Литмир - Электронная Библиотека

– Я приму это к сведению, ваша честь, благодарю вас.

Судья объявил о рассмотрении следующего дела. Фейнсток закрыла папку с делом Глэддена и, отложив ее на левый край стола, взяла новую папку из стопки справа.

Краснер повернулся к Глэддену с легкой улыбкой:

– Вот как бывает, мистер Брисбейн. Я-то рассчитывал, что судья назначит залог в двадцать пять тысяч. Что касается нашей красотки, то она должна быть счастлива, как говорится, выше крыши. Запросив четверть миллиона, она в глубине души не рассчитывала получить ни гроша сверх установленной правилами суммы. Так что ей повезло.

– Ну и ладно. А сколько еще придется ждать, прежде чем я выйду отсюда?

– Посидите пока здесь и не волнуйтесь. Я устрою так, что через час вы будете на свободе.

Глава 11

Недавний шторм вздыбил коварный ломкий лед, образовавшийся вдоль берегов озера Мичиган, заставив его принять самые удивительные и причудливые формы. Верхние этажи небоскреба Сирс-тауэр были совсем не видны, скрытые грязно-серым покрывалом облаков, что низко повисли над городом. Все это я наблюдал, подъезжая к Чикаго по автостраде. Стояло позднее утро, и мне подумалось, что днем наверняка снова пойдет снег. Ну и погодка! А я еще сетовал, что у нас в Денвере холодно. Однако, выйдя на улицу в чикагском аэропорту Мидуэй, я понял, что такое настоящая зима.

В последний раз я был в Чикаго три года назад и, несмотря на суровый климат, до сих пор иногда скучал по этому городу. В начале восьмидесятых годов я учился тут в школе журналистики и именно тогда полюбил Чикаго. Одно время я даже надеялся, что мне удастся остаться здесь и пристроиться в одну из местных газет, однако ни в «Трибьюн», ни в «Санди таймс» мною не заинтересовались: редакторы, к которым я обращался, посоветовали сначала набраться опыта и приходить, уже имея в портфолио хотя бы несколько опубликованных статей.

До сих пор помню, какое горькое разочарование я тогда испытал. И дело было не только в том, что меня отвергли, но и в необходимости уехать из Чикаго. Разумеется, я мог бы зацепиться в службе городских новостей, где подрабатывал студентом, однако это был совсем не тот опыт, который ценили редакторы крупных газет, да и перспектива службы в телетайпном агентстве, где платят столько, что это может привлечь лишь студентов, для которых возможность публикации гораздо важнее денег, нисколько меня не прельщала. Вот как случилось, что я вернулся домой и поступил на работу в «Роки-Маунтин ньюс».

Много воды утекло с тех пор. В первое время я ездил в Чикаго как минимум дважды в год – повидаться со старыми друзьями и посетить наши любимые бары и кафе, однако теперь это осталось далеко в прошлом. В последний раз я был здесь три года назад, когда один из моих друзей, Ларри Бернар, обосновался в «Трибьюн», проработав несколько лет за границей и приобретя тот самый опыт, что в свое время требовали от меня. Тогда я отправился в Чикаго, чтобы встретиться и поговорить с ним. Наверное, сейчас и у меня набралось бы достаточно хороших статей, чтобы претендовать на место в «Трибьюн», но я так и не собрался отослать их.

Таксист высадил меня на набережной, возле отеля «Хайатт». Редакция «Трибьюн» находилась как раз напротив него, на другом берегу реки. Поскольку я не мог заселиться до трех часов, то оставил вещи у дежурного, а сам направился к платным телефонам. Порывшись в справочнике, набрал номер Третьего участка Управления полиции Чикаго и попросил позвать детектива Лоренса Вашингтона, но, как только он отозвался, тут же повесил трубку. Я отнюдь не собирался беседовать с ним по телефону; все, что мне было нужно, это узнать, на месте ли детектив. Мой личный опыт общения с копами подсказывал, что договариваться о встрече заранее не имеет смысла. Совершая подобную глупость, вы лишь любезно сообщали человеку, какого места ему следует всячески избегать в ближайшее время. Многие полицейские не любили общаться с репортерами, а абсолютное большинство стремилось к тому, чтобы их даже не видели в компании представителей прессы. Даже с теми немногими, кто соглашался на беседу, приходилось вести себя предельно осторожно, так что я предпочитал устраивать на нужных мне людей засаду. И относился к этому как к своего рода игре.

