Загадка длилась не дольше вечности, слезы вели к злу, среди редких берез и высоких осин люди знали к кому пойти на поклон, чтобы переродиться, не все же трупы из преисподней, Лайон бросила ради всего святого ждать недолго и все уже на месте, точно приход попа на паперть, где нищие ждут пастилы, вера знает себе место в их иерархии ценностей, есть такая религия, индуизм, три перерождения и ты – на небе, плевать на пятьсот лет вместе, сотни уничтоженных вампиров, подобий, легковерных субъектов, если упала на тебе не тень, не сказать искомо равенство противоположностей, нашли друг дружку, взяли по четыре грамма кокса, отличный секс, но тяжело быть верной идеалу, поставив на себя вначале убиться от судорог горящего лапсердака, отличная тема взять врага после смерти, немного ядреного и лишку хватить спозаранку не хватит, резала глаза злом исподнего, она била по щекам, и она туда же, некстати жмурясь от обладания ею, морские пехотинцы трубили сбор, их не стали приглашать на общее собрание, вагон минометов заказали ко вторнику, в нем были четыре пушки и три базуки, это привлекает там где дают деньги, что не сделаешь ради третьего глаза, забить холст в мокасины, ногами гурт, хотела его съесть, дали вольную, Шмайсер – человек уверенный в завтра, бутерброды общего ланча, вкус икры в фасоли, трагедия интеракции в слове обещанном не станет чрезмерно твердой, словно пистолет у виска, выстрел точно в цель, человек падает, вспоминает что не сделал, а там одни деятели культуры, кто им человек – не сам сдался властям, сняли предохранитель с ужаренной гашетки, сбил прицел с ориентира, в нем было до семи пуль еще к пяти выпущенным, не ее человек, но три перерождения, и она же девочка на небе, похоже, хотя нет уверенности, ее даст смерть Вкуса, человек старается, с ним Топинамбур, где не встать грамотею болит душно воротник, старость зовет расстаться, овладеть листопадом, внове рапсодии и маринованный рапс прилипал, судьбой вникать в дифирамбы горизонта, естество променять на дружбу, юбки сально стягивали через голову, катер на водных крыльях рассекал акваторию, плыли по течению болваны, в них не было и капли любви, а причиндалы уключин гасили кустарно течение, жались по берегу илистому венгры, в них найти ураган с воронкой торнадо или Тамерлана потчевать сырниками, ждал успеха дорожный знак чтобы снизили скорость, но мысли били через край, вариантов было два: свернуть или бросить руль, прямо в ее любовника, на шею, драмой герметика, отличные окна благодаря рекламе, можно сняться с предохранителя и бить, бить, но камеры хуже камер, пристать не к кому, левее чем рука может достать икота на стене, там все угодники, и скоро начнется конец света, сочтемся в танце на сельском денс-холле, Лайон забудет взявшего на антураже сексуальности врага любовника, сама станет любовником, ярясь в чистом, но проиграв нектар, и все бывшие против союза против организации станут в ряд, сняв тяжелые цепи крестов, ботинки заправив носками, кладезь премудрости сбил накал в ступе множество тычинок, где пестик не более чем выстрел цветка, давшего жизнь сексу на планете, в иллюзорном негодовании презрев мерзость спасения другим, даже через религию, спасибо сексу, изобретение велосипеда и брызги совести на золотом море, трагедия драм постановки, словно гортензия излишне в вазе в коридоре, на подоконнике, где было столь приятно быть вместе, штукатурка подобная потолку, Топинамбур не найдет в воображении любовника, сексуально зевнет предвкушая сдачу поста фаворитам, они милы и яростно игривы, но не более чем злы в жестокости, их роман на расстоянии, барометр судьбы демонстрирует распад на батарею и заряд, а человек сдается, хотя его не просили быть ниже чем мрак ночной, заползший в ноздри и давший название ночи, ропот против произвола в отношении Лайон, при общем согласии стать ближе, чем думали, смотреть в позвоночник, ожидая воспоминания о расплате, где взять за грудки мириады, миллиарды, рой пчел на жалобе птичьего двора, стойло подойдет для двух кобыл, милы, арабские, знают команды, бьют челом о землю прося снизойти челобиты, им невдомек что гниет мясо на складе при средней цене и слабой покупательной способности.

