Кроме города, кроме Стокгольма с его промозглым ветром и пронизывающими дождями летом, с его обманчивым солнцем и ледяным морем. Его простить ты не в силах. Поэтому, когда приходит, наконец, время ехать в аэропорт, ты садишься в такси с каким-то странным облегчением. Проводить тебя приходит Йонас и практически вся галерея, где ты читал лекцию, разве что без технического персонала. Доктор, конечно, не приехал, но прислал сообщение с извинениями и наилучшими пожеланиями, пообещав через полгода провести контрольное обследование, снова совершенно бесплатно. Все остальные подходят, жмут руку, обнимают как родного. От такого количества сочувствующих и жалеющих тебе становится только тошно и хочется поскорее отсюда убраться.

Удивительное дело, но по пути в аэропорт ты смотришь в окно такси и уже не обращаешь внимания на дома и газоны. Теперь тебе в глаза бросаются лишь стайки иммигрантов, устраивающих пикники, алкаши на лавочках в тени деревьев да разбитая плитка на тротуаре. И даже стрит-арт на домах и стенах уже кажется полнейшей безвкусицей. Серьёзно, ну кто мог такое нарисовать? В голову закрадывается совершенно крамольная мысль: «Да что вообще тут могут знать об искусстве?».

Тебе кажется, что сейчас ты, наконец, увидел истинную суть этого города, который – ты теперь убеждён в этом – катится на дно. Ты зло качаешь головой и говоришь сам себе: «Туда ему и дорога».

Мысль том, как вообще всё это может быть связано с твоей лекцией, потерей голоса или вообще современным искусством, в твою голову, естественно, не приходит. А может, ты уже просто забыл, что думал раньше. Прошло всё-таки много времени.

Но аэропорт сам по себе не приносит облегчения, а становится ещё одним испытанием для твоих нервов. Куча народа, медлительный персонал, необходимость каждый раз изъясняться жестами, а потом ещё и задержка рейса на неопределённый срок (погода, видите ли, нелётная – сильный дождь и гроза) – тут уж кто хочешь с ума сойдёт, а ты-то и подавно. Распсиховавшись, ты срываешься на какого-то служащего, который поинтересовался, не нужна ли тебе помощь, а услышав в ответ твой поистине животный рёв, испугался и поспешил убраться от тебя подальше. Ты садишься на лавочку, втыкаешь в уши наушники, достаёшь ноутбук и устраиваешься так, чтобы его крышка скрывала твоё лицо.

Через несколько минут ты чувствуешь, что кто-то трогает тебя за плечо. Поворачиваешь голову и видишь перед собой девушку невысокого роста, с вьющимися каштановыми волосами и зелёными глазами. Она смотрит на тебя с немым вопросом во взгляде, показывая на место рядом с тобой. Ты понимаешь, что она просто спрашивает, свободно ли это место, и, забывшись, пытаешься ответить. Но из твоего рта доносится только хриплое мычание. Она, однако, никак на это не реагирует, лишь робко улыбнувшись тебе краешком рта. Опомнившись, ты вежливо улыбаешься в ответ и жестом приглашаешь её сесть. Она кивает, садится и весело что-то мычит, глядя на тебя. Ты, конечно, в шоке. Снова забывшись, ты выдавливаешь из себя нечто, напоминающее вопрос «Что?!», пытаясь придать ему максимально возмущённую интонацию. Получается так себе. Девушка недоумевающе смотрит на тебя, разводит руками и снова пытается что-то промычать. Тебе кажется, что ты разбираешь отдельные слова, но в целом её голос звучит как кривая пародия на твой. Интонация, манера, взгляд – всё звучит как попытка тебя передразнить. Ты, конечно, понимаешь, что она над тобой просто издевается.

И тут ты замечаешь у неё на коленках российский паспорт. «Ну, я тебе сейчас всё выскажу», – думаешь ты и принимаешься набирать текст в своём телефоне.

– Уважаемая, перестаньте, пожалуйста, меня дразнить, – пишешь ты в «Заметках» и буквально впихиваешь ей в руку телефон.

Она растеряно смотрит на тебя, читает текст, еле слышно хмыкнув, там же пишет ответ:

– Простите, я не понимаю, о чём вы.

Ты смотришь на неё со смесью недоверия и злости. Она опять начала мычать, повела бровями и развела руки в вопросительном жесте. Ты снова принимаешься писать, и дальше весь ваш диалог протекает в таком формате:

– Я вот об этом. Перестаньте мычать и передразнивать меня.

– Но я и не думала вас передразнивать. Так вышло. Простите. Наверное, вы так подумали из-за моего голоса. Я так говорю. Если чем-то обидела вас, ещё раз простите.

«Неужели…?» – проносится в твоей голове, когда ты читаешь её сообщение и, уже немного остыв, ты продолжаешь:

– Это вы меня простите. Тяжёлая неделя. Мне что-то почудилось, и я сорвался на вас.

– Ничего страшного. Честно говоря, со мной это уже не впервые.

– Понимаю. Судя по всему, мне теперь тоже нужно привыкать к подобному.

Передавая ей в очередной раз телефон, ты уже чуть ли не смеёшься. Ну надо же такому случится! Встретились два дурака, что называется.

Прочитав, она непонимающе щурится и качает головой – мол, о чём это ты? – но потом чуть слышно вздыхает и, улыбаясь, отмахивается. В тот момент, когда она возвращает тебе телефон, ваши взгляды встречаются и ты, смотря в её изумрудно-зелёные глаза, понимаешь, что она очень красивая. Настолько, что внутри у тебя моментально что-то ёкает. «Ого», – думаешь ты, – «какая она…».

Ты собираешь волю в кулак и решаешь продолжить переписку, но уже придав себе максимально милый и непринуждённый вид – мол, с кем не бывает?

– Я рад, что мы разобрались. Гора с плеч. Вы тоже в Москву летите?

– Сейчас в Москву, да. А оттуда – домой, в Ростов.

– Классно. Буквально пару месяцев назад там был по делам. Как вам Стокгольм?

– Честно говоря, я его особо не видела. Я ездила на курс лечения и была всё время в клинике. Немного не до прогулок. А вы?

– Я, в общем-то, тоже всю дорогу лечился. В клинике тоже лежал пару дней. Правда, приехал изначально по другому поводу. Может быть, мы даже в одном месте лежали! Вы тоже голос лечили?

– Можно и так сказать. А почему «тоже»? Вы не похожи на глухого.

И тут до тебя наконец доходит. Ты не придумываешь ничего лучше, чем открыть от удивления рот и уставиться на неё, глупо хлопая глазами. Она мычит и не говорит, потому что она глухая. Г-л-у-х-а-я. Вот это, как говорится, поворот.

Она будто считывает твои мысли и всё понимает. Не отрывая от тебя глаз, она заходится тихим, стонущим смехом, прикрыв ладонью рот. Потом она выхватывает у тебя из руки телефон и, продолжая смеяться, пишет:

– Вашу реакцию, конечно, надо видеть. Никогда не забуду! Если что, я не совсем глухая. Не глухонемая. У меня сейчас просто период реабилитации, поэтому пришлось снять слуховой аппарат.

Ты читаешь это и не находишь, что ответить. Видя твоё совершенно ошалевшее лицо, она снова берёт твой телефон и пишет:

– Меня Маша зовут. Можно на «ты». А что, кстати, у тебя с голосом?

И вдруг становится легко и смешно, а все твои злоключения и долгие мытарства отходят куда-то на второй план, улетучиваясь из мыслей далеко и надолго. Ты хочешь что-то написать в ответ, но не можешь, ведь вы буквально хохочете, глядя друг на друга, не в силах ничего с собой поделать, да так, что от смеха болят скулы и наворачиваются слёзы. Прохожие подозрительно на вас смотрят и, шарахаясь, обходят стороной – для них это явно выглядит жутко и звучит как странное хрюканье двух идиотов. Откуда, скажите на милость, им, дуракам, понять, что хоть вы и не слышали никогда голосов друг друга, они всё равно почему-то отчётливо звучат в ваших головах, превращая каждое новое сообщение в странный аналог настоящей живой речи. И сейчас совершенно не важно, какими они окажутся на самом деле. Воистину, у Вселенной весьма своеобразное чувство юмора.

Ветры и трамваи

*

Трамвайный звонок, раздавшийся где-то за спиной, напомнил ей о доме, который уже давно казался таким чужим и далёким, превратившимся в череду обычных размытых воспоминаний. Она невольно улыбнулась им. Дешевый термос с горячим кофе в руках приятно грел пальцы и обжигал губы, отгоняя предрассветный холод. Она поправила свои небрежно собранные в пучок чёрные, как смоль, волосы и энергично зашагала в сторону парка. Город вокруг постепенно просыпался.