© Радов А.Г., 2018

© «Пробел-2000», 2018

Девушка была красива и легка в общении. Ей не было и двадцати, так что между ними не было никаких фривольностей. Она ждала бога, а не тренировочный костюм. Полосы на олимпийке придали уверенности. Кофе стыл в двойном пластике, пахло жарким. Они было сплелись под столом, но неловкость кафе не перекрывало даун-темпо. Ее не смущал собственный вырез и отсутствие часов. Курить запретили, а комната была без холодильной вытяжки. Три тысячи квадратили свободные слаксы. Юбка розила свежее ногу на ногу. Она забыла карандаш, но он не заметил отсутствие рисунка.

Они были ближе, чем никогда, шел ни к чему не обязывающий дождь, бил в стекла. Придорожное движение мало заботило, прохожие переглядывались, тщась обрести покой во встречном. Ее милое лицо целовало историей из детства. По одинокому телевизору шел проходной матч. Рывок защитника взбудоражил зрителей. Девушка перекрестилась, вспомнив угрозы матери, вернуться пораньше, не забыть привести себя в порядок перед отходом ко сну. Мысленно уже нежилась в кроватке, обнимая воображаемого бизнесмена. Он будет с нею ласков первое время. Парень переглянулся с одинокой за столиком у окна. Она вилила фунчезу, выбирая не щедро покромсанный лохмоть. Советский компот ностальгически тонизировал. Они чокнулись компотом глаза в глаза.

Свидание стало бесить монотонным юмором. Без вызова из свободного пространства появился Филипп. Тысячи лет прошли. Они поднялись, позвали его к ним. Чудо не подействовало на почти трезвых барнатов.

– Я пришел разобраться, куда делись сбережения через поколение. Ты и эта распутница поможете найти Андрея.

Он вспомнил, как дед вернулся из банка, развел горестно руками, похлопал по пузу. Он никогда не считал в не выпущенных жигулях. Вырезки про дорогие лекарства из подвала Комсомолки. Они просто не отдадут и все, будет индексация в тысячу раз. Это купоны займов, привилегированные акции банков. Кому принадлежит государев банк, кто взялся за гуж, понукая тыквенную карету.

Девочка гордилась матовым маникюром, опять политика. Дрязги вслух, распиться Ркацители. Приватизировав наручные часики, просыпал соль. Страна на коленях в руинах фабрик, бюджет на месяц в граммах ветчины. Они мило смотрятся по отдельности. Он решил ударить Филиппа за хамство девушке, тот благословил не глядя.

Когда дни стали долгими, а ночи кротки, шумел дождь, вбивая ажур солнечного ритма в крыши, многие рыдали над возможностями, ставшими никчемным антуражем ярости, взявшей в оборот миллионы алчных иждивенцев. Все были согласны в одном и том же, исключив звон колокола к службе над деревенскими срубами, без гвоздями давшими кров. Мнение сотворило над человечеством знамение, не будучи высказанным оно вело к поражению в правах и святости. Подручный кормчего молился на дощатой палубе, просил о защите и веском основании для гнета над рабами, отлынивавшими от основных обязанностей по быстрому ходу. Каждый злил этого уверенного при иными обстоятельствах мужчину. Его тиара слабо отсвечивала от ранней жестокости луны. Припоминались ритуальный убийства, оргии на покинутой суше. Бочка с солониной стучала о самодельные канаты. На единственной мачте дремал неизвестный чужеземец, вбивая в сон психологические вирши. Каждый хотел молиться с этим человеком, но рвение отталкивало.

Приятная скудная бедность не давала разгуляться и обратить в веру экипаж. Они что, купили. Всем не было дела до сломанного бушприта.

На горизонте появились пираты. На своих маневренных галерах они быстро приближались с яростью и ненавистью к богатству фрегата. Первые пращевые снаряды стучали о моренный дуб. Трусы прыгали за борт, предпочитая смерть в пасти акулы бесчинству разбойников.

На палубе появился человек в походной куртке римского легионера с горящим мечом. Еще ряд трусов сиганули в пучину. Пираты лезли на рожон, ни чем не рискуя, по наитию. Человек сотворил знамение, и солнце ударило в глаза нападавших. В них взыграл ром. Они замерли в ужасе негодования и нетерпения от обещанных сокровищ. Молнии пронзили бескрайнее небо, разбойники повернули вспять, проклиная произошедшее. Человек зашел к капитану. Говорящий попугай отметил это.

– Ты не первый святой на моем корабле, – подружился хозяин, выпуская дым лопухами.

– У тебя есть что мне нужно.

– Поговори с нашим праведником.

– Мне нужно попасть в будущее, туда где творится беспредел.

– Таких мест не много, особенно отдаленно. Не всем интересно, что произойдет, когда начнется всемирная война за ресурсы, люди станут против людей. Я видел огонь, морских чудовищ.

– Знаю, там страдают за право славные. Кто они, если не враги своим стремлениям и тайному злу, что грезит пороком. Человек с мечом вышел и прогулялся по палубе, радуясь победе. Волны были спокойны, разбивая палубу на отдельные доски. Молящийся не ответил на дежурный привет.

Втер слабо бил огнем по пересечению местности, зеленое сосен взрывало сжатый терпкий воздух. Надо было бежать из этого города, туда где свобода стоит больше чем несколько мгновений, оставшихся до смерти, неминуемой при прочих обстоятельствах. Горести и переживания отринув, сбив на строну остаток дня, где кроились озверевшие пленники болотохода, преодолевшего по тундре в одиночку пятьдесят с лишним человекочасов. Слова висели в воздухе, точно испарение весеннего асфальта.

Оставшись один и оглядевшись, он не узнал себя и через много лет его никто не сможет упрекнуть в незнании элементарных истин завязанных на электроплитке. Она легко нагрелась, шел приятный жар в радиусе около метра. Протянул руку и выключил. Нельзя быть ближе, чем на расстоянии от человека к человеку с кухонным гарнитуром, где дрожат от хлопнувшей в сердцах двери чаши тарелок. Одна прыгнула из резавшего стоваттно стекла и разбилась на осколки, они блестели отражая интерьер переходящей в кухню гостинной. Было людно. Очень трезвый гость склонился к пившему чай новенькому и конкретно отчеканил:

– Вся грусть еврейского народа в твоих глазах.

Весело зависла недоговоренность. Тот ударил воздух, вторым попал в кожу. Получил в лоб, бил в ответ. Вокруг не одобряли.

– У тебя ведь прабабушка еврей, чего ты стесняешься.

Время изменилось, словно стакан воды прокис. Из-за угла выбежали олигархи, их было не менее тридцати. В руках цепи, наверно ошибся с количеством.

Стой, подожди, – примерные реплики напавших. Среди прочих он стоял и делал вид, что пространство стало безмерным и ушло нырком под воду.

Они ударили в середину, встретив нестройные кулаки. Драка была жаркой точно подлива бифстроганов со свежим томатом. То склонялась на их сторону, иначе перевес напавших пугал. Получив в лоб, но удвоив своего, поверил в победу.

Олигархи не воспользовались пистолетом. Их серебристый ствол так и не выстрелил, после первых ранений.

Они хотели свободы, любви, тепла, уюта. Не было и дня без проводов в армию, прощания перед теплыми окнами. Люди болели простудой, кутались шарфами от морозных утр. Мимо летели часы до кофе, ярко били гаснущие фонари. Все хотели сразиться с олигархами спрятались в сарае, где бахчевые хранили запасливые хлебосолы. Развязали галстуки, пошла беседа. Выпили не более трети от зверобоя, а эффект был что надо, приняв во внимание взаимный интерес.

Цепи отваги и лунно веселые глаза, они полны негодования в отношении драчунов. Могли сейчас копать картошку.

Планировать сбыт. Все что останется между нами в прошлом – обломки лодочной станции, не открытой к лету. Все люди хотели счастья, свободы, делить ценности, отнятые в одночасье у трудового народа, и не чаявшего прикоснуться к благам цивилизации. Все хотели рвать майские транспаранты, забыть передовые лозунги, выйти из тени греха в отношении немцев.