Единственное, что всерьез омрачало любые надежды Анны Савельевны, это сознание, что к резким поворотам в жизни ее дочь совершенно не готова. Не сможет она жить в общежитии ни одна, ни вдвоем с любимым Андреем. Да и любит ли она его? А что, если просто «сама себе придумала», и надеется, что ее Ромео останется таким на всю жизнь? Сейчас Маша не то, что жизнь, но элементарный быт организовать не сумеет. Даже с двумя стипендиями. А одними песнями сыт не будешь. Сбежит через месяц, если не раньше. Сломает семью, а что потом? Мама виновата? Не подготовила?
Нет. Надо по-другому. Не хотят вместе, они с мужем снимут им комнату. Все-таки надо хотя бы предложить, уговорить, пусть поживут отдельно, но только не в общежитии. Пусть перед свадьбой хоть пару недель побудут одни, не на глазах. Кстати, о свадьбе они как-то и не поговорили. Могут и заартачиться. Ну, конечно, расходы. Лучше бы, конечно, на эти деньги отправить молодых хоть на пару недель куда-нибудь, в свадебное путешествие, как в старину. Или в дом отдыха, но путевки ведь не достанешь. Ладно. Это во вторую очередь. А пока задача номер один – найти им приличную комнату. А свадьбу все равно придется делать. Недельки через две, раньше не успеть. Пока надо платье Маше сшить, готового не купишь. Туфельки белые достать.
Как она и думала, Маша почему-то свадьбы не хочет, а Андрей и подавно – знает цену копейке. Но Лёнины родственники, особенно свекровь, ее «заклюют». Единственная дочь, и свадьбу не справить! Значит, придется.
Странно или нет, но Анна Савельевна вдруг осознала свою вину в том, что Маша оказалась настолько не подготовлена к взрослой жизни, а уж к такому резкому повороту и подавно. А теперь врежется ее дочь на полном ходу в жесткую и тяжелую «взрослую» жизнь, как поезд без тормозов. Тут и более опытным, умудренным жизнью людям не всегда удается уцелеть или выбраться без шрамов и ран. «Любовная лодка разбилась о быт». Нет, только не это.
Она должна, обязана помочь дочери привыкнуть к новым реалиям бытия. Объяснить, как не стать домработницей, но и не витать в облаках, поверив, что ты только его Муза. Надо научить, как стать хозяйкой уютного дома, Гестией, богиней-хранительницей домашнего очага. Всему ее придется учить с нуля – и как готовить мужу обед, и как следить за его носками и рубашками, как не забыть с вечера купить по дороге продукты, и как, усталой, суметь улыбаться любимому человеку перед сном и каждое утро перед уходом на работу… Ну, а будут трудности, двери их дома всегда для них открыты – помогут, посоветуют, успокоят.
Оставив себе пару недель на подготовку к свадьбе, через друзей Анна Савельевна быстро нашла и сняла для молодоженов комнату с мебелью, в центре города и недалеко от метро Маяковская. Помогла перевезти их нехитрый гардероб, выделила какие-то кастрюльки-сковородки и погрузилась в приготовления. Теперь все ее свободные от преподавания и подготовки к новому курсу часы были заняты беготней по городу в поисках продуктов для праздничного стола, ткани на свадебное платье и много чего еще… Молодых она решила не беспокоить, спокойно ожидая, пока Маша позвонит им сама.
Маша, действительно, звонила каждый день. Голосок у нее был какой-то невеселый, даже растерянный, и никакой радости в нем Анна Савельевна не уловила. Вначале она списывала это на усталость, плохой сон, просто на испуг от постоянного присутствия рядом мужчины и отсутствия рядом мамы (это было понятно). Но уже через неделю она почувствовала, что Маша по горло сыта своей самостоятельной жизнью в чужой квартире.
Во-первых, соседи по квартире сразу продемонстрировали ей явное недовольство, что вместо одинокой старушки, появилась, пусть временно, молодая пара, которая вдруг еще надумает завести ребенка. Что им ответить, как с ними вести себя, Маша не знала. Чувствуя нерасположение соседей, она пыталась понять причину, не понимая – расстраивалась, но научиться игнорировать их недоброжелательные взгляды и ворчание у нее не получалось. Так что большей частью, когда не надо было бежать в институт, она сидела в чужой неуютной комнате и пыталась читать. Потом оказывалось, что не хватает какой-то книжки, нет под рукой какого-то словаря.
