– Бессонница, восемь букв.
Замерла. Медленно повернулась. Зинкин отец включил свет.
– Не знаешь? И я не знаю. Тестю, что ли, позвонить? Далеко собралась, Манюнь?
– Дядь Дима… а Вы… а… А что Вы тут делаете?
– Кроссворд разгадываю. А ты?
– А я… ничего… Мне… показалось… – потребность выглянуть за дверь перетекала в разряд маниакальных. – Показалось… что стучат.
– Да нет, я бы услышал.
– Все равно нужно проверить, – уставилась на замок, обычно ключи я из него не вытаскиваю, сейчас их не было. – А где…
– У меня. Маш, никто не стучал. Иди, ложись. Я тебе сейчас лекарство принесу и водички.
– И ключи. Дядь Дим, Вам жалко на минуту дверь открыть? Убедимся, что… – «никого нет» добавить не смогла, очень надеялась, что есть. – И все.
– Ну, раз для тебя это глобально, давай убедимся.
Алдариэля на лестничной площадке не было. Сердце тоскливо сжалось. Опустив голову, побрела назад. Зинкин отец пришел следом, принес два блистера с капсулами, выдавил мне на ладонь по одной из каждого.
– Что это?
– Не знаю, не вникал. Велено скормить, если проснешься. Проснулась? Ешь. Приятного аппетита.
Интересно, если откажусь, что сделает? Силой их в меня запихнет? Нет, это не про него. А какой смысл в отказе? Заставить присматривать за мной еще жестче? Нет, буду умнее. Забросила обе под язык, сделала глоток воды, быстро легла, отвернувшись к стене и подтянув одеяло повыше, до самых глаз. Мне и так было жарко, но это лучше, чем растаявшие не вовремя оболочки капсул, а под одеялом их можно без проблем выплюнуть. Щелкнул выключатель, через некоторое время звук удаляющихся шагов оповестил, что я осталась одна.
Очень хотелось курить и сбежать из квартиры, действовала она на меня угнетающе. Ни первое, ни второе в ближайшее время не светило. На цыпочках прокралась к окну, смотреть на улицу было легче, чем на стены. На подоконнике обнаружился листочек какого-то дерева, совсем свежий, ни капли не подвявший. Попасть сюда он мог, как угодно, но мне казалось, что это привет от близняшки Фаарра.
В памяти всплыл домик Алиани, ладони Алдариэля на наших с Тайрином руках… Изо всех сил прижала пальцы к пульсирующей жилке на запястье, раз за разом активируя драгоценный подарок моего брата. Моего настоящего брата. Снова и снова слушала голос Тайриниэля: «Мари, моя Мари, все будет хорошо. Даже если тебе сейчас плохо, грустно или одиноко, то это ненадолго. Все наладится, все обязательно будет хорошо. Верь мне, маленькая. Моя Мари», и тихо плакала.
Со страданий «как я по ним соскучилась» и «хочу в Аршанс любой ценой» на конструктивные мысли «как это сделать» переключиться не могла долго. Только с первыми лучами рассветного солнца сумела, наконец, собраться и более-менее трезво оценить обстановку.
В том, что Иван Егорович диагноз мне поставил на полном серьезе, а не как отмазку от свадьбы, была почти уверена. Нужно будет уточнить название и посмотреть в интернете, что это такое и чем мне грозит. Прогулка к Озеру обросла непредвиденными сложностями. Как же неудачно Зинка меня отыскала! Не могла задержаться на полчасика? В результате, сегодня мне из-под контроля ее семьи гарантированно не выбраться. Но завтра – рабочий день и охранять меня… Будут ее бабушка с дедушкой, пенсионерам рабочие дни не помеха. Плохо, очень плохо. Единственный выход – вести себя предельно адекватно и убедить их, что няньки мне не требуются. Ладно, один день потерплю.
Поговорить с матерью придется. Какой бы ни была моя родительница, но изводить ее недомолвками и беспочвенными надеждами, с моей стороны, элементарно, непорядочно. Да и этот Николай, в принципе, не сделал мне ничего такого, чтобы бросать его перед ЗАГСом без малейшего объяснения. Сегодня же решу этот вопрос. Тем более, что, когда мне удастся уйти в Аршанс, приложу все усилия, чтобы больше сюда никогда не вернуться. Даже если… Если? Ольховская, это даже не обсуждается! Пусть мне не суждено быть рядом с Алдариэлем всю жизнь, все равно, мой дом там, а не здесь. Так что ни к чему оставлять после себя такой неприятный осадок.
Ребекка Ивановна. Вот с кем я непременно хотела бы встретиться. Но, увы. Ее отъезд делал нашу встречу невозможной. У меня нет недели на ожидание, неизвестно, сколько времени пройдет в Аршансе, а вернуться туда двадцать лет спустя… Стоп, Ольховская! Ты ее дождешься. Ты ее непременно дождешься. Потому что то, что ты сейчас поняла звучит бредово, невероятно, сумасбродно и правдоподобно. И это обязательно нужно проверить. Потому что ты знаешь, ладно, догадываешься, кто она. Это важно не только для тебя. И не забудь сказать спасибо тем, кто натолкнул тебя на эту мысль. Начать можешь прямо сейчас.
– Спасибо, Великие! Спасибо…
Решение вести себя адекватно оказалось не так-то просто претворить в жизнь. Нормально прошел только поход в душ и облачение в домашнюю одежду. Потом началось. Сначала я зависла перед холодильником, мучительно соображая, можно ли колбасу и сыр, которым полгода, но которые выглядят вполне пристойно, запустить на бутерброды. Пялилась на них минут пять, пока дотумкала, что для холодильника с его содержимым прошло совершенно другое количество времени. Хорошо, дядя Дима этого не видел, как раз умывался. Зато на мои загадочные манипуляции перед экраном телевизора смотрел весьма озадаченно: я упорно пыталась вызвать панель управления взмахом руки. Отговорилась, что ловила комара. Примчавшаяся на смену отцу Зинка спасла меня от дальнейших возможных курьезов в его присутствии. Второго комара, над разрядившимся телефоном, я ловила уже при ней.
Засветившийся дисплей ничем неожиданным меня не удивил, куча пропущенных вызовов и СМС с требованием немедленно перезвонить. Первенство принадлежало моей родительнице, на втором месте шла несостоявшаяся свекровь. Один номер был незнаком, скорее всего, кому-то из студентов рекомендовали меня для написания дипломной работы, у них как раз сессия на носу. Перезванивать не стала, не до того мне сейчас.
Операция со стиркой прошла успешно, с очисткой одежды справлялась магия и у Ваади ничего подобного стиральной машине не водилось, соответственно, от своей я уникальных способностей не требовала. Загрузила, задала программу и потащила Зинку выяснять подробности моего синдрома. Общими усилиями почти правильно вспомнили название. Что сказать? Со стороны я, наверное, выглядела в полном соответствии с описанием. Странное поведение, выпадение из реальности, фантастические галлюцинации и отсутствие воспоминаний об этом. Короче, стараясь убедить Ивана Егоровича в своей нормальности, я убедила его в противоположном. Ладно, будем исправлять. Раз мне все равно нужно дождаться Ребекку Ивановну, то время для этого теперь появилось.
Звонок матери с истерическим воплем в трубку едва не заставил меня отказаться от принятого решения поговорить с ней. Кое-как пересилила себя и сказала, что готова все объяснить. Через десять минут она уже тарабанила в дверь. Ворвалась вихрем, недовольно зыркнула на Зинку и запричитала надо мной. Мы с подружкой переглянулись и синхронно вздохнули, спектакль грозил затянуться. Сценарий давно выучен наизусть. Акт первый – «Я о тебе так переживаю, а ты не ценишь». Акт второй – «Я о тебе так забочусь, а ты сидишь на моей шее». Акт третий – «Я для тебя все сделала, а ты сволочь неблагодарная». Акт четвертый – «У всех дети, как дети, одна ты дрянь последняя». Акт пятый – пантомима с прижатой к груди рукой – «Довела мать и радуешься, тварь».
Уже на середине первого акта поняла, что досматривать это шоу до конца не имею ни малейшего желания. Тем более, что после планируемых к озвучиванию новостей, все это пойдет по второму кругу.
– Мам, хватит. Все, что ты скажешь, я знаю. Послушай, что скажу я.
– Ты? Что ты можешь сказать? Опозорить меня перед уважаемыми людьми, заставить краснеть перед ними, прикинуться сумасшедшей… Это же додуматься надо! И ты еще что-то вякать будешь? Ты прощение вымаливать должна, а не стоять тут с каменной мордой, подлюка!
