Сущая правда, в дороге княгине ничего не грозит, а вот в Тихой обители, надеюсь, она задержится надолго. На территории храма только безумец рискнул бы прибегнуть к ведьмовской силе. Безумной княгиня не была. И рисковать ребёнком она не захочет.
Как же всё просто и складно у меня получилось. Дастарьян не жилец больше. Вельдара не переживёт родов. Её младенец уйдёт вслед за ней. Вот только об этом никто не узнает. Короля Ассии известят о рождении внучки и о безвременной кончине её матери. Через год после смерти княгини дочь Сафины привезут во дворец. Приданое Вельдары останется в Радеже. А после трехгодичного траура я подыщу себе новую жену. Сыновья мне всё же нужны.
На следующий день Даст уехал. А спустя три дня и мы с княгиней отправились в дорогу.
Она всё больше молчала. Смотрела на меня задумчиво, пытливо так. Чует ведьма опасность. Чует, но едет. На Дастарьяна надеется? Он бы, конечно, не позволил держать её в монастыре силой. Но до Тихой обители Дасту уже не добраться.
Вельдара спокойно вошла на территорию монастыря. И с моим предложением провести там неделю другую, не споря, согласилась.
— Мне действительно нужно помолиться, — сказала она, опустив глаза. Вот только, от её тяжелого взгляда, скользнувшего по мне, внезапно перехватило дыхание. — Спасибо, Льен, за такую возможность.
— Сообщите, когда решите вернуться, — сказал я, не желая её преждевременно тревожить. И радуясь, что нет пока нужды удерживать княгиню в обители силой.
— Через месяц вы с Дастарьяном ко мне сами приедете, — провожая, улыбнулась мне Вельдара.
Ну, и куда подевалось её ведьминское предвиденье? Хотя, может я и соизволю доставить к ней прощающегося с жизнью братца. Проявлю к нему последнюю милость. Кто знает? Кто знает?
Глава 16
Вельдара.
Я смотрела вослед уходящему Льену с чувством лёгкой жалости. Ну, вот и всё. Партия почти доиграна, и хотя о своём поражении мой противник пока не догадывается, ничего это не меняет. Вины за собой я не чувствовала. Ну, почти. Всё же я сама спровоцировала Льена.
И всё равно, за что я должна себя винить? Яд в бокал его рука добавила. А то, что этот самый бокал ему же и достался, так разве ж это не справедливо? На что князь вообще рассчитывал? Совсем страх потерял, с ведьмой надумал тягаться.
Могло ли у него получиться? Сомнительно, учитывая неизбежный эмоциональный всплеск убийцы. Для меня, это равносильно тому, что о своем намерении Льен громко прокричал. Да и яд он выбрал не тот. Отраву, что мгновенно не убивает, я из организма способна вывести. Только князь об этом не знает. Он вообще почти ничего о таких, как я, не знает.
Оценивай Льен себя здраво и честно, он за моё щедрое предложение поблагодарить меня был должен. Ну, какой из него правитель?! Жил бы да радовался. Так нет, оскорбился, гордость свою решил потешить. А за ненависть и амбиции всегда высокую цену платить приходится. Так что, вину за его смерть я на себя не возьму, и Яну терзаться не позволю.
Но в монастырь я приехала не зря. Отчего-то мне легко здесь дышится. И смутно тревожащие страхи отступают. Да и разобраться нужно, зачем Льен сюда отправил свою любовницу.
Восторг князя от того, что я безропотно последовала за ним в этот, чем-то приглянувшийся ему монастырь, а потом, не споря, согласилась здесь остаться, был настолько для меня очевиден, что мысль о заготовленной для меня ловушке напрашивалась сама собой. Вот только я его ловушек не боялась, а любопытно стало. Захотелось подыграть глупцу, да и тому, что должно случиться, лучше произойти вдали от столицы. Смерть князя важно с умом донести до народа, расставив акценты так, чтобы от случившегося не пошатнулся подо мной княжеский престол.
Выделенная мне келья в гостевой части Тихой обители поразила меня своим аскетизмом. Довольно узкая деревянная кровать, тоненький набитый соломой тюфяк на ней и такая же подушка. Возле маленького высоко расположенного окошка грубо сбитый деревянный стол, табурет перед ним. На столе глиняный кувшин с водой и чаша. А ещё там лежала книга священных наставлений и молитв. На стене напротив кровати имелась роспись — знаки правящих нашим миром Богов. Вот и всё убранство.
