– Людоеды что ли? – спрашивает сам себя Снегирев. – Похоже, да.
Шарль идет не спеша, ноги в кожаных сандалиях вязнут в желтоватом песке. И чем ближе он подходит, тем тише становится толпа. Муты тоже как-то вянут и отступают от пленника. При этом они отворачиваются и прячут глаза, словно страшатся взглянуть на человека в пробковом шлеме. Шарль подходит ближе, несколько мгновений рассматривает провинившегося. Парень стоит молча, не шевелясь. По телу пробегает дрожь, голова дергается, словно ударил электрический разряд, рой мух с гудением взмывает, образуя черный нимб вокруг макушки. Дикарь начинает трястись и делать странные движения руками, будто отгоняя невидимых существ. Муты скулят и отворачиваются совсем как собаки. Толпа вокруг немеет. Люди застывают в полной неподвижности. Снегиреву показалось, что даже дышать перестали. Парень медленно опускается на колени, судорожные движения замедляются. Дикий вопль оглашает деревню, припадочный – а иначе ЭТО назвать нельзя! – орет так, будто зрит нечто невыносимо ужасное. Толпа приходит в движение, дикари падают на колени, в глазах паника. Мужчины и женщины издают странные, по мнению Алексея Павловича, звуки, хотя на самом деле они молятся, причем взоры обращены на Шарля!
– Прибацанный дартаньян – местный бог? – удивляется Алексей Павлович. – Этого не может быть. Белых богов у черных дикарей не бывает. Чушь какая-то!
Однако “действо” продолжалось. Туземцы молились все громче, обвиняемый – или кто он там, – хрипит сорванным голосом и рвет последние волосенки на голове, мухи радостно гудят и пьют кровь, пока есть возможность. Муты скучают. Наконец, туземец падает навзничь, ноги дергаются, руки совершают круговые движения, мухи злобно кружатся. А потом произошло то, о чем вспоминать без чувства омерзения Алексей Павлович не мог, а сейчас его просто вывернуло наизнанку. Тело туземца опухает, кожа натягивается, царапины превращаются в кровоточащие раны. Кожа лопается, красное мясо выпирает наружу, будто его изнутри выдавливает, кровь брызжет маленькими фонтанами. Толпа валится на колени, искаженные ужасом лица тычутся в песок. Муты оживают. Тусклые глаза загораются, на волосатых мордах даже появляется подобие улыбки. Твари вдыхают полной грудью, тошнотворный запах крови приводит в радостное возбуждение.
– Какие милые ГМО, однако! – бормочет Алексей Павлович. – Не знал, что они людоеды.
Осторожно, оглядываясь на грозного белого человека, твари подползают к умирающему. Фиолетовые языки слизывают кровь, вытянутые морды быстро становятся коричневыми, шерсть сбивается в клочья и торчит, словно иглы дикобраза. Твари быстро теряют терпение, кровь будоражит и лишает осторожности. Уже не обращая внимания на Шарля, муты набрасываются на еще живого человека. Куски мяса проваливаются в желудки с быстротой необыкновенной, огромные желтые клыки рвут плоть и ломают кости, потемневшие от крови языки собирают жижу и клочья кожи – твари жрут так, словно голодали неделю. Алексей Павлович не верит глазам – буквально за пару минут два не очень крупных ГМО съели человека! Отяжелевшие, с раздутыми животами, муты пытаются идти на четвереньках. Лапы подгибаются под тяжестью сожранного, животы волокутся по земле. Шарль произносит несколько слов по-французски, подбегают дикари с самодельными носилками. Мутов укладывают бережно, словно раненых бойцов и несут в тенек отдыхать. Широкие листья какого-то местного лопуха укрывают прохладным полумраком обожравшихся тварей. Толпа туземцев расходится, на песке остается обглоданный скелет и бурые пятна высохшей крови. Шарль равнодушно идет дальше и скрывается за хижинами.
Алексей Павлович садится на пол, глаза широко раскрыты, на побелевшем лице появляются морщины. Взгляд упирается в стену, руки дрожат, проклятое воображение вновь и вновь крутит страшную картинку. “Это явно публичная казнь. В назидание другим! – лихорадочно соображал он. – Парень провинился, чего-то там не так сделал… что именно? За что так страшно наказывают? За какие проступки? Этот чертов матерщинник Чарли здесь судья, адвокат и прокурор в одном лице. Феодал местного разлива, барон пустыни. Или джунглей, тут вся долина в зарослях. А как муты его слушаются, ведь явно по команде жрать начали!”
Алексей Павлович встает, колени дрожат, голова кружится, во рту пересохло. Хижина невелика, мебели никакой – да вообще ничего нет. Поэтому ничто не мешает ходить туда-сюда, размышляя вслух.
– Как можно заставить дикаря беспрекословно повиноваться? – хрипло бормочет Алексей Павлович на ходу. – Явить чудо! Причем понятное дикарю, явление иконы Божьей Матери или хождение по воде здесь не катит. Убить льва голыми руками, вот разорвать просто в клочья!
Пред мысленным взором Алексея Павловича является тщедушный Шарль – руки крюки, ножки рожки…
– Да ну, глупость какая! – морщится Алексей Павлович. – Он с водяной крысой не справится, какие уж там львы с тиграми. Но ведь как-то же приручил! А муты? Они вообще сумасшедшие, бешеные уроды, дрессировке не поддаются, а поди ты, слушаются, как собачки! Нет, тут что-то другое. Что!?
Утром Алексей Павлович был разбужен воплями дикарей и стуком барабанов. Спать пришлось на песке, никаких постелей пленнику не полагалось, так что отдых был тот еще! Перед сном Алексей Павлович тщательно отфильтровал песок, соорудил вал у входа, дабы насекомые не пробрались внутрь. Ну, скорпионы там всякие, тарантулы… Сны снились странные и страшные – являлся Шарль, великий и ужасный, в черной мантии с кровавым подбоем и с вилами. Мутанты стояли на задних лапах, как люди, передние лапы сжимают когтистыми пальцами громадные топоры. Зазубренные лезвия нехорошо блестят, капли крови медленно текут по краю, пылают костры, дикари водят ритуальный хоровод. Не хватало только полуголой грудастой блондинки, эротично извивающейся возле столба. Или вокруг шеста в сопровождении ассистенток. Не выспавшийся, с всклокоченными волосами, с полным мочевым пузырем, Алексей Павлович на карачках подбирается к выходу. Шум и вопли эмоций не вызвали – дикари-с! – а вот расположение туалета живо интересовало. Увы, его не было. Вернее, он был везде и нигде, т. е. местные жители гадили где попало, в основном за хижинами. А если сильно надо, то и перед хижиной. Сильный запах испражнений в неподвижном утреннем воздухе подтверждал это.
– О Боже! – застонал Алексей Павлович. – А говорят, что Советский Союз хотел в Африке коммунизм построить, общество высокой культуры и безупречной морали. Да лагеря надо было строить для человекообразных!
Осторожно, внимательно глядя под ноги, Алексей Павлович пробирается за соседнюю хижину. Изгажено все, засохшие кучки дерьма венчиком опоясывают жилище, вонидло шибает в нос, сонные мухи сварливо жужжат и норовят сесть на лицо. Не ослабляя бдительности Алексей Павлович расстегивает… черт, в двух шагах раскорячилась молодая туземка, коричневая задница едва не касается вонючего песка. Алексей Павлович так и замирает с … в руке. Девка посмотрела на беложопого, на лице появилось любопытство, когда взгляд коснулся руки на … . Любопытство сменяется интересом, взгляд становится приглашающим, задница кокетливо так подергивается.
