– Ты знаешь, эскулап, несмотря на твой возраст я считаю тебя самым бездарным человеком во всей империи. – при этих словах в глазах его появилось нечто зловещее.
Лекарь, испугавшись, решил быстро успокоить своего собеседника:
– Господин Тит, я сделал все, что смог и уверяю, что другой, будь то хоть личный эскулап самого Нерона, оказал бы такую же помощь, как и я. – Рубрий говорил елейным голосом, спиной приближаясь к выходу. – Если ты помнишь, а я думаю, что ты не можешь не помнить этого, когда ты и Британик отравились на пиру у Нерона, кто тебя вытащил из рук Плутона?
Тит замер, вспоминая, что произошло десять лет назад. Тогда на пиру во дворце, Нерон отравил истинного наследника императора Клавдия Британика, лучшего друга Тита. Отравленное вино тогда выпил и Тит, но благодаря своевременной помощи эскулапов Нерона и личного лекаря Флавиев, его спасли. Тогда он готов был осыпать Рубрия всем золотом мира, но сейчас у него на уме было одно, отомстить за смерть матери, по его мнению, виновником которой, был эскулап. Он вытащил руку из-за спины, в которой оказался серебряный кинжал и подбежав, второй рукой прижал дверь, чтобы тот не вышел.
– Не кричи, только хуже будет.
У лекаря от ужаса глаза почти выкатились из орбит. Он весь задрожал, ожидая смертельного удара.
– Видишь, как все в мире меняется. Еще недавно я бы всем пожертвовать ради тебя, а сейчас могу убить, не испытывая никакой жалости.
Тит боролся сам с собой: «Нет я не могу ошибаться. Этот мошенник убил мою мать… но меня спас. Может, он действительно не виноват? Мать всегда учила поступать мудро и обдуманно… и я ей обещал поступать разумно, тем более, что она Рубрию доверяла». После нескольких мгновений внутреннего противостояния Тит сдался:
– Вон отсюда, и чтобы больше я тебя здесь не видел. Если увижу, то убью!
Рубрий от радости чуть было не обомлел.
– Я понял, понял. Благодарю господин, да благословят тебя боги. – И, отворив дверь, не переставая кланяться, исчез в атрии.
Тит выронил кинжал, сел на четвероногий скамн16 со слезами на глазах. В этот миг в таблин вошел отец, и положив руку ему на плечо, начал говорить:
– Сын, ты всегда был крепок и силен. За все годы ты ни разу не заплакал, даже когда падал маленьким и сильно ушибался, когда был на грани смерти из-за отравления, понимая, что можешь умереть, тоже не плакал. Так чего же сейчас плачешь? Ты совершил очень мужественный поступок, извини, что мне пришлось подслушать, но то, что ты его не убил, говорит о сильной воле! Я знаю, как ты любил свою мать, и она тебя так любила, как никого и никогда. Но при этом ты должен всегда оставаться настоящим мужчиной, чтобы ни произошло. Разве я учил тебя быть слабым?
Тит покачал головой и поднялся со скамна:
– Прости отец, больше ты не увидишь моих слез.
– Вот это по-мужски. – сказал Веспасиан, обнимая сына, и хлопая его рукой по спине. – А теперь иди поспи, завтра у нас тяжелый день!
Ночь для Тита была долгой, поскольку так до утра заснуть и не смог. Когда с восходом солнца он поднялся с кровати и вышел в атрий, там уже находились желающие попрощаться с Домициллой. Первым ему встретился родной дядя Сабин Флавий, младший в семье и при этом совсем не похожий на своего брата. Занимая с 61-го года должность префекта17 (Praefectus urbi) Рима, являлся одним из самых уважаемых патрициев. Его супруга Аррецина Клементина заносчивая и высокомерная, старалась со всеми, включая и своих родственников держаться на расстоянии. Тит ее терпеть не мог, и поэтому избавил себя от неприятного общения с ней. Поздоровавшись еще с несколькими родственниками, он подошел к семейному другу сенатору Тразею Пету Публию Клодию – философу, который своими изречениями, часто намеками, упрекал Нерона. Император его не переносил, и Тит тоже. Острый ум сенатора восхищал всех, кто его знал. Веспасиан ценил дружбу с ним, хотя его радикализм часто пугал его, и в лучшие друзья к нему не навязывался, опасаясь навести гнев Нерона на свою семью. Его жена Аррия-Младшая являлась прямой противоположностью своему мужу. Спокойная, покорная, молодая, красивая и умная, она так любила богатство, что терпела все прихоти своего супруга.
