– Да, Мордерер! Так вот, в качестве жеста доброй воли господин Председатель принял решение рассекретить эти самые фугасы и размонтировать…
– Идиот!!! – сжал кулаки Знаменский до белых костяшек. – К счастью, он уже мертв.
– Новый не лучше, – вздохнул Тимофеев. – Он подтвердил распоряжение предшественника и на нашем заводе сформировали бригаду инженеров и техников, которая осуществит демонтаж фугасов.
– И вас включили в состав этой бригады, верно? – спросил начштаба.
– Нет, я был старшим в этой группе. Так сказать, бригадиром, – криво улыбнулся Тимофеев. – Но установленные сроки работы были сорваны, какие-то неподконтрольные Мордереру банды начали наступление, наши ответили … в общем, работы так и не начались. А я, – замялся Тимофеев, - видите ли, я не хотел работать. Ни за какие деньги! Дело в том, что этим фугасам очень много лет. В активной зоне ядерного заряда непрерывно идут физические и химические процессы, заряд – это почти живой организм, понимаете? Там, на глубине нескольких сотен метров, могло произойти все, что угодно! Защитная оболочка разрушилась, активное вещество высыпалось, стержни разрушились, уровень радиации может быть чудовищным!!!
Тимофеев говорил громко, почти кричал. Лицо покрылось крупными каплями пота, руки тряслись, голос то и дело срывается.
– Даже просто войти в камеру смертельно опасно! А ведь надо не просто войти и посветить фонариком, надо проверить все электрические цепи, все контакты, обследовать каждый квадратный сантиметр поверхности оболочки. Необходимо оценить состояние взрывчатого вещества, если оно не сдетонирует полностью при подрыве, то неуправляемая ядерная реакция будет не полной, сила взрыва не достигнет расчетной, выброс радиоактивной пыли будет ниже…
– Достаточно, инженер! – прерывает истерику Знаменский. – Мне уже понятно, по какой причине вы оказались в дисциплинарном батальоне.
– Да, я отказался от выполнения приказа, – взмахнул обеими руками Тимофеев. – Меня отдали под суд военного трибунала. На верную смерть. Но это лучше, – едва слышно добавил Тимофеев, – чем заживо гнить от радиации. Поверьте, я знаю, что это такое.
- Верю, - ответил Знаменский, вставая из-за стола с интерактивной картой. – И, кстати, не считаю вас трусом. Я знаю, что вы проявили героизм в том бою, когда почти весь батальон погиб, осталось всего пятьдесят два человека из четырехсот. Вы дрались с теми самыми неподконтрольными Мордереру бандами, не позволив им выйти на оперативный простор в нашем тылу. Но от судьбы не уйдешь, Василий Николаевич, - добавил он уже тише, глядя в глаза Тимофееву. – В шахту придется спуститься. Я точно пока не знаю, но предполагаю, что неожиданная бомбежка высоты, и бестолковое нападение мотопехоты на допотопных американских БМП – это не случайность. Саперы сейчас расчищают проход. Вам надо спуститься вниз и подготовить запуск цепной реакции на всех фугасах, которые уцелели.
- Ты хочешь взорвать их? – удивился начштаба. – Но у нас нет полномочий!
- Ошибаешься, полномочий хоть отбавляй! – улыбнулся Знаменский. – В приказе командарма ясно сказано – уничтожить любым доступным способом в случае невозможности удержать оборону. Я почти уверен, что началось массированное вторжение войск мигрантов и единственный способ их уничтожить – эти самые фугасы. И мигранты об этом тоже знают. Отсюда и бомбардировка, и мотопехота... кстати, я просил узнать обстановку в западной Европе.
- Сию минуту, командир! – спохватился начштаба. – Извини!
Ответ на запрос приходит мгновенно. Лицо начальника штаба вытягивается, по углам рта обозначаются жесткие складки. Ничего не говоря, он переводит изображение на большой экран. Вся территория западной Европы, от Нормандского побережья до границ Германии окрашена в синий цвет. Пунктирами обозначены направления движения колонн противника на колесной и гусеничной технике. Спутник считывает контуры боевых машин, сопоставляет с базой данных в памяти и выдает технические характеристики каждой модели. Колонка убористого текста и цифр с левой стороны экрана растет сверху вниз. Знаменский бросает беглый взгляд на интерактивную карту, мельком смотрит пояснительную записку. Вид такой, словно ему все было известно заранее. Все, кто находятся в салоне КШМ, молчат, на лицах выражение обреченности – ответ на запрос в штаб не пришел до сих пор. Это значит, что помощи нет и не будет.
– Итак, господа, мои худшие опасения подтверждаются! – бодро, словно о начале совместной попойки, произносит Знаменский. – Мы уничтожили передовой отряд противника, в задачу которого входило добить остатки нашего батальона, уничтоженного бомбардировкой и занять высоту. Получилось ровно наоборот! В нашем распоряжении чуть более двух часов. Приказываю – вернуть подразделения на оборонительные позиции, приготовиться к круговой обороне. А вам, товарищ Тимофеев, вместе с командиром саперного взвода приступить к подготовке фугаса к взрыву. Уверен, существует вариант дистанционного подрыва. Я прав?
– Так точно, – вытянулся Тимофеев. – Но надо все проверить.
– Вот и займитесь! Если среди личного состава есть нужные вам специалисты, забирайте.
Офицеры поспешно уходят, в распахнутую дверь врывается холодный ветер, несколько снежинок падают на интерактивную карту. Знаменский несколько мгновение смотрит, как кристаллики льды превращаются в капли воды, затем переводит взгляд на интерактивную карту, на синие наплывы, обозначающие надвигающиеся орды мигрантов. Испания, Франция, страны Бенилюкса словно покрыты синюшной опухолью, она разрастается, грозя затопить всю Европу.
– Товарищ солдат! – обращается Знаменский к солдату связисту. - Мне нужен прогноз погоды на ближайшие три дня и роза ветров.
– Есть!
Разведка доложила, что противник движется по трем направлениям колоннами. Фланговые подразделения отстают на полсотни километров, получает классический клин. Или свинья – излюбленный строй европейских армий с незапамятных времен. Похоже, об уничтожении передового отряда противнику известно, так как скорость передвижения центральной колонны увеличилась до максимально возможной на данной местности, а фланговые не торопятся. “Это примерно пятьдесят километров в час, – думал Знаменский, глядя на интерактивную карту. – Через полтора часа мотопехота окажется в зоне поражения. Как всегда, впереди будут самые быстрые, самые лучшие машины, ведомые опытными водителями. На марше типа “давай-давай” всегда так. Следом притащатся остальные – кто на хвосте РЭМа (РЭМ – ремонтно-эвакуационная машина), кто своим ходом на одном моторе. Сломанные машины бросят, людей пересадят на исправные – под броню, на броню, только что на стволах висеть не будут. Это не войско, а шобла, которой надо побыстрее добраться до пункта назначения и пожрать!”