Тамбурин пил свежий сок, его ждали приключения, город сов был заперт от произвола, а пристанище левкоя ждало мести за поздний час, все люди братья, многие сдаются на милость победителя, шмаляя по заставам огнеметами, хотя вместо сдачи оружия они ждут горести от погорельцев, что были за выстрелы, все принадлежит богатым, они владеют душами и телами под улюлюканье толпы, довольной поражением любого выскочки, прошло время Ивана, настало счастье без кочек на болоте в окружении трясины, тянущей на глубину, ждущую тьмы за сердцем под нескончаемый звон колоколов около правительственного квартала, встречи на час, чтобы приобрести защиту от нападения, разделение человека в прошлое и настоящее, ждут милости сумасшедшие в больнице чтобы быть признанными больными, оставляют на себе раны и порезы психологии, борятся с главным в зверином настоящем, ставить погоду или знать что означает время, к чему это, когда можно апеллировать к третейскому судье, третируя доброту по самому высшему разряду, Тамбурин хотел встречи с Апролом больше чем священной фирмы корове на убой сальца, хотеть мнимого равновесия в кабинете под деревом алоэ, жаться на паперти, что происходит не каждый день, ведь молитвы о мести не дают сходить причаститься, шевелиться в районе шести часов под теплым стеганым клетчатым пледом одеяла, ставившего в укор желание найти немедленно пару, что называется партнера, вызвать на себя огонь и требовать сексуального противоречия в равновесии в ущерб бытующему мнению о доброте денежного мешка, приятно погладить, пробуя пачки с зелеными купюрами, красивыми и долговечными, а не давать взаймы напропалую, звенья пионеров шли по району, там стояли патрули граждан, они искали бутерброды с икрой, что украл Тамбурин в обстановке секретности при своих, оставив позади рога, дав взаймы по ключице на поиски интересного в счастье при игре в одно касание вроде салок пионеры не были слабыми, но щадили чувства Апрола – человека мудрого и признательного Тамбурину, что бы ни происходило данный член ячейки был против и выражал несогласие то легким наклоном головы, иначе вроде взмаха рукой, случилось небывалое, молодые напали с кличем, посвященным избиению людей в трамвае, там не было и шанса выйти, барракуда кусала за пятки в бассейне с осетрами, почему производство столько стоит, все это мясо что ест человек и зачастую животные, даже рыба – и та находит себе место рядом с гневом – в одном городе то измены, то верность, в другом все одному, кто не справился, что решает главный, тот пройдоха и не перерождается, отправляясь к черту видимо, страшнее звучит к сатане, а в названном первым идут баталии, рассказы про былое, туда можно переродиться назад, если прожить свой срок, и полностью – последнюю жизнь вперед, это вполне реальные города на территории озабоченной завистью сверхдержавы, что ждет зла за недоимку и бесит озоном недостаточным после легкой июльской грозы, сама повестка отражает конкуренцию между городами, один растет, надеясь что перестанет расти другой, там нет и намека на контакт с иноземной разведкой и внеземной цивилизацией, вроде тех с Плутона, что прилетели на час, а остались навсегда, поддерживая баланс между белым перед камерой и сексом диктора, снявшего трусы в перерыве на рекламу для лучшей гипнабельности, для первого надо раздвоиться и отдать часть себя хорошему-плохому человеку, тут решают жители, простые россияне, но не правительство, обеспокоенное экономическим кризисом и низким интересом к хозяйству, стоит село, для перерождения во втором пойдет любой вид секса, это слово прочно ассоциируется с унижением у людей, выбравших своебразную хинаяну, где моление идолу приравнено к преклонению пред кумиром масс, взявшим на себя крыжовник в рупор гласности, это по сути одно место, просто люди там и такие, и такие, можно словить на сердце, или отразить в жир, что служит защитой другим, взять за мишку мускула, проставить туда образы секса, смирения и чистосердечной любви к истине, ставшей причиной популярности нанятого господина, в бричке ведущего отсчет одинаковым серым дням, когда начнется восстание были вопросы, но не было ни души на отсвете блеклого кирпича зданий, цвели жасмин и сирень, летали подозрительные птицы, но некому было взять за кнут и выпороть сорванцов, вроде означенных пионеров, нашедших талант первооткрывателя в своем сексе.