– Я благодарен, что вы почтили память моей матери своим визитом, мы этого не забудем! – сказал Тит, обращаясь к сенатору и его жене.
– Твоя семья, конечно, не забудет, но ты второй Нерон, тебе чужды человеческие чувства, ты как волк, которого как ни корми, как ни люби, при любом удобном случае загрызешь своего любимого кормильца и убежишь в лес, где такие как ты, тебя всегда ждут, ждут дальше грабить и убивать. – Клодий с упоением это говорил, взирая на полное ненависти лицо своего собеседника. – Тит, разве вы с Нероном не разгуливаете по ночным улицам Рима, и ради развлечения не убиваете ли бедных и беззащитных граждан? Из-за вас люди боятся с наступлением темноты выходить на улицы зная, что преторианцы18 вместе с вами ищут своих жертв! Скажи после этого, какие у тебя могут быть чувства по отношению к людям, разве люди для тебя люди? – улыбаясь, спросил сенатор.
Тит, борясь с собой, чтобы не ударить оппонента со всей силы в лицо, сдержал себя и ответил:
– Уважаемый сенатор, я не думаю, что сейчас подходящее время для упреков, а самое главное, если узнает император, что ты его открыто оскорбляешь в присутствии его друга, то завтра можешь не проснуться!
– Что, думаешь я не знаю, что ты сегодня вместо похорон побежишь к своему хозяину докладывать, кто что сказал, кто что сделал! Я об одном прошу богов, чтобы они после рыжебородого не послали нам еще одно бедствие в виде императора Тита! – как актер, с тревогой в голосе, подытожил Клодий.
– Благодарю за лесть, Тразея, но боюсь, что ты до этого счастливого дня не доживешь! – произнес Тит, повернулся и ушел поскорее от неприятного гостя.
В конце атрии он увидел префекта преторианской гвардии19 Фения Руфа и слегка заулыбавшись, поприветствовал своего друга. Это был очень интересный и довольно необычный человек. К несчастью для себя он делил функцию префекта со своим недругом Офонием Тигеллином. Руф был позван императором, чтобы уравновесить и, по большому счету, замаскировать необычайное давление на Нерона со стороны Офония. Из-за этого два префекта люто ненавидели друг друга. Сейчас позиция Фения сильно ослабла, и префектом он являлся лишь теоретически. Тит это знал и, хотя предпочитал дружить с людьми, которые в фаворе, Руф для него являлся настоящим, уважаемым и ценным другом.
– Приветствую тебя, мой дорогой товарищ, – сказал Тит и обнял его. – я рад, что ты пришел в этот трудный для меня период.
– О Тит, мои соболезнования. Твоя мать была прекрасным человеком, еще позавчера она была здорова, а сейчас… – он помолчал, и через мгновение спросил: – от чего она умерла?
– Болезнь, а отчего и почему, наш бездарь-лекарь не смог объяснить. Мы думали пригласить эскулапа Нерона, чтобы он ее осмотрел, но, к сожалению, не успели.
– Надеюсь, лекарь сопровождает твою мать в царство Плутона?
– Нет, я его простил и отпустил. Пусть живет, в конце концов он нам был предан многие годы.
– С каких пор ты начал прощать?
– Сам не знаю, наверно сказывается обещание, данное мною матери.
– Понимаю. – Фений с недоумением посмотрел на друга, но не стал углубляться в это, а сразу перешел к следующему: – Я принес вам папирусный20 свиток от императора. Он узнал о смерти еще ночью. Я отдал его твоему отцу, он в таблине… Иди почитай.
Тит кивнул и ушел. В таблине сидел Веспасиан и о чем-то думал, а на столе лежал свиток. Тит молча вошел и, взяв послание, стал читать.