Мне принесли абсолютно чистое, возможно даже новое постельное бельё и лёгкий плащ- накидку с капюшоном, который требовалось набрасывать на плечи для передвижения по обители.
— Сестра — настоятельница примет вашу светлость сегодня перед вечерней молитвой, — сообщила приставленная ко мне молоденькая монахиня, потупив глаза. — Я приду за вами и проведу к ней.
— Благодарю, — кивнула я, соглашаясь. — А сейчас, я хотела бы отдохнуть с дороги.
Монахиня быстро застелила мою постель и удалилась, не произнеся ни одного лишнего слова.
Прислушавшись к себе, решила, и правда, прилечь ненадолго. Усталость навалилась непомерной тяжестью, погружая меня в сон. Спала я довольно долго, так что с трудом успела на назначенную настоятельницей встречу.
— Ваша светлость, мне приятно ваше намерение задержаться в стенах обители, — начала нашу беседу немолодая монахиня, с властного лица которой на меня пристально смотрели умные, совершенно не отражающие никаких эмоций глаза. Цепкий взгляд этих холодных глаз внимательно всматривался, ища во мне слабинку, брешь, проникнув через которую, сестра- настоятельница смогла бы препарировать мою душу.
— Хочу поблагодарить вас, что позволили мне остаться, — уголки моих губ чуть дрогнули, изображая намёк на улыбку. — Иногда возникает потребность остановиться, уйти от забот и проблем, и просто побыть наедине с самим собой. А уж в моём нынешнем положении…
Я положила руку на ставший уже заметным живот, пятый месяц всё же. Хоть одежды, при желании, позволяли мне и дальше умалчивать о моей беременности, но оно и к лучшему, что Льен приказал донести до жителей княжества это радостное известие. А уж тем более в преддверии грядущих событий.
— Мне понятна ваша потребность, — монахиня отвела, наконец, от меня глаза. — Прошу вас, присаживайтесь.
Я опустилась на предложенный мне деревянный стул с высокой удобной спинкой.
— Чай?
Отказываться я не стала.
Какое-то время мы помолчали, отдавая должное пряному травяному чаю и крошечным булочкам из довольно пресного теста.
— Ваш муж, — голос настоятельницы ощутимо потеплел, стоило ей заговорить о Льене, — несмотря на лежащую на его плечах заботу о нашем государстве, в поисках благословения Богов для своих начинаний, часто навещает обитель.
Ого, сколько пафоса. А вот тепло в голосе идёт от сердца. И за что же князя Льена так любят в Тихой обители?
— И матушке князя, кроткой княгине Зиде, случалось подолгу гостить в монастыре. Здесь ежедневно поминают почившую княгиню в возносимых Богам молитвах. Обитель многим ей обязана.
Кроткой княгине? Любопытно. Ну, набожной мать Льена, согласно всему, что я о ней знаю, совсем не была. А в Тихой обители она пряталась от гнева мужа, которого безмерно раздражала. Хитрой Зиде явно удалось найти общий язык с монахинями. И теперь её сын может рассчитывать на их поддержку. Не думаю, что при этом, он делится с настоятельницей своими искренними намерениями и признаётся ей в своих целях. При желании любому деянию можно подобрать богоугодное объяснение.
— У вас есть насущные нужды, требующие моей помощи? — поинтересовалась я, не желая изображать реверансы, и обходясь без заверений, в пробудившейся во мне потребности, быть полезной святой обители. — Я не откажу вам в вашей просьбе.
Сестра- настоятельница поджала губы. Мой тон ей не понравился. А вот смысл мною сказанного, явно, заинтересовал.
— Помощь никогда не бывает лишней. Знаете, сколько сирот находят приют в обители, скольким страждущим не к кому больше обратиться. Думаю, это не только право, но и обязанность имеющих деньги и власть, через нас проявить свою милость к ближнему.
Спорить с ней я не стала.
— Я отдам распоряжение канцлеру о выделении вашему монастырю постоянного финансирования, согласно составленной вами сметы предполагаемых расходов, — сообщила я настоятельнице о своём решении, пристально следя за её реакцией на моё обещание.