Повесив трубку, я посмотрел на часы. Время неудержимо летело к полудню, а это означало, что на все про все остается около двадцати часов.

У дверей гостиницы я остановил такси и попросил отвезти меня в Белмонт, заехав по пути в Линкольн-парк, где в свое время и был обнаружен труп Бобби Сматерса. На днях исполнился ровно год со дня смерти мальчугана, и мне отчего-то казалось, что место его гибели должно выглядеть так же, как в тот трагический день.

Устроившись на заднем сиденье такси, я включил компьютер и открыл файл с заметками из «Трибьюн», которые загрузил в память еще вчера. Просматривая статьи, посвященные ходу расследования, я быстро нашел искомый материал – подробный отчет о том, как научный сотрудник расположенного неподалеку зоосада, возвращаясь от своей подружки напрямик через парк, нашел изуродованное тело. Труп мальчика лежал посреди заснеженной поляны, на которой летом проводились соревнования по игре в бочче[5]. В статье утверждалось, что упомянутая поляна находится неподалеку от Кларк-стрит, оттуда хорошо видно выкрашенное в красный цвет здание конюшни, принадлежащее этому самому зоопарку.

Движение в городе в этот час не было интенсивным, и мы добрались до парка за десять минут. Я велел водителю ждать меня на Кларк-стрит, а сам вышел из машины.

На чистом белом снегу вокруг не было почти никаких следов. Снежные шапочки на сиденьях и спинках скамеек, выстроившихся вдоль аллеи, достигали трех дюймов в толщину. Эта часть парка почему-то показалась мне заброшенной, здесь даже птиц не было.

Я прошел несколько ярдов по аллее и увидел поляну. Разумеется, рассчитывать на то, что мне удастся обнаружить что-то новое, было бы глупо, и все же я чего-то ждал, хотя и не мог сказать, чего именно. Возможно, надеялся на внезапное озарение.

Почти на середине поляны я наткнулся на чужие следы, ясно отпечатавшиеся в глубоком снегу. Они пересекали мой путь слева направо. Я зашагал дальше, но вскоре наткнулся на еще одну цепочку следов, которая шла в обратном направлении. Очевидно, одна и та же группа людей возвращалась туда, откуда пришла.

«Дети, – подумал я. – Должно быть, это дети ходили в зоопарк».

Зоопарк, кстати, был еще открыт. Глядя в ту сторону в надежде увидеть упомянутую в статье конюшню, я заметил цветы у подножия корявого толстого дуба, росшего в двадцати ярдах от меня.

Приблизившись к дереву, я догадался, что это может означать, – цветы были оставлены здесь в годовщину смерти Бобби Сматерса. Ярко-алые розы, выглядевшие на снегу, словно пятна свежепролитой крови, были сделаны из древесной стружки.

Подняв голову, я увидел, что кто-то вставил в расщелину ствола явно не любительскую, а сделанную в студии фотографию улыбающегося мальчишки, который сидел, упершись локтями в стол и подперев кулаками щеки. Бобби Сматерс. На нем были красный пиджак и белая рубашка, на шее повязан крохотный голубой галстучек. Цветы, должно быть, оставили его родители, но я недоумевал, почему в годовщину смерти они не поехали на кладбище, а пришли сюда. Впрочем, возможно, на кладбище они тоже побывали.

Потом я огляделся по сторонам. Пруд около конюшни замерз, по его поверхности скользила парочка конькобежцев. И все, больше никого вокруг не было.

Такси дожидалось меня на Кларк-стрит, приткнувшись к тротуару возле массивной кирпичной башни. Над входной дверью болталась вывеска с надписью «Хемингуэй-хаус». Именно из этого здания вышел в то утро сотрудник зоопарка, чтобы вскоре наткнуться на труп.

Еще раз посмотрев на снимок, я без колебаний вытащил его из щели в коре. Фотография оказалась закатана в тонкий пластик, предохранявший ее от снега и дождя; на обратной стороне было написано имя мальчика. Я сунул фото в карман куртки: пригодится для статьи.

вернуться

5

Бочче – итальянская игра, напоминающая игру в шары, которая проводится на земляной или травянистой площадке.

31
{"b":"682376","o":1}