Поток воздуха ослабевает. Алексей Павлович идет бочком, стараясь не глядеть на грязные следы, которые остаются на чистом полу. А воняют! В смысле, он воняет. Глаза слезятся, ресницы то и дело прилипают, веки не поднимаются. Краем глаза Снегирев замечает полукруглый выступ, в котором плещется вода. С какой стати она там плещется, он не понял. Просто сунул грязное рыло и так стоял некоторое время, не дыша и не шевелясь. Когда кровь застучала в висках, с шумом выдохнул воздух и принялся с ожесточением драть ногтями кожу на лице и груди, обильно поливая водой. Хотел влезть в целиком в воду, но углубление в камне было слишком маленьким, больше похожим на декоративный фонтан. Ну лицо ополоснуть, руки. Водички попить – не больше. Кое как смыв грязь и изгадив все в радиусе двух метров грязной водой, Алексей Павлович огляделся. Терраса пуста, вентиляторы работают в полную силу, гоня прочь пыль и песок, воздух чист и наполнен приятной влагой. Там, где заканчивается терраса и обрывается каменный козырек, беснуется настоящий ураган. Мутная стена песка и пыли движется, будто живая. Шорох и треск трущихся песчинок сливаются в неприятный гул, от которого зубы начинают ныть.

  – Вот что такое песчаная буря! – произносит вслух Алексей Павлович. – А каково наверху, в пустыне? А еще говорят неласковая Русь! Да у нас в тысячу раз лучше!

  – Вы правы, тыло, – раздается голос совсем рядом. – Африка полная le cul (задница).

  – Черт!!! Откуда вы тут взялись, Шарль? – подпрыгивает Алексей Павлович.

  Француз стоит за спиной на расстоянии вытянутой руки. На голове неизменный пробковый шлем, одет в рубашку и шорты с накладными карманам, высокие гольфы и мягкие мокасины. Типичный облик белого плантатора завершает свернутый кольцами хлыст на ремне.

  – Я здесь живу. А откуда взялись вы?

  – Там пыльная буря, – мотнул головой Снегирев. – Искал укрытие…

  – Почему голый? Séduire quelqu'un d'autre femme? Et ici, le mari est de retour! (Соблазнили чужую жену? А тут муж вернулся!)

  – О чем вы? Вернее, о ком!? – скривился Алексей Павлович.

  – Да, вы правы. Как там по вашему – овчинка не выделана?

  – Выделки не стоит. La peine n'est pas la peine.

  – Merveilleux! (Чудесно!) – хлопнул в ладоши Шарль. - Произношение ужасно, но это поправимо. Вы быстро схватываете.

  – Спасибо. Ладно, я пойду. Буря стихает.

  – Нет, хорошо, что вы зашли. Идемте, я люблю хвастаться.

  – Чем? – удивился Алексей Павлович, оглядывая пустую террасу.

  – Вы на самом деле решили, что я ЗДЕСЬ живу?

  – А где? – тупо спросил Алексей Павлович.

  Вместо ответа Шарль коснулся указательным пальцем наручных часов. В монолитной, на первый взгляд, стене бесшумно открывается дверь.

  – Там, monsieur Снегирев! Идемте, примете душ и оденетесь. Чистый халат и белье найдете в шкафу.

  Алексей Павлович тотчас вспомнил, что голый и запоздало прикрыл промежность ладонями. Мужчина выглядит очень глупо, когда так делает. Типа, никто не знает, что у него там и даже не догадывается!

  Убранство комнаты – нет, зала! – поражало. Для Алексея Павловича, жившего в обычной «панели» на две клетки, все казалось роскошью необыкновенной. Мебель из мореного дуба – это в пустыне-то! - с вставками из настоящего золота, картины в позолоченных рамах. Что там нарисовано, неважно. Главное, рамы богатые! Мраморный пол покрыт коврами и шкурами тигров, образуя странный, но необыкновенно красивый узор. Гранитные стены с искусственной подсветкой зеленым, красным и белым, вставки розового мрамора, хрусталя, еще каких-то камней... И повсюду золото! Светильники на стенах и потолке, ножки столиков с роскошными вазами, подсвечники и посуда. Были такие предметы, которым Алексей Павлович и названия не знал. То ли кубки, то ли чашки. Может, тазики? Вся эта золотая хрень расставлена и развешана так, чтобы свет от люстр и светильников отражался и играл на мраморе и хрустале. Язык не поворачивался спросить – зачем все ЭТО!? Не будучи искушенным в искусстве, Алексей Павлович все же понимал, что красота не утилитарна. К ней не применимы понятия рассудка, цены и целесообразности. Душа радуется – вот и все. Только законченные идиоты считают ценностями смартфоны, телевизоры и мультиварки, а также штампованные механические повозки, называемые автомобилями. Настоящие люди ценят искусство, в которое вложена душа. И не важно, обработанные особым способом камни это, или тот же автомобиль, сделанный вручную. Главное, чтобы душу вкладывали. Только тогда ремесло - искусство.

  - Откуда это у вас? Как это все вот... Ну, яма посреди пустыни, дикари, пещера... В кино такое показывают, да. Но что б в реальной жизни такое было – ни за что не поверю! – ошеломленно прошептал Снегирев.

  - Ну, своим-то глазам вы верите? Кстати, можете и потрогать. Убедитесь, что все настоящее, никаких подделок и муляжей, - предложил Шарль.

  Француз буквально светился от счастья, что произвел такое впечатление. Хотя этот русский был пленником, но все же человеком образованным, понимающим. Совсем не то, что эти вымазанные глиной придурки.

  – С вашего позволения, я сяду, – с сильным акцентом промурлыкал Шарль.

  Алексей Павлович автоматически кивает, только сейчас заметив диван, пару кресел и столик на кривых позолоченных – да нет, золото! – и хрустальная столешница. На отдельной подставке источает слабый запах табака кальян, расставлены бокалы, рдеет вино в пузатом графине. Поодаль расположился огромный рояль. Ну, не огромный, но ошарашенному Снегиреву он показался очень большим. Странное покрытие, черное с белым, словно музыкальный инструмент сделан из мрамора. Петли, педали, ножки – все из золота. Алексей Павлович подходит, пальцы касаются гладкой поверхности.

  – Это мрамор! – округляются у него глаза. – У вас рояль из мрамора!?

  – Да, – скромно потупив глазки, отвечает Шарль. – Сделан из так называемого черного лунного камня, разновидность Labrador. Это ручная работа австрийских мастеров фирмы Brodmann. Ювелирная обработка камня от фирмы Grein Tec GmbH. Впрочем, эти названия вам мало что говорят, инструменту более полувека. Уже нет ни фирмы, ни мастеров, ни самой Австрии.