В день Всех Святых фашист прорвал границы. Упали бомбы на́ землю с небес. На трупный запах полетели птицы — В крестах СС в края КПСС. В день Всех Святых поля покрылись кровью, Взревели танки, вёрсты бороздя. Сражался Брест, и бился тик над бровью Сурового бессильного вождя. В день Всех Святых, взывающих к отмщенью, Стал небосвод кровавым словно стяг. По братским и чумным захороненьям Ногой тяжелой шёл к столице враг. И вся земля, от края и до края, Затихла горько, ужас затая, Лежала обездоленно-нагая, И, что-то больно, трудно вспоминая, Темнела от врага и воронья. Не ведая, не зная, не взыскуя, Солдат пошёл за землю воевать — За Сталина, за мать свою родную, Отца и деда, за отчизну-мать. Соседа заслонил, сестру и брата, За други свою душу положил. За всех Святых, замученных когда-то, Своею кровью щедро заплатил. И в День Пасхальной праздничной седмицы Пришла Победа. И весенним днём Поднялись в небо и исчезли птицы. И стало можно плакать и молиться За всех сожжённых верой и огнём. 2. В фильме Кончаловского бродит Одиссей Посреди языческих, красочных затей, Средь богов, являющих брезжащий обман, Бороздит рокочущий, знойный океан. О брега далёкие бьется впопыхах. Нимфы златоокие любят персть и прах, Облака летучие плавают вдали. Во пески зыбучие входят корабли. Битвы шум и нимфы вздох, волн чужих прибой. Одноглазых тел подвох в небе над тобой. И простор… такой простор, что исходит дух. Над немою цепью гор чьих-то перьев пух. И Гефеста хитрый взгляд на закате дня В грот, где жжёт героя грудь сонная броня. Роза пойманных ветров, Посейдонов дар, Всё развеет из того, что любил ты, Царь. Огневого тартара жаркие ручьи Выжгут все излучины, все мечты твои. И войдёшь, измученный, чтоб свой дом вернуть В тесный – между Сциллою и Харибдой – путь. 3. О, если б мог народ и человек Пройти свой путь меж Сциллой и Харибдой, Свой смертный путь, свой тесный путь невиданный, Не так, как предлагает этот век. О, если б мог народ и человек Избегнуть снова плена и блужданья И тесный путь служенья, долга, знанья Возобновить – туда, где дом, где Свет. Рожденья путь и смерти – он един: Сквозь тесноту, тяжёлую и злую. Всё то, что было, больно памятуем. Всё то, что будет, – знает Бог один. «Солонка крепкого стекла…»
Солонка крепкого стекла, Зелёно-нежно-голубая, Легко на краешке стола Стояла, гранями играя. Солонка крепкого стекла Всегда исправно нам служила. О, как её ты берегла! В ней соль всегда имела силу. Твой сын погибший – до войны Тебе купил её в подарок. Вот ободок. На нём видны Лучи. Их свет всегда был ярок. Солонка крепкого стекла Теперь лампадкою мне стала. Я в ней огонь свечой зажгла. Молитву Богу прочитала. Он знает всё про пот и кровь, И лишних слов Ему не надо! Жива, жива твоя любовь! Горит, горит моя лампада. «Господи! Ты не даешь нам разлучаться!..» Господи! Ты не даешь нам разлучаться! Нас так много – грубых, недостойных: Этот мир – и тот. Нам не дознаться — Кто свой путь прошел и как его исполнил. Господи! Твоя любовь лишь нас подъемлет На своих руках. Твои мы дети. Оттого и любим эту землю. Оттого и есть ещё на свете. Господи! Ты не даешь нам разлучаться! Этот мир – и тот – воздвиг нам в радость. Оттого, что можем достучаться. Домолиться до сестер, до братьев. И подать, как Ты, кому-то руку, Иль на чью-то нежность опереться, Не взирая на печаль-разлуку, Наполняя-исполняя сердце. «В Богородичный праздник пришла к Твоему аналою…» В Богородичный праздник пришла к Твоему аналою. Из тяжелого мира, где жизнь свою всю прожила. Твой Архангел с иконы прекрасно-крылатой рукою Поддержал мою душу, иначе б иссякла душа. В Богородичный праздник, не ведая, не понимая, Что такое кругом и откуда такие слова, Я стояла у входа, далекому хору внимая, Всем дорогу давая и всех признавая права. После службы вечерней со всеми прошла до иконы, Поклонилась Тебе, по ступеням идущей в алтарь, И священник седой на челе моем так непреклонно И торжественно-бережно маленький крест начертал. Приложилась к руке, отошла, и у самого края Проходящей толпы – словно дуб, словно ствол сражена, Я попала под ливень, под огненный столб, что сбегая Водопадом сжигающим сердце достал из меня. Очень слабое сердце. Ещё бы мгновенье – и в пепел Сожжено оно было тем светлым и жестким огнем. Только милостив Бог. Пламя стихло. На клиросе пели. На простом аналое цветы у иконы белели, И Захария снова встречал Её пред алтарем. |