Во-вторых, как в любой коммуналке, молодым сразу в жестких тонах был предложен один день, чтобы помыться в ванной, одна конфорка для приготовления еды, определенный день и число недель для уборки «мест общественного пользования». С этим Маша смирилась бы. В их квартире были такие же порядки. Но здесь все было чужое. Ступить в пожелтевшую от времени ванну с разбитым, полуобвалившимся кафелем на стенах, чтобы принять душ, Маша брезговала. Кстати, воды горячей не было, колонки она боялась, так что мыться приходилось холодной водой и «частями».
В-третьих, ни к новому району, ни к его магазинам быстро приспособиться Маша не могла. Большого гастронома, чтобы сэкономить время, заняв сразу две-три очереди в разные отделы, поблизости не было. Так что хождение по магазинам отнимало часы. Нормального холодильника тоже не было. Вернее, был полутруп старого холодильника «Газоаппарат», но держать его включенным все время было просто опасно. Чтобы охладить свое нутро, он начинал грохотать как трактор, издавая запах горелой изоляции. Это было похоже на агонию умирающего железного существа. Если бы это было только днем! А каково просыпаться десять раз за ночь от звука тяжелого удара по металлу – ну заработай же, развалина чертова, или уж сдохни! Одно это могло довести до сумасшествия. Но жаловаться маме на все эти «мелочи быта» Маше не хотелось – кое-кому из ее подружек и такие условия могли показаться райскими.
Но самое главное, никакой страсти в ней не проснулось, любовь не состоялась, а спать вдвоем на чужой кровати оказалось и неудобно, и неуютно. И самое неприятное, еще не вполне осознанное, что никакого желания быть даже просто женой она тоже не испытывала. Про любовь они, конечно, знали. Но все больше про романтическую – Беатриче, Ассоль, графиня Шеина. Ну, была еще Песнь песней… Но что-то, возможно самое важное для создания семьи, она так и не поняла. Да и все они из Толстого запомнили только, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастные – каждая по-своему, что «запретная любовь» может довести до самоубийства. Что бывает любовь-самоотречение, любовь-страдание, и страсть, которая может свести с ума. Но в целом, никакой честной информации, никаких подсказок-рецептов, как стать счастливым, не было, и никаких гарантий тоже! Совсем по Козьме Пруткову – «Хочешь быть счастливым – будь им!» У более везучих перед глазами был пример их родителей, но и тут секреты семейной жизни оставались, по большей части, секретами. Маше, конечно, говорили о взаимном уважении между супругами, немного – об обязанностях, вернее, о распределении домашних дел. «Каким бы ты хотела видеть своего мужа – стоящим в переднике на кухне у плиты или занимающимся наукой? Но если ты не дашь ему возможности поработать дома… Или он будет постоянно вмешиваться в твои кухонные дела – тоже плохо. Вот и выбирай!»
Маша выбрала «науку». Но все же оставалось еще что-то очень важное, но недосказанное, тайное, что было для нее «наукой за семью замками», до чего ей придется доходить самой и дорогой ценой.
Уже через две недели Маше больше всего хотелось обратно к маме, и она запросилась домой.
А тут еще и свекровь на Анну Савельевну надавила – зачем дочь от себя гонишь? Есть две прекрасные комнаты, обстановка знакомая, все магазины рядом, зачем же тратить деньги попусту? Анна Савельевна сдалась. Ладно, решила она, попробуем вместе, а там – увидим. Пусть еще недельку потерпят, может, притрутся, а там через неделю свадьба, после нее на неделю-две съездят в гости к родителям Андрея. Благо, те живут где-то у моря, будет у ребят возможность позагорать, покупаться, приладиться друг у другу на воле. А там снова вернемся к идее самостоятельной жизни.
Поэтому от снятой комнаты Анна Савельевна решила пока не отказываться. Хотя ей и жалко было дочь, она продолжала настаивать, что молодые должны жить отдельно. Своего опыта было достаточно.
