Легкая прохлада вечернего воздуха и запах сырой земли смешивались в чарующее ощущение свободы. Я чувствовала себя почти невесомой, сбегая, нет, прямо-таки танцуя, с холма рядом с маленьким эльзасским городком. Наверное, это началось именно здесь.

Сонное светило устало цеплялось лучами за влажные ветви деревьев. Внизу звонил колокол. Я не боялась опоздать на поезд до Страсбурга. Всегда такая организованная и правильная, здесь, на земле моих предков, я, наконец, отдавала себя себе. В тот момент я не думала, что вернувшись, вновь погрязну в обыденности московской жизни, работе…

Нет, я была абсолютно по-детски счастлива. Два года назад, ощутив прикосновение холодных тихоокеанских вод к своим ступням на камчатском берегу, я что было сил кричала от этого чувства, здесь – я танцевала, сбегая вниз с Вогезов[1].

И все же я вернулась.

Сменив несколько работ, я осознала, что нет более сил утыкаться в одну и ту же стену. Офисы, лаборатории – все было едино. Клетка для хомячка с приделанной к ней кормушкой. Размеры клетки и содержание кормушки не меняют сути вещей.

«Власть несбывшегося» – так называл это чувство Александр Грин[2]. Власть сия так тяготила меня все эти годы, что я решила: пусть сбывается!

В ноябре 2014 года я воплотила одну из моих детских мечт, посетив самый южный город Земли – Ушуайю[3]. И Огненная Земля полыхнула во мне уверенностью: пора исполнять свои детские мечты. Зачем ждать до старости? А потом дрожащими руками перелистывать желтые страницы несвершенного?

Нет. Хватит. Я слишком долго ждала. Мне говорили «какие твои годы»… Ненавижу это выражение! Какие-никакие, а все мои. И если все откладывать, то они, сколько б их ни было, утекут сквозь пальцы, оставив на них лишь пожухлую кожу с вплетенными синими жилами.

Я закрываю трудовую с очередной печатью и убираю ее в ящик. А вместо нее достаю загранпаспорт. Пора отправиться в новую авантюру. Такой у меня еще не было.

Я так и не научилась прощаться. Очень забавно, как я каждый раз готовлю себя, что скажу тому, что – этому, когда кого следует оповестить.

С одной стороны, для меня очень важен этот обряд завершения. Перед поездками стараюсь раздать всем долги – какие-то обещания, книги. Произвожу генеральную уборку, выбрасываю хлам.

Как бы только научиться проделывать тоже самое с собственной головой…

И вот наступает момент. Однако вместо того чтобы выдохнуть перед прыжком, я сжимаюсь в комок и не могу выпустить своих чувств. Говорю «пока» и ухожу.

Совершенно также суечусь перед отъездом – мечусь в поисках последних вещей, проталкиваюсь в метро с рюкзаком, прыгаю от нетерпения в очереди на регистрацию, избавляюсь, наконец, от ненавистного багажа, забираюсь на борт, пристегиваюсь… и все! Вы-ды-хаю…

И как мне удается проводить столько времени своей жизни в постоянном напряжении? Вы могли бы сутки не дышать? Мне кажется, что я уже могу.

Люблю это чувство, когда шасси отрываются от взлетной дорожки, немного вжимает в спинку кресла и все остается там, на земле. А ты – нет.

Сидя в самолете, всегда вспоминаю фильм «Французский поцелуй», тот момент, когда главная героиня, панически боящаяся летать, встречается на борту со своим будущим спутником. И этот импозантный усатый француз начинает ее искусно отвлекать от происходящего. «А я, я люблю летать, – говорит он ей, – это чувство, напряжение растет… и пуф, ты уже в воздухе! Все остается позади… Я могу сравнить это лишь с одним ощущением…» Да, не могу не вспомнить и озорно улыбаюсь в иллюминатор.

Мы собрались на кухне всей семьей. Завтра я отбываю в дальние края, а, значит, пришло время наконец объявить о моей авантюре всему семейству.

– Вот я только одного не пойму, – после некоторого молчания говорит мой дедушка, – а чтобы найти себя, обязательно ехать к черту на кулички?

