Неухоженное, в ржавых потёках на давно не беленных стенах здание станции могло похвастаться лишь одним своим ярким пятном – аляповатым, почти что в стиле окон РОСТА плакатом «Навстречу Съезду». Верхний левый уголок его отклеился и трепыхался лениво под слабыми порывами тёплого, как парное молоко, ничуть не освежающего ветерка. Казалось, это Ленин машет рукой проходящим мимо поездам… Катя опустила сумки на выкрошенные по углам бетонные плиты и огляделась по сторонам. Автобуса нигде не видно. Ещё и его искать… Шумно выдохнув, она снова взялась за свой неподъёмный багаж…

Её первый в жизни отпуск… Уже год, как она была не просто Катей – сумасбродной и легкомысленной студенткой пединститута – а Екатериной Максимовной Шевченко, учителем русского языка и литературы в старших классах. Призванной сеять в душах своих подопечных разумное, доброе, вечное… Только вот как вспомнишь собственных своих одноклассников – да и себя тоже, чего греха таить – душа поначалу у самой в пятки уходила. Тут не одёрнешь вовремя, там слабину дашь. Не успеешь оглянуться – и всё, прощай дисциплина, хоть плачь. Рассказы такие ходили по институту весь последний семестр как послеотбойные страшилки по пионерлагерю. А уж при её-то данных… Пигалица, росту – метр с кепкой. На сеансы «до шестнадцати» до сих пор иногда паспорт спрашивают.

Но – обошлось. Устаканилось как-то само собой, без особых эксцессов даже. Или, может, совет помог, что новая подруга дала – такая же молодая специалистка, на год старше: никогда не обращаться к ним по имени, только по фамилии, чтобы сразу дистанцию почувствовали. И они-то почувствовали – а вот сама она… Не раз и не два за разговорами в учительской Катя ловила себя на пугающей немного мысли, что в глубине где-то по-прежнему видит себя «по ту сторону баррикад». И утешала себя надеждой, что со временем это пройдёт – ведь дело же, конечно, в том просто, что большинство из учителей она знала сама ещё будучи ученицей…

Автобус, к счастью, нашёлся быстро, сразу за углом. Вместо названий конечных остановок в окошечках над ветровым стеклом доисторического «Пазика» было написано «Алые паруса», и даже маленький кораблик красовался по центру. Поборов соблазн устроиться посредине, где не так трясёт, Катя протащила свои сумки в самый конец салона. Как поучал Малыша Карлсон, кто берёт первым, всегда должен брать то, что поменьше. Ну вот ей поменьше всегда и достаётся…

Даже от путёвки этой она чуть было не отказалась. Когда Кикимора вытащила из вазы бумажку с её фамилией, Катя вся буквально съёжилась под завистливыми – чтоб не сказать враждебными – взглядами своих более заслуженных коллег. Путёвки на школу выделяли нечасто, а уж на море… Да ещё и бесплатно… «Свет, они ж съедят меня сейчас, – прошептала она на ухо подруге. – Может, ну его, а?». Но та вместо ответа вскочила со стула и, не давая слова сказать, чуть не силой потащила её из учительской. «Ну всё, пошли, пошли скорей! Ты же обещала мне сегодня помочь.» А уже выйдя за дверь – и сменив тон на менторский – велела не быть дурой, радоваться удаче и плевать на всех. Всё равно жертвы её никто тут не поймёт и не оценит, не тот контингент. Наоборот, будут ездить потом на тихоне, как на нанятой. Жизнь – борьба, в борьбе – счастье. И рвать его у жизни надо когтями и зубами… Вела Света историю и обществоведение…

Постепенно салон заполнился, и автобус, натужно кашлянув, тронулся с места – сразу почти снова затормозив, встав у самого выезда с привокзальной площади. «Испорченный телефон» тут же донёс, что человек попал под колёса, но на поверку оказалось, ничего ужасного, просто подобрали опоздавшего. Катя опять отвернулась к окну… Только смотреть тут было не на что, даже гор настоящих, и тех не видно. Запустив руку в заменяющий ей сумочку пластиковый пакет с изображением красавицы в кимоно, она вытащила взятую в дорогу книгу и погрузилась в чтение. Отметив боковым зрением – не без ехидного самодовольства – как полезли на лоб глаза у заглянувшей ей через плечо соседки… Так время пролетело быстро, и как раз к концу ещё одной главы автобус зарулил во двор пансионата. Наконец-то это утомительное путешествие подошло к концу… Катя убрала книгу обратно в пакет и стала терпеливо ждать своей очереди на выход.

– Товарищи, товарищи, не расходитесь, – собрала их в круг пожилая заведующая.

Ничего содержательного в её объяснениях не было, и Катя слушала вполуха. Регистрация… Семейные номера налево, одиночки направо… Питание четырёхразовое, столовая – из вестибюля через клуб, столики на двоих… Ну вот, приплыли. Следующие несколько дней и без того тревожили её: вписаться в новую компанию для Кати всегда было большой проблемой. А тут ещё и tête-à-tête… Хорошо бы, в соседки одна из двух других девушек досталась – вон та, с гитарой, под пажа стриженная, явно одна приехала… Эх, ну хоть бы кто знакомый, на самое первое время…

– И последним пунктом на сегодня – вечер знакомства, с танцами и настоящим «Абрау-Дюрсо». Это наша давняя традиция, с самого первого заезда. Я до сих пор помню то чудесное лето, когда только начинала здесь горничной, сразу после семилетки. Тридцать восемь лет… Сколько воды с тех пор утекло. И какие люди у нас бывали…

Катя подумала, что без исторического экскурса вполне можно было бы и обойтись. Сейчас, по крайней мере, когда все устали с дороги. Но что ж тут поделаешь… Она ещё раз обвела глазами окрестности. А ведь когда-то здесь действительно было чудесно. Белоснежный, утопающий в зелени парка особняк. Хрустальные струи фонтанов… «Это было у моря, где ажурная пена…» – вспомнилось ей. Дурацкие стихи: такое красивое начало – и настолько бездарная, до пошлости, концовка. Неудивительно, что никто почти её не знает…

Окружающий народ похватал вдруг свои пожитки и нестройной толпой двинулся в сторону входа… Катя очнулась и поняла, что лекция закончилась. С трудом затащив на высокое крыльцо свои сумки, она последней зашла в вестибюль. И первое, что увидела там, было знакомое лицо.

– Андрей?!

От неожиданности он чуть не выронил чемодан. Перед ним стояла, обрадованно улыбаясь ему, какая-то совершенно незнакомая девчонка. Две тугие белобрысые косички торчат в стороны из-под сдвинутой на затылок ковбойской шляпы. Огромные, точно фасетчатые глаза диковинного насекомого, тёмно-сиреневые очки закрывают чуть не весь верх лица… Нет, что-то знакомое в ней всё же есть. Голос. Андрею сразу показалось, он узнал его… Только кроме голоса, вот хоть убей, не вспоминалось ничего. Ни имени, ни фамилии… Где, когда встречал он её раньше? Точно не в школе… У кого-то из друзей, на дне рожденья? Наверно, она из другого города и приезжала в гости…

Но тут незнакомка сняла очки, и Андрей понял наконец, кто это. В джинсах и клетчатой рубашке с закатанными до середины локтя рукавами она выглядела совсем не так, как в классе.

– Катерина Максимовна?! – он был поражён неожиданной встречей ничуть не меньше её.

– Кузнецов, ты откуда здесь? Ты когда приехал?

– Вместе со всеми, на автобусе.

– А почему я тебя во дворе не видела?

– Ну… – замялся он, не представляя, что сказать.

– Понятно. Всё пропустил и не знаешь теперь, что делать дальше – так?

Андрей промолчал и только слегка пожал плечами. События разворачивались всё хуже и хуже: дурака он на этот раз, выходит, свалял уже не абы перед кем, а перед собственной же училкой по русскому.

– Ну ладно, – продолжила, не дождавшись ответа, Екатерина Максимовна, – давай сделаем так. Ты стой здесь, никуда не уходи, карауль мои вещи. А то у нас совсем мало времени. Давай сюда свою путёвку и паспорт тоже. Я скажу, что ты – мой ученик, и постараюсь договориться, чтобы комнаты нам дали в одном блоке – тогда и столик у нас в столовой общий будет. Короче, жди, никуда не уходи, я сейчас.

Хмуро порывшись по карманам, Андрей вытащил и передал учительнице документы, с которыми та тут же упорхнула в сторону помещения администрации. Откуда через несколько минут вернулась, радостно щебеча, что всё в порядке, ни о чём даже просить не пришлось. Она была последней и комнаты им достались последние, 8-а и 8-б, прямо у выхода на галерею. Их никто их не хотел, потому что крайние, и все топают мимо. Но зато столик их – у окна в парк, с видом на фонтан.