– Гиенолюди! – шепчет Знаменский. – Вот они какие… К БОЮ! Убивать всех без разбора! Срубайте руки и ноги, стреляйте по головам!
Первыми огрызаются огнем орудия терминаторов, следом рычат крупнокалиберные пулеметы. Очереди трассирующих снарядов кажутся бледными при солнечном свете, вспышки взрывов почти не видны, но вздымающимся тут и там фонтанам грязи понятно, что каждый снаряд находит цель. Мутанты наступают по-звериному, стадом. Вероятно, тот, кто управляет этим стадом, именно так представляет себе наступление пехоты. Насмотрелся старых голливудских фильмов, в которых солдаты идут в полный рост, не обращая внимания на огонь противника – мол, бронежилеты спасут, пули-то мелкие, 5,56 миллиметра! И вообще, попадают только в плечо или руку, пластырь наклеил и продолжил бить супостатов пачками, ведь патроны в магазине никогда не кончаются. “Генералиссимусу” этому невдомек, что ушлые артиллеристы прекрасно знают, как бить пехоту простыми осколочными снарядами без всяких там электронных взрывателей с дистанционным управлением. Все так просто, аж противно! Орудия наводят не на цель, а перед ней. Снаряды летят по нисходящей траектории и ударяются о землю боком, а не мордой зарываются. Подброшенные матушкой землей, они взрываются на высоте нескольких метров, обрушивая на пехоту сотни осколков каждый. Маленькие кусочки стали обладают убойной силой пистолетной пули, выпущенной в упор. Что клиновидный череп, что круглый в шлеме из углеволокна – разлетаются вдребезги одинаково.
Калибр пулеметов терминаторов 14,5 миллиметра. “Генералиссимус” Мордерер явно не знал, что это калибр противотанкового ружья времен Великой Отечественной войны. Такие пули не то что грудную клетку мутанта, грузовой автомобиль насквозь пробивают! Кинетическая энергия пули такова, что живая плоть превращается в пыль, в дурно пахнущее аэрозольное облачко.
Наступление гиенолюдей, начавшееся так грозно и неотвратимо, обернулось пшиком. До крепости каким-то чудом сумели добраться с полдюжины истекающих кровью мутантов. Солдаты безжалостно отстреливали короткими очередями лапы, а потом с любопытством наблюдали, как лишенные конечностей обрубки с головами трепыхались в луже собственной крови.
– Отлично! – пробормотал Знаменский. – Просто отлично. Но вопрос в том, чего больше – гиенолюдей у Мордерера или боеприпасов у нас? Боюсь, счет не в нашу пользу. Надо взрывать тут все и сматываться!
– Товарищ майор! – раздался голос солдата связиста, – вас к телефону!
– Какому телефону? – вытаращил глаза Знаменский. – Вас контузило, товарищ солдат?
– Никак нет, товарищ майор. Из шахты звонят, по проводному телефону, которому никак не меньше ста лет. Такие не ломаются.
– Да ну! – усомнился Знаменский. – Так не бывает.
– Бывает. Он же ручной!
– Вы, товарищ солдат, точно контужены! – обозлился Знаменский. – Сходите в санчасть и поставьте клизму.
Солдат тяжело вздыхает, на лице появляется выражение обреченности – как все-таки трудно разговаривать с кадровыми военными!
– Я имею в виду… – начал было объяснять, но его прерывает усталый голос командира саперного взвода:
– Товарищ майор, мы внизу нашли полевые телефоны еще середины прошлого века. Им не нужны батареи, работают от динамо. Крутанул ручку и говори. Подойдите к аппарату, пожалуйста, у Тимофеева серьезное дело к вам.
– Про жопу с ручкой слыхал, но что б телефон! – бубнит под нос Знаменский, подходя к шахте. – Чудо техники, однако!
“Чудо” из крепкой пластмассы действительно обладало ручкой. Крутанув ее несколько раз, Знаменский произносит в микрофон:
– Тимофеев? Как дела у вас?
– Фугас готов, товарищ майор, – отозвался лейтенант-инженер. – Но появилась одна проблема – автоматика отказала. У вас там атомная бомба поблизости не взрывалась?
– Нет, это другое. Не думал, что до вас достанет. Наша электроника тоже сдохла.
– Что ж, – после небольшой паузы произнес Тимофеев. – Тогда придется взрывать вручную.
– Что значит вручную? – удивился Знаменский. – Это не граната.
– Увы, придется. Другого выхода нет. Я все продумал, товарищ майор. Сверяем часы, батальон уходит, мы остаемся. Через час рванем. За это время вы должны добраться до ирригационной системы и пересечь ее. За ней безопасно, потому что на самом деле это демпфер, никакой ирригации там нет. Демпфер – это отражатель. Он направляет энергию взрыва туда, куда нужно.
– Здорово! Никогда бы не подумал, что это демпфер, – признался Знаменский. – Но там ровное поле, как прятаться-то?
– Конструкция демпфера такова, что при взрыве бетонные блоки поднимаются, ударная волна выдавливает их из земли. В противном случае они бы разрушились. Вот эти блоки и послужат защитой, – объяснил Тимофеев.
И подумав, добавил:
– Если все-таки не разрушатся.
– Ага… это предположение или опыты проводились? – уточнил Знаменский.
– Теория, подтвержденная результатами взрывов пониженной мощности.
– Обнадеживает. Но как быть с вами, Василий Николаевич? Неужели нет других вариантов?
– Нет, товарищ майор, – тихо отвечает инженер. – Других вариантов нет. И моя команда остается со мной, в одиночку я не справлюсь.
– Черт! – выругался Знаменский. – Неужели нельзя что-то сделать?
– Нет. По-другому не получится, – твердо ответил Тимофеев. – Это я вам как инженер говорю. Сверяем часы.
Погода капризна. Только что светило солнце, теплый ветер обдувал лицо, но вот движение воздуха изменилось, тучи заслоняют небо, снег валит хлопьями и холод пронизывает до костей. Когда последний терминатор покидал развалины крепости, ветер злобно швырял вслед комья снега, облака цвета асфальта почти касались земли, а снег не падал отдельными снежинками, а рушился комьями. Машины скрылись под толстым покрывалом, только стволы торчали, слепо глядя в белую муть. Гусеницы перемешивали землю в жидкую грязь, черные брызги летели веером. Те из солдат, что решили ехать на броне, живо забрались в железное нутро боевых машин, где тепло и сухо.