Резонный вопрос. В свое время я немало думала над ним. Далеко не первый раз мне хотелось все бросить и сбежать куда-нибудь на край земли. Но я всегда очень отчетливо понимала, что сбежать можно от чего и кого угодно, кроме себя самой.

Но ведь теперь я не бегу от, а еду за. Как герой романа Урсулы Ле Гуин, долгое время бежавший от своей тени, обретает себя, только развернувшись в обратном направлении, начав преследовать ее и, в конце концов, нагнав.

– Обязательно – твердым голосом отвечаю я.

Итак, что же мне предстоит. Для начала – два месяца в дикой чилийской провинции и два волонтерских проекта. А что уж там будет – покажет сама жизнь.

Ночка выдалась непростая. Проведя 10 часов в стамбульском аэропорту, загружаю свою уже мало что осознающую тушку в «Боинг», который в течение часов 14 будет переправлять меня через большой и синий Атлантический океан.

Все кажется почти домашним. Неудивительно, ведь только два месяца назад я пересекала океан на самолетике этой же авиакомпании.

В первую зону турбулентности мы вошли где-то над Италией. Вначале как обычно слегка потряхивало. Сказать по правде, я турбулентность люблю. В этом явлении есть что-то естественное. Если задуматься, мы загружаемся в эти консервные банки с крыльями и, сидя как будто в каком-то междугороднем автобусе, огибаем пол земного шарика! Ну, должно же что-то оставаться от сил природы, согласитесь?

Вначале я неблагоразумно даже пристегиваться не стала. Что я, в турбулентность не попадала? Эка невидаль – потрясет маленько, да и будет. Но когда стакан на столике начал подпрыгивать, да и сам столик вместе с ним, я непроизвольно потянулась за ремнем. Ну нафиг.

Как говорят мусульмане, верь Аллаху, но верблюда все же привязывай.

Итак, верблюд был благополучно привязан, а я наслаждалась миниатюрными американскими горками. После двух самых сильных прыжков народ очень слаженно попискивал, а вот наш ряд пробивало на смешки. Люблю я все-таки турбулентность…

«Mi Buenos Aires querido»[4]

Ощущение совершенно дурманящее – лето в Буэнос-Айресе! Ведь всего два месяца назад я покидала весеннюю столицу Аргентины, не подозревая, что столь скоро вернусь сюда. Впрочем, на сей раз мое пребывание ограничивается шестью часами. Пограничник ставит штамп о выездеиз его страны прямо под совсем еще свежим штампом его коллеги из соседнего терминала. Поскольку мой прилет и вылет происходят из одного и того же аэропорта, но из разных терминалов, я получаю счастливую возможность прогуляться от одного к другому, вдыхая влажный тропический воздух. Ночь освещена всего несколькими фонарями, бросающими потусторонние блики на неестественно для жителя умеренных широт отполированные листья фикусов.

Мой терминал кажется совсем вымершим. Из персонала – только уборщики. Вылетов отсюда немного, да и те все с утра, как и мой. Продолжаю практику дрема в аэропортовых креслах, обнимая свой маленький рюкзачок, а большой прижав к ноге. Как только удается сдать багаж, я сразу активизируюсь. Меня больше ничего не привязывает к месту. Перемещаюсь туда-сюда по залу ожидания, иду опробовать любезно предоставленную турецкими авиалиниями зубную пасту, слоняюсь в темноте по улице рядом с аэропортом, все еще как бы в неверии трогаю неестественно гладкие листья фикусов, к удивлению скучающих охранников.

Завтра с утра меня ждет Сантьяго. Это тот редкий случай, когда я почти ничего не знаю о городе, в который отправляюсь. Признаться, к моей аргентинской поездке я занималась самообразованием значительно прилежнее, нежели к чилийской. Впрочем, и это неплохо – тем удивительнее все будет. А пока Чили для меня – самая длинная и узкая страна, состоящая из гор, вулканов и океана. Ну и, конечно же, вкрадчиво подсказывают мои геологические познания, крайне сейсмически активная область Земли. Учитывая, что мое предыдущее волонтерство было в Исландии, начинает закрадываться подозрение на некую связь между моими предпочтениями мест для волонтерской деятельности и местами стыковок тектонических плит.