Но он взял со стола свои деньги и половину от выигранного, оставив вторую половину Гофману. Удивившись такому решению, Кристиан поклонился приятелю и, попросив минуту, ушел к себе в номер. Вернулся он оттуда скоро, держа в руках бутылку прусского вина. Поставив ее на стол, он пояснил:

– Это подарок из моего государства.

Иван быстро достал фужеры.

– Изволь испить со мной?

Он поставил на стол два стакана. Кристиан отказался от этого предложение, произнеся:

– Мне пора ложиться ко сну: на улице уже темно, а завтра меня ждет аудиенция с вашим императором.

– Правильно говорить «ложиться спать», – поправил его Иван. – А то, что темно на улице, так в России в октябре в семь часов такая темень, какая у вас глубоко за полночь, а сейчас всего шесть, – сказал он, открывая бутылку и наливая содержимое в стаканы. Кристиан промолчал, но остался.

Два едва знакомых человека пили более часа; Иван травил байки о русской жизни, а Кристиан молча слушал, будто бы не понимая часть из них. Но он понимал все, что говорил ему его новый знакомый. Да, в Берлине его хорошо обучили и русскому языку, и русским манерам. Он желал показаться Ивану обычным прусским подданным, приехавшим в эту страну для простой аудиенции с императором, но на самом деле его миссия была куда более сложной, чем он рассказал Лапоухову.

Он, сын военачальника прусской армии, был вызван во двор к королю для важного разговора. Отдам должное, Кристиан даже ребенком был ответственен и смел, и сейчас он незамедлительно явился к своему правителю по первому требованию, первому сообщению о важном королевском деле. Король Вильгельм, канцлер Отто фон Бисмарк и старший Гофман ждали его.

– Ты быстро явился, Эрик, – сказал Вильгельм.

Он любил называть его именно этим именем, ведь оно означало «честный». Король положил перед ним два мешочка с немецкими монетами и произнес.

– Ты верно служил мне на протяжении семи лет, верой и правдой, честью и сердцем. Сейчас тебе предстоит важная для всей Пруссии миссия. Над нашими землями давно сгустились Датские тучи, но сейчас настало время делать ход. Наш народ давно требует Шлезенгер. Европа меняется, вчерашние наши друзья признают его датским; единственным государством, которое может нам помочь, остается Россия, неизведанная и непоколебимая. Он подошел к Гофману на расстояние двух шагов:

– Кристиан, ты нужен Пруссии. Мы хотим отправить тебя в Петербург для заключения мира и дружбы с Россией, но ты должен повлиять на русского императора: нам нужна поддержка в случае новой датско-прусской войны. Мы готовы поддержать Россию в ее польской политике. Боюсь, что скоро ей эта поддержка будет нужна как никогда, но мы хотим, чтобы она поддержала нас в войне с датчанами. Бисмарк ранее встречался с Александром и вызвал хорошее к нему расположение, но этого не достаточно.

Едва дослушав, Гофман спросил:

– Когда я могу выезжать?

– Подожди, мой сын, – он обернулся к его отцу. – Ты же не будешь против, мой друг, если я буду звать его так. Тот приклонил голову и отвечал:

– Мои дети, дети Пруссии, а Вы – ее единый отец.

– Ты всегда был мудр, мой друг, – король вновь обратился к Гофману.

– Я положил пред тобой два мешка. Как доброму подданному, я даю тебе выбор, взять деньги, которых хватит тебе на год хорошей жизни при дворе, и ехать в Россию, либо принять мою благодарность и почтение и остаться здесь – выбирай.

– Мне хватит лишь вашей щедрой воли избрать именно меня на эту миссию. Я не имею нужды в богатстве, ведь в могилу я его забрать не смогу, а здесь я тленен и, кто знает, когда превращусь в прах. Вильгельм продолжил говорить:

– Ты вышел в отца, он должен тобой гордиться. Выезд завтра на рассвете. Александер отведет тебя к Августу – он даст тебе талеры для жизни в Петербурге и запряжет карету. Удачи тебе, сын мой.

Король поклонился Кристиану, и добавил:

– Преклоняюсь пред тобой не как король, но как прусак, от себя и от всех наших народов.

Иван неожиданно замолчал, на мгновение воцарилась тишина. Изрядно пьяный Кристиан посматривал на часы.

Спустя пару мгновений, не менее пьяный Лапоухов продолжил говорить:

– Так вот я о чем. Честь в наше время – это все. Вот ты прусак, и душой за Пруссию. Я таких, как ты, люблю, себя презираю порой, что я так азартен, Господи помилуй.

Иван перекрестился, после чего, схватившись рукой за голову, произнес:

– Бесовская страсть съедает меня, да радует, что не один я такой.

– Любой русский любит поиграть на деньги, я знаю, – произнес Гофман.

– Что есть, то есть, – сказал Иван, наливая в стакан вино. – Тридцать лет назад Пушкин в штосс пятую главу Евгения Онегина проиграл.

– Ja? – Вновь по-прусски изрек Кристиан.

– Да, потом правда поставил свои револьверы и отыграл главу, но история осталась.

Гофман встал из-за стола и сказал Лапоухову.

– Я, пожалуй, пойду, мне нужно выспаться.

Иван привстал и поклонился новому знакомому, говоря:

– Ну, ступай с богом, может, еще свидимся.

Он опрокинул еще один бокал и рухнул на стул. Кристиан поклонился и вышел из номера.

Придя в свою комнату, Гофман усмехнулся русскому гостеприимству. В Берлине ему говорили, что любой русский захочет затащить его опрокинуть рюмку, другую, но Кристиан был искренне поражен, как Иван два часа непрерывно рассказывал незнакомому человеку истории, угощая хорошим вином. Он лег спать, первый день на чужой земле подходил к концу, а впереди были месяцы.

Глава 2

Александр ждал прусского дипломата для назначенной аудиенции, но ни в двенадцать, ни в час дня никто не явился. Наконец, около трех часов в Зимний дворец вошел запыхавшийся Гофман и просил встречи с императором. Александр возмутился, но дал разрешение на встречу. Войдя, Кристиан по-европейски поклонился Александру, тот не стал показывать своего недовольства, вместо этого он спросил у Кристиана, как сложился его путь, и каково ему в России. Прусак поблагодарил императора, сказав, что добрался он без происшествий, а первое впечатление о России у него сложилось более чем хорошее. Тогда Александр предложил Кристиану перейти к сути аудиенции.

Прусак начал издалека:

– Видите ли, Ваше Величество Александер Николаевич, – начал Гофман. – Мой Король Вильгельм желает вести с вами дружбу и помогать во всем, так же рассчитывая на помощь вашей страны нашему народу.

Александр сделал ехидный взгляд и произнес:

– Неужто беда какая с вашим народом?

– Мой король опасается скорого прекращения мира в старом свете и желает иметь здесь друзей. Россию уважают в Пруссии и боятся в Европе, поэтому наш народ желает дружить, нежели воевать.

Император усмехнулся и ответил:

– О каком прекращении мира ты говоришь? Не на датчан ли намекаешь?

– Датчане, как и французы, вечные наши враги. Я знаю, что в русской истории есть неприятный опыт войн с нашими государствами, но это дела прошлые, мой король желает вашей дружбы и помощи.

– Хитер же твой король, кто же поможет мне на Кавказе врага побить? Неужели ваши солдаты?

– Наши солдаты готовятся стягивать напор датчан.

Александр сделался весьма серьезным:

– А мои – защищать свои границы.

Гофман не делал пауз между фразами, он был весьма уверен, он знал, о чем говорил:

– Ваше Величество, я прошу мира и дружбы, дабы объявить наши государства братскими. Прошу так же учесть и тот факт, что моя родная Пруссия была единственным европейским государством, не принимавшая участия в Крымской войне. Так же Отто фон Бисмарк обещает помочь в случае бунта Польши.