– Мы едем тоже! – заявляет один из них.

  – Еще чего! – бурчит Тимофеев. – Марш отсюда!

  – Не выступай, Тимоха, они правы, – говорит Чаднов. – Мало ли что там, внизу. Лишние руки не помешают.

  Лейтенант в замешательстве разводит руками. Помощники действительно могут понадобиться, кто его знает, в каком состоянии фугас. С другой стороны, наверху каждый человек на счету и можно обойтись самому. Тем временем солдаты забираются в кабину. Чаднов легонько подталкивает лейтенанта в спину:

  – Идем. Хрен ли тут думать, трясти надо твой фугас.

  – Ладно, – кивает Тимофеев, – может, и правда, пригодитесь. Захвати-ка полевой телефон для связи. Вон в том шкафчике. Сержант, возьмите тоже и подключите, вывод кабеля рядом, на стене.

  – Что это за хрень такая? – удивляется сержант, держа руками древний аппарат из коричневого пластика с рукояткой для вращения с торца.

  – Не хрень, а телефонный аппарат, – строго поправляет Тимофеев. – Безотказен в любых условиях внешней среды. Даже в эпицентре ядерного взрыва. Не надо только сразу хватать за ручку, обожжешься.

  Орды мигрантов объединяются там, где залп батальонной артиллерии накрыл наступающую колонну передовой орды. Гусеницы боевых машин с хрустом давят остывающие трупы, кровь и содержимое внутренностей брызжут так густо, что борта машин за считанные минуты покрываются толстым слоем вонючей жижи. Вооруженные люди вынуждены прятаться под броню, но это удается не всем – места в салоне заняты награбленным. На тюках с барахлом сидят жены и многочисленное потомство, словно клопы на окровавленных тряпках. Автомобили буксуют в грязи, перемешанной с кровью и горелой плотью. В сочленения гусениц набиваются обломки костей, гребень трака не цепляет землю, его просто нет, башмак елозит по грязи и боевые машины начинают “танцевать”. Очень скоро наступает бардак – бронированный транспорт сбивает на обочину автомобили, лопаются колеса, из пробитых топливных баков брызжет бензин. Тут и там вспыхивают скандалы и драки, кое где звучат выстрелы. Движение останавливается, марширующие колонны превращаются в беспорядочное скопище машин и людей. Далеко в небе электронные глаза спутника бесстрастно наблюдают за копошением людей, электронный мозг анализирует информацию и передает на Землю. За происходящим следят в министерстве обороны, в штабе армии. Офицеры качают головами, тихо матерятся, но ничего не делают. Потому что команды нет. Глава государства, Верховный Главнокомандующий все еще надеется решить конфликт путем переговоров. Он не понимает, этот интеллигентный человек в старомодных очках, что переговоры для дикарей являются признаком слабости. Им чужды понятия благородства, элементарного чувства благодарности за то, что люди научили их ходить на двух ногах, а не передвигаться на четвереньках. Люди открыли им мир и чудовища в людском обличье тут же решили, что этот мир только для них. Потому что понравилось. И не важно, что строили этот мир другие, создавали кровью и потом. Коллективный разум дикарей подобен раковой опухоли, поражающей здоровый организм. Она, эта опухоль, пожирает то, что дало ей жизнь и тем самым пожирает сама себя. Спастись от опухоли можно только одним способом – уничтожить ее. Всю. До последней клетки. Останется хоть одна – опухоль возродится.

  – Артиллерия! – произносит в микрофон Знаменский.

  – Я! – отзывается начарт.

  – Огонь! Из всего, что есть!

  Реактивные установки залпового огня, гаубицы и минометы одновременно выплевывают тонны металла, сотни снарядов и ракет взмывают в серое небо. Тишина после залпа длится считанные мгновения. Смерть с секундомером в костлявой руке отсчитывает время до очередного урожая. Еще живые, но уже мертвые люди заняты своими делами, которые никому не нужны. Никто не обратил внимания на негромкие хлопки в облачном мареве, даже не повернул головы. Град железной картечи смел с брони тех, кто еще не решился слезть в грязь, изрешетил брезентовые покрытия грузовых машин, разбил вдребезги стекла кабин. Стальные стрелы добили тех, кого пощадила картечь или просто повезло. Не успели стихнуть крики ужаса и боли умирающих от ран, как в сером небосводе расцвели рыжие бутоны и ливень огня обрушился на землю. Адская смесь напалма, белого фосфора и термита прожигала насквозь броню, превращала в пепел людскую плот и высушивала жидкую грязь до каменной твердости. Облака пара и черной копоти смешались с туманом, образуя кипящее озеро. Пламя бушевало несколько минут, оставив после себя оплавленные груды металла, удушливый запах горелого мяса и горки пепла. Черный туман опустился на землю, укрывая страшные следы смерти.

  – Это все, товарищ майор? – неуверенно спросил солдат связист.

  – В каком смысле? – не понял Знаменский. – А-а, нет конечно. Мы вырвали передние зубы и отсекли несколько голов, но туловище осталось. Оно скоро будет здесь, – говорил он, глядя на интерактивную карту, по которой медленно расплывалось густое и темно синее, словно чернила, пятно. Это пятно постепенно вытягивается, как язык зверя, обрастает множеством шевелящихся отростков…

  – Очень скоро будет здесь, – повторил Знаменский.

  Лифт спускается неторопливо, словно нехотя, время от времени постукивая боками о выступы. За тонкой стеной что-то поскрипывает, шуршит и потрескивает. Кабина кряхтит, как старый дед и всем своим видом и поведением показывает людям – последний раз! Вот последний раз я вам делаю одолжение! Щас спустимся и пошли все к черту! Днище с глухим стуком касается резиновых подушек амортизаторов, ехидно взвывает раздвижной механизм дверей. Тимофеев решительно берется за рукоять, замок легко поддается нажиму, внешняя дверь, сваренная армейскими умельцами из арматурных прутьев, послушно распахивается. Вспыхивают ручные фонари, перед взорами солдат распахивается громадная, как концертный зал, пещера. Над головами змеится пучок толстых проводов, выползающих из лифтовой шахты. В центре пещеры провода обрушиваются вниз неопрятным ворохом сушеных лиан, вонзаясь прямо в выгнутую спину цистерны для перевозки сжиженного газа, снятой с железнодорожной платформы. Так кажется на первый взгляд.

  – Это и есть… ОНА!? – спрашивает Чаднов севшим от волнения голосом.

  Тимофеев старается выглядеть спокойным.

  – Ага. Старая корова, которая лежит на спине, задрав копыта.

  Он протягивает руку к распределительной коробке, пальцы крепко сжимают пластиковую “башку” рубильника. Контакты соприкасаются, проскакивает белая искра, загораются потолочные светильники. В матовом, неживом свете ламп видно, что ядерный фугас действительно напоминает корову – металлический цилиндр держат четыре столба по краям, упирающиеся в потолок железными подушками. Сверху на фугасе располагается утолщение размером с колесо от трактора “Беларусь” – целая батарея кабельных разъемов в одном корпусе.