Мира за рукав оттащила меня, абсолютно зависшего, от этих дурней, взяла за руку.

– Не слушай их, они идиоты. Идиотские идиоты с куском идиота.

– Я знаю. Но как же они меня бесят. Как же мне всё это надоело. Эти издёвки, эти постоянные подколы, это вечные дебильные шуточки…

– Ну ты же знаешь, что ты нормальный.

– Знаю.

– Ну вот и хорошо. Иди ко мне. Обнимашкииии? – Мира распахнула объятия, и я с удовольствием прижался к ней. Мира была такая мягкая, уютная – ну чисто как мамина шаль, в которую я любил укутаться в детстве на бабушкиной даче.

Нам было хорошо вдвоём: кино, прогулки, совместные доклады на географии и физике. Мы встречались ещё с прошлого года, с выпускного. И самое классное было то, что я совершенно не скучал по Мире, когда её не было рядом. Не мучился от того, что эти практически полностью платонические отношения никуда не двигались. Было так хорошо, что не хотелось нарушить этого тихого баланса. А Мире, я думаю, нравилось, что с ней рядом красивый парень. Умный и чуткий. Я всегда спрашивал, как её дела, и потом – правда слушал! Не распускал руки, не приставал, но подавал руку и всегда держал запасную гигиеничку – специально для неё.

Глава 8. Катя

– Боже, какие идиоты.

Эти трое вели себя как кучка индюков-переростков. Не знаю, кто был хуже: Марат, который возомнил себя гораздо взрослее и круче остальных, Егор, считавший себя секс-символом местного разлива, или Лёша, согласившийся на роль клоуна или козла отпущения то ли из желания угодить приятелям, то ли из снисходительности к ним же. Но по крайней мере они все стоили друг друга.

Их дебильный хрюкающий гомон донимал меня и не давал сосредоточиться. Не знаю, что раздражало меня больше: сами звуки или тот факт, что эти существа – мои сверстники и одноклассники. Но хуже всего было то, что я подозревала: одно неотделимо от другого. И однажды мне придётся участвовать в этой жизни с липкими как обсосанный чупа-чупс шутками.

Парни по-старше были не сильно умнее. Ну может и умнее, но не лучше. Тот же смех не пойми над чем, те же лица, перекошенные не смехом, нет, а ржачем. Скалящиеся зубы, гогот вперемешку с взвизгами особо истеричных придурков. Если послушать – обычно смеются над соплёй или над пердежом друг друга. Ещё чаще над каким-нибудь забитым одноклассником рохлей. Или в случае нашего класса – над мальчиком для битья Артёмом. Когда уже исчерпает себя эта удивительная тема его нетрадиционной сексуальной ориентации? Никакой пищи для новых каламбуров Артём сам им не даёт, но они готовы бесконечно искать чёрную кошку в тёмной комнате. Бедняжка.

– Паааасматрите на меня, я таааакой протиииивный! – Лёша паясничал, выкручивая зад на манер дешёвой престарелой проститутки. Марат и Егор толкали его полушутя друг к другу, вроде как отбрехиваясь от откровенных хоть и ненастоящих заигрываний. Все трое раскраснелись, вспотели и давились смехом.

– Уйди, жопа ты дырявая!

– Фу, сгинь, педераста кусок!

А Лёша продолжал жеманно выделываться:

– Ну чтоооо же вы, маааальчики! Какие вы нелаааасковые!

Тут в класс зашли Артём с Мирой, что не только не смутило трёх бабуинов, но наоборот – страшно обрадовало и рассмешило ещё больше.

– Лёш, гляди, вон для тебя подходящий пришёл кандидат, переключайся! – Марат с силой толкнул его в сторону выхода. А тот, стоявший неудобно отклячив зад, потерял равновесие и чтобы не упасть сделал пару выпадов вперёд, рефлекторно схватившись за ноги Артёма. Оба упали на пол: хрупкий Артём снизу, крупный Лёша сверху.

– Дебилы что ли? – Мира без лишней злобы бросила в сторону Марата и Егора, показушно упавших якобы со смеху, и стала помогать другу подняться.

Лёша, обрадованный неожиданным и динамичным поворотом сюжета своего представления-экспромта, продолжал лежать на полу, издавая то ли страстные, то ли измученные стоны.

– О, не уходи, любовь моя! Сама судьба столкнула нас! О-о!

Артём раскраснелся, глаза заблестели, но не от слёз. Скорее от едкой обиды. Мира стала тихонько выталкивать его из класса – уйти, поговорить, остыть. Он не особо сопротивлялся, и они вдвоём, обнявшись, ушли. А эти трое продолжили свой спектакль бездарного актёра в паре с убогим сценаристом.

Мне вот интересно, они сами не видят в этом парадокса? Артём общается с девочками, для Миры так вообще идеальный парень, а эти трое тусуются исключительно сами по себе. Так кто из них больше заинтересован в мужском обществе? Или это такая форма бестолковой агрессии за то, что он представляет собой пример приличного парня? Нормально одетого и без придурочных подколов. Даже если он и правда гей, успеха у девочек у него явно больше. Не то что у этих… Индюшат.

Мама говорит: «Вырастешь, поймёшь». Чего пойму-то? Сильно они изменятся? Неужели кто-то из них реально может в какой-то момент стать мне интересен, важен, да хотя бы даже просто привлекателен. Пока что основная эмоция – брезгливость. Недоумение: что, это вот с таким девчонки и хотят встречаться?

Реально половина девчонок имеют какие-то планы на кого-то из них. Интриги какие-то плетут. Чего ради? Старшеклассники – ещё туда-сюда. Там попадаются… Индивиды. Тоже конечно, такое. Но хоть что-то. Никита был ничего, в кино сходили, в кафе. Сейчас вспоминаю себя – смешно. Чего было так робеть? И тоже: надо же было как-то устроить, чтобы заметил, подошёл, телефон попросил. Вот стоило оно всё того?

Оказался такой же тупица как и остальные. Фильм выбрал про какие-то догонялки. И это вам не «Двенадцать друзей Оушена», а какой-то наш отечественный ширпотреб. Весь сеанс, кажется, ковырял прыщ на лбу. Ради второго шанса пошла и в кафе, пиццерия тут у нас на районе. Простенько, но чистенько. Наверное, мама ему объяснила, что кавалер угощает? Хотя бы это. Но весь вечер просидели чуть ли не в тишине. Поговорили о школе, об экзаменах, об общих учителях. Больше у человека интересов ни-ка-ких. Фильмы – тема уже закрыта. На прошлом свидании. Книги – зачем? Спорт – постольку поскольку. Как раньше в таком возрасте уже семью заводили?

На прощание поцеловал меня. Такое чувство, будто хлеб целуешь – ни о чём. Язык как холодца кусок, только тёплый. Руки неловкие, как соломой набиты, сунул мне на талию их бестолково. Целуемся, а я на прыщ его смотрю – так и не зажил. Короче, был такой Никита. Ни о чём.

И я вот думаю: так и будет дальше или изменится что? Ведь я же тоже не останусь такой как сейчас, я тоже уйду вперёд. Допустим, есть где-то человек, который отличается от этой массы. Читает, смотрит фильмы нормальные, думает. Допустим, случится так, что мы с ним однажды встретимся. По каким косвенным признакам мы должны друг друга узнать, чтобы познакомиться? А то можно же просто свой шанс просто мимо пропустить из нежелания знакомиться с очередным идиотом.

Я не гордая, нет. Просто не люблю есть что попало. И быть с кем попало – тоже. Не люблю.

Глава 9. Марина

В том феврале умер Ватсон. Саркома сточила его как карандаш за три месяца. Меня позвали… Ну, потому что позвали.

Я шла по Живописному мосту, чтобы идти подольше. Вместо неба надо мной была пушистая белая стекловата – как будто изоляция от яркого света солнца. Весь мир мне вдруг показался внутренностями гигантского кокона шелкопряда, только вместо шёлка – синтетическое волокно с осколками стеклянной пыли.

И глядя на этот просеянный свет, я резко ощутила свою вину перед мамой Ватсона. Как будто я, своими глазами, буквально отожрала тот свет, который не достался её сыну. Как будто ей жалко для живых теперь этого света. И как ей теперь не получится не замечать, что солнце продолжает светить, даже если через пелену облаков. Не получится. А сын закрыл глаза, чтобы больше не видеть этого ярко-белого цвета, прошивающего мелким стежком абсолютно всё вокруг. Так всё становится шито этими белыми нитками для матери: так что куда не отвернёшься, всюду всё равно видишь жизнь.