Лапоухов, говорят, Вы их ждете, пускать?

– Конечно, пускать, и поскорее.

Про себя он подумал:

Это даже лучше, что они вместе.

На Александра вновь напало волнение, от которого на лице проявились капли пота. Но как только Кристиан и Иван вошли в зал, император не подал ни единой эмоции.

Гофман поклонившись начал говорить первым:

– Вы хотели меня видеть.

Император утвердительно кивнул:

– Да. Я буду откровенен с тобой, Кристиан, мне нужна помощь в польском вопросе.

– Да, но как же наша сторона?

– Я обещаю, если вы и датчане начнете воевать, Россия не будет вмешиваться в войну, даже если об этом будет просить вся Европа, тебе же это нужно?

Гофман удивленно произнес:

– С чего Вы взяли?

– Пруссия слишком сильна, чтобы бояться Данию. Прошлую войну вы проиграли, потому что в нее вмешался мой отец, а так же англы и францы. Вашей стране не нужна военная поддержка, вам нужен наш нейтралитет, ведь я прав?