«Схожу я к этой птичке…» Схожу я к этой птичке, Пойду поговорю. Куда иду? К синичке? К большому снегирю? Спустись ещё немножко, Увидеть разреши, Не бойся – я не кошка, О жизни расскажи. Мне нравится поляна, Где песню ты поешь. И лес, большой и пряный, Он тоже здесь хорош. Семян на ветках много, Здесь можно клюв погреть, За пазухой у Бога На веточке сидеть. Спустись ещё немножко, Поближе посвисти. Не бойся – я не кошка. Не хочешь? Что ж – лети. «Я не знаю, куда лучше мне пойти…» «Я не знаю, куда лучше мне пойти, По какому лучше двинуться пути. То ли влево, то ли вправо повернуть. Это – путь, и вправо – тоже вроде путь. Здесь сияет светом солнечным просвет, Там просвета вовсе не было и нет. Здесь высокие, как помыслы, стволы, Там широкие, слепящие холмы. И глубокая, как море, тишина. И бездумная, стоокая весна…» – Да гуляй ты, не метайся, не спеши, Звонкой тропкой честной мартовской души, — Ангел марта так на это мне сказал. «Совсем уже час еловый…» Совсем уже час еловый… Ни звуки не проникают, Ни ветры не донимают. Совсем уже час еловый… Под лапами март возлегает, Глядит, глядит – не моргает. Совсем уже час еловый… Прекрасно и безучастно, Не редко стоят, не часто Весной дерзновенно новой, Всё знают, всё понимают, Ток соков в ветвях усмиряют. «Дается нам бесценный…» Дается нам бесценный, Бесцельный мир общений. Щекой холодной тронуть Шершавый бок сосны. Услышать треск в лощине И где-то ровный щебет. Рукой тропы коснуться Дремучей стороны. И солнечного диска В полдневный час ненастный Вместить зрачками столько, Что свет померкнет весь. И снова, между сосен Увидев диск тот ясный И красный, молвить только: «Ты здесь?.. «Пробует голос далекая птица…» Пробует голос далекая птица. Словно звучит в тишине камертон. Впору, наслушавшись, удавиться — Так безысходен, несчастен так он. Вскрикнет протяжно и снова замолкнет Где-то в далеких-далеких кустах. Бор над поляною смотрит все, смотрит. Как хорошо в этих светлых местах! Птица взлетает и прочь улетает. Видеть не может – все дышит, растет. Где ж покричать ей теперь – и не знает. Да не горюй ты! – вновь осень придет. А над поляной рекой изумрудной Небом ненастным лес хвойный вставал. Птица замолкла – ей больно, ей трудно. Голоса светлого Бог ей не дал. «Приукрасилась улица Маркса…»
Приукрасилась улица Маркса. Снег заборы и крыши покрыл. Мутноватые наледи марта Снег засыпал, запорошил. И припомнилось вдруг ей, что русской В этом русском лесу рождена. Затуманилась улица грустно — Все равно ведь заметена. Можно снегом сгорающим плакать И оборванный вспомнить набат, Все равно завтра солнце и слякоть, И в оврагах ручьи загремят. «Странный лес березовый…» Странный лес березовый С примесью осин. Словно призрак двойственный, С обликом косым. Белым он не родственник. Сизым он не сын. Страшный лес березовый С примесью осин. Помоги мне, Господи, Стать самой собой! Может, к тому времени Буду я седой. Дети внуков вырастят Рядышком со мной. Помоги мне, Господи, Стать самой собой! «Мягкий снег, какой же мягкий снег…» Мягкий снег, какой же мягкий снег В этот час вокруг меня кружится! Ничего дурного в мире нет, Только мягкий снег на снег ложится. Наполняет рощи и поля, Залетает в хмурые чащобы. Вдоль стремнин широкого ручья. Наметает мягкие сугробы. Теплой медью виснут купола. Сквозь летящий снег их облик дальный Проступает в этот мир венчальный, И молчат, молчат колокола. «Засыпало снегами…» Засыпало снегами, Словами да делами, Листвою да трухою, Засыпало совсем. И чувствую оттуда, Из толщи, из-под спуда, Как хорошо живется Новорожденным всем! И хочется вернуться, Увидеть, оглянуться, На жизни обозначить Утерянное все. Ту чашечку на блюдце, Где зайчики смеются, Ту радость пробужденья, Дыхание свое — Меж сосен величавых И речек беспечальных, Желаний неуемных Любить всех и спасать. То счастие от света, Родней какого нету. А где он? Чей? Откуда? Мне лишь сейчас понять… Засыпало снегами, Словами да делами, Листвою да трухою Мне душу, а не путь. О, как поля сверкают! Как в марте жизнь играет! Как будто то возможно — Стряхнуть все – и вздохнуть